Снега моей души

– Что значит «дороже»? Тяжело или долго?

–Плохо там. И туда плохо – дорога узкая, тайгой всё заросло, особенно после перевала, а уж там… Там совсем никуда не годится. – Николай вздохнул и закурил.

– Не понял. Что там плохо? Посёлок-то нормально стоял, болот нет, тайга чистая, река рядом, горы вокруг. Красивейшее место… – недоумение Сергея было явным и неподдельным.

– Да всё там плохо! Домов нет – развалины одни и кучи мусора с шифером вместо них, заросло всё тайгой и травой, ямы всякие кругом, шурфы брошенные – не ровен час, шею сломаешь. Пропастина, а не место! Вертепы! А уж когда там геолог пропал… – Николай сплюнул и потянулся к фляжке.

– Та-а-а-к…– протянул Сергей. – Ничего себе! А подробнее можно?

– Да я и сам толком ничего не знаю. Говорили, что ушёл туда, на прииск, зачем-то. То ли золото искать пошёл, или что ещё… А может, так же, как тебя… тьфу-тьфу, на родину потянуло взглянуть. Сам-то он из посёлка был. Зародний его фамилия, ещё главным геологом там был. Может, помнишь?.. – Николай говорил это как-то странно – скороговоркой, избегая взгляда собеседника.

Сергей сразу же вспомнил того, о ком сейчас шла речь. Рудольф Владимирович Зародний. Высокий, немного сутулый, приятной наружности, седой мужчина. Они – семья Зародних, жили в соседнем с ними коттедже, а сам глава работал геологом в управлении прииска. Сергей прекрасно помнил всю эту семью, а с его, Зароднего, дочкой Ириной, учился в школе. Она была на год младше его, прекрасно пела, да и вообще, была очень недурна собой. Он даже приударил за ней в десятом классе, но получил полную отставку….

– Стоп, стоп! Так ведь уехали они из посёлка! Раньше нашей семьи уехали, когда всё разваливаться стало! Ничего не понимаю! Он-то как опять здесь оказался? – Сергей закурил, возбуждённо вышагивая около машины.

– Э-э! Ничего-то ты не знаешь! Когда плохо всё стало, когда стали нас закрывать эти суки ельцинские, многие вернулись с материка. Сильно в этих местах золотодобыча самопальная, артельная, полыхнула. Мужики толковые, те, кто кумекал в этом деле, стали собирать всех, кто не сдох от водки, в кучки. Начали оформляться кое-как в артели, участки брать для добычи. А кто поумнее – те позвали сюда зубров, типа Зароднего. У того в голове все планы и всякие карты маркшейдерские кишмя кишели. Денег-то ему хорошо положили в артели, вот он и приехал. Один был, семья осталась то ли в Пензе, то ли в Томске… – Николай вопросительно посмотрел на Сергея и, увидев его кивок, опять потянулся к фляжке.

– В Омске. Я говорю, что в Омске семья его живёт. – Сергей поправил рассказчика.

– Ага, в Омске значит. Ну, так вот, артель стояла в Солнечном, там и контора их была, и склады, и технику они там ремонтировали. Но мыли золото в районе прииска – зимой заползали по зимнику, старые дома разбирали, и бараки на участках строили, вскрышу пород делали. А Зародний главным геологом у них был – точно показывал, куда и где, чем и как. Да так точно, что первыми они стали по добыче золота, и слухи о Зароднем-то и поползли. Мол, классный спец есть в артели, фартовый дядька. Молодого якута-геолога из Якутска ему прислали для обучения, но тому он ничего не показал, ничего не раскрыл – говорил, что глупый пацан был. Расфуфыренный, но глупый. Сопляк современный уехал, как приехал… Якутские начальники, после этого, на геолога сильно обиделись. Говорил тот, что все карты и схемы у него в голове, что сам лично всегда ходил и ходить будет, и разведку, говорил, тоже сам проводить намерен. И что старых карт у него сроду не было. Может и не врал…– Николай курил и, говоря это, внимательно рассматривал ногти на пальцах, что держали сигарету.

– А как пропал-то? Искали? И давно это было? – Сергей был само внимание, слушал, не перебивая, хотя вопросов в голове крутилось множество.

– Давно… Почти четыре месяца, как исчез. Ну, в аккурат май был, как сейчас помню. Его мой напарник Димон вон до той скалы довёз. Выпили они ещё… – рассказчик как-то встрепенулся, и ошалело посмотрел на Сергея. – Вот, э-э-э, как сейчас мы с тобой…

– Ладно, ладно! Не каркай… – Сергею почему-то было трудно произнести эти слова ровным голосом…

–Ага, ну, он и пошёл, геолог-то. Ещё машина вот досюда не доехала, а он уже за поворотом скрылся – быстро так пошёл… Не вру! Он рукой Димону помахал перед скалой. Вот так помахал… – Николай резко дёрнул рукой вверх, показывая этот жест прощания.

– Ну, ну… – торопил рассказчика Сергей.

