Снега моей души

Они собирались на охоту давно.

Они – это четверо старых друзей, знающих друг друга ещё с детских лет. Это сейчас они заматерели, головы их покрылись сединой, речь стала продуманной, а походка – степенной. А раньше, в студенческие годы, их жизнелюбие граничило порою с безрассудством. Дерзкие розыгрыши преподавателей, хождение по карнизам и балконам, сплав по неизвестным рекам без лоций…

Один из них, Иван, будучи большим начальником, взялся организовать для поездки на охоту транспорт. По одному его звонку в подсобном хозяйстве золотодобывающего прииска, коим он заправлял, срочно подготовили четырёх лошадей. Сами друзья начали собираться ещё с обеда, благо, что была суббота. К утру воскресенья всё было готово. Несколько обязательных слов перед дорогой, и небольшой караван медленно двинулся из посёлка к дальним распадкам.

Стояла чудесная осень. Есть такая пауза в осенних погодах, когда лето уже ушло, а небесные хляби ещё не разверзлись. Это то время, когда на ветвях рыжих лиственниц колышется паутинка августа, и солнце ещё греет кожу лица, но затылок уже холодит легкий ветерок, а воздух становится прозрачным, и далёкие дали выглядят выпуклыми, как будто лежащими под большим увеличительным стеклом, чистым и голубым.

Цепочка лошадей с наездниками свернула с дороги и втянулась в зелёные дебри глухого распадка. По мере продвижения вглубь его, тайга становилась всё гуще. Бурелом, небольшие болотца и россыпи камней на густых, глубоких мшаниках сильно затрудняли движение каравана. Но он упорно шёл вперёд.

Так они двигались