– Что «ну»? Его не сразу хватились – он и раньше на месяц один спокойно уходил, на разведки всякие там, пробно мыл, потом те участки его артель арендовала, или карты рисовал, черт его поймет. Дорисовался… А потом Димона затаскали менты, когда геолог-то пропал. Шесть раз допрашивали, что да как, было ли оружие у геолога, как ехали, что говорили, как прощались… Еле отбился наш Димон – шили мокруху, по всему… А геолога там искали, и вертушка там летала – глухо. Месяц, как прекратили. С тех пор Димон никого и никуда не подвозит. «Ссыть» ещё раз влететь вот так, по-дурному. Да, а у тебя ствол-то хоть есть? – Николай в упор, не мигая, смотрел на Сергея.

– Да, помпа двенадцатого калибра, четырёхзарядная. Картечь и пули почти бетонобойные – Дуплекс. А что?… – Сергею не понравился этот вопрос.

– А что не видать-то? Вроде и мешок у тебя небольшой, смотрю.

– Короткий ствол, да и пополам разобранный. А что? – снова переспросил Сергей.

– И славно! Я, грешным делом, подумал, что у тебя нет ничего. Нечего там делать без ствола-то. И посматривай там, головой крути на все триста шестьдесят градусов и уши разуй… – Николай вплотную приблизился к Сергею и напряжённо говорил ему это почти в лицо, обдавая острым запахом перегара, лука и табака.

– Где это «там»? – Сергею уже совсем не нравился тон водителя.

– Где… – Николай помолчал и, как-то разом обмякнув, добавил: – Где, где… В тайге.

А потом, что-то пробормотав, он решительно повернулся к Сергею и сказал странную фразу, после которой разговор он посчитал законченным, и начал прощаться.

– Сергей! Ведь карта у тебя есть? Не, не доставай! – Николай махнул рукой. – Место это, где Зароднего искали, на карте есть – чуть выше ручья Баатыло, километров пять будет. Дорога ещё там поворачивать начнёт петлёй такой. Ручей-то крошечный, но распадок его глубокий, как ущелье. Справа впадает в реку – как раз тебе по ходу. Это Суурэн-Ытэрэр. На русский переводится это… Э-э-э… сейчас-сейчас…Во! Ручей Лающей собаки. Точно – лающей. Лает там кто-то, говорят. И что характерно: зимой не лает, а летом слышно. Эвены говорили про какие-то камни большие, но что – не припомню. Реально, не вру! Но, сдается мне, что Зародний там не пропал. Он оттуда не вернулся…

Дальнейшие расспросы были бесполезны.

II

Шёл пятый день его пути к старому прииску.

Перед расставанием, которое немного затянулось благодаря спирту, Сергей, к его величайшей досаде, не сумел привести в чувство Николая. Чрезмерное возлияние свалило водителя. Затащив его в кабину, Сергей подложил под спину и бок бесчувственного тела засаленную куртку, которую нашёл под сиденьем авто, а затем написал записку, которую укрепил на лобовом стекле, прижав солнцезащитным козырьком. В этой записке он указал время своего прихода на развилку и повторил просьбу о встрече.

А затем, с нелёгким сердцем, ругая себя за то, что позволил Николаю напиться, двинулся в путь.

Уже пройдя метров триста, Сергей поравнялся со скалой и оглянулся.

Оглянулся и вздрогнул от неожиданности.

У машины виднелась фигурка человека. Это был Николай. Он стоял и молча смотрел вслед ему, Сергею.

Фигурка резко выкинула руку вверх, как бы в прощальном приветствии. Хлопнула дверь, взревел мотор и машина, резко взяв с места, исчезла за поворотом. Еще некоторое время было слышно неравномерное, на подъёмах и спусках невидимой отсюда трассы, моторное жужжание, но вскоре и оно растворилось в звуках тайги.

Сняв рюкзак, Сергей подтащил его к скале, достал вещи и принялся переодеваться.

Его походная одежда многое могла рассказать о хозяине. Внешняя потрёпанность широкой куртки-анорака и штанов, похожих на галифе, была кажущейся. Материал, из которого эту одежду сшили, имел огромный запас прочности, и поэтому при долгой эксплуатации терял только внешний лоск, но не толщину или крепость швов. Все в ней было продумано до мелочей. Никаких тебе накладных карманов и красотулек, типа погон, полное отсутствие снаружи замков и пуговиц – упрятаны под специальные накладки. Даже брюки – казалось бы, что можно здесь ещё такого придумать, – имели специальные резинки на штанинах выше колен, не позволяющие им, этим штанинам, сползать вниз при ходьбе. Цвет одежды был серо-зелёный, и Сергей, облачившись в это потёртое великолепие, исчез, как растворился, на фоне скалы, около которой временно расположился.

Закончив с переодеванием, взглянул на небо, оценивая перспективы появления дождя. Серые тучи закрыли весь горизонт, но воды в себе, которая была бы сейчас некстати, не несли. По поводу сохранности вещей и иных предметов, которые находились в рюкзаке, он не переживал. Дело в том, что в рюкзак был вставлен вкладыш. Герметичный и очень лёгкий, он давал стопроцентную гарантию защиты от воды всего, что было в нём размещено. В любой ситуации. А при попадании в воду целиком, на этом рюкзаке можно было даже плыть, как на накачанной камере от автомобиля, не дай бог, конечно. Но такой способ переправы Сергей уже применял в прошлом году. Некомфортно было, и даже очень напряжённо, но надёжно и с крепкой гарантией.

Следующим этапом подготовки к движению была сборка оружия. Это Сергей сделал быстро, почти не глядя на предмет сборки. Первое движение быстрое – ствол в ствольной коробке, второе ещё быстрее – закреплён стопор, третье, как пальцы забегали – патрон за патроном, патрон за патроном в магазин.

Собирая ствол, поймал себя на мысли, что всё время, пока находится здесь, он оглядывается по сторонам…

Наконец, всё было приведено в готовность: одет, оружие закреплено сбоку рюкзака, рюкзак стоит около ног. Достав карту, Сергей ещё раз, сам не зная почему, просмотрел предстоящий маршрут. Его взгляд, уколовшись о черную точку развилки трассы, заспешил по коричневой линии старой дороги, изредка перепрыгивая через синие жилки ручьев, которые её пересекали, останавливаясь только перед красно-коричневым нагромождением горизонталей, обозначавшим спуски или подъемы, и, иногда, подползая, как бы осматриваясь, к треугольникам, изображениями которых маркировались вершины гор, стоящие вдоль дороги.

Лишь в одном месте, почти у самого прииска, неутомимый в своем движении, взгляд остановился, как вкопанный. Его прыть не смогла преодолеть коричневую темноту обозначения некоего узкого пространства в рельефе – распадка с высокими, почти вертикальными стенами. Синяя жилка ручья вырывалась из этой темноты прерывистым пунктиром пересыхающего потока. Суурэн-Ытэрэр.

И сразу же явственно, как только что произнесённое, Сергей услышал: «На русский переводится это… Э-э-э… сейчас-сейчас… Во! Ручей Лающей собаки…Но, сдаётся мне, что Зародний там не пропал. Он оттуда не вернулся…»

Вздохнув, он упаковал карту, ещё раз осмотрел снаряжение и, натужно подняв рюкзак на плечи, принялся подгонять его подвеску. Наконец, затянув всё, что полагалось затянуть и, ослабив всё, что было необходимо ослабить, Сергей постоял, выравнивая дыхание. Затем, попрыгав несколько раз на месте и покачавшись из стороны в сторону, он начал движение к синей параболе первого перевала, который виднелся километрах в пяти. За этим перевалом начинались разноцветные, черно-жёлтые горы хребта Селлях.

Дорога приветствовала его первые шаги хрустом гальки под ногами и шелестом раскачиваемого ветерком тальника, зелёной стеной стоящего вдоль обочины.

Сергей почти всю дорогу, благо путь был несложный, обдумывал странное поведение водителя, пытаясь привести различные аргументы и строя догадки, но, ни к чему конкретному так и не пришёл.

А дорога, если так можно назвать то направление, по которому двигался путник, баловала. Промытые многочисленными ручьями ямы и канавы, которыми изобиловало серое, измождённое, давно не знавшее скальпеля дорожных ремонтных машин, тело старой дороги, легко обходились. Ни о каких завалах упавших деревьев и речи не было – тоненькие стволы придорожного тальника не могли создать ничего подобного, а редкие лиственницы, что упали, подмытые потоками воды или времени, переступались сходу.

Просматривался путь далеко вперёд, что позволяло идущему четко планировать темп и характер своего движения. Если впереди был подъем в гору, а это, как правило, были так называемые «тягуны» – длинные, равномерные повышения высоты склонов гор, то движение немного замедлялось, если спуски – темп оставался прежним.

Роль единственного минуса, сводившего на нет всю ту лёгкость, с которой Сергей каждое утро начинал свой путь, играло солнце. Его мягкий, слегка розоватый из-за прозрачных туманов, свет, осторожно будивший путника утром, к обеду становился ожесточённо-злым демоном. Лучи солнца, ласкавшие в дуэте с прохладным ветерком лицо утром, помогая бодрости занять место уходящего сна, к обеду резали, нет, полосовали это лицо острой бритвой. А к ночи снова, сменив буйство характера на кротость, становились ласковыми, обманывая.

По сути, ночей-то, как таковых и не было. Было два-три часа ослепительной темноты, которая разом, безо всякого там красочного перехода, называемого рассветом, становилась светло-розовой мглой. Солнце выпрыгивало из-за сопок стремительно, будто желая посмотреть, а всё ли у него, Сергея, в порядке. Следующим, кто присоединялся к пляске его лучей, был легкий ветерок… Ну, а дальше всё шло по известному уже сценарию.

Одиночество путешествия не тяготило Сергея. Скорее, наоборот, в его душе поселилась тихая и неосознанная радость от того, что впереди было ещё много дней, на протяжении которых общения с себе подобными у него не будет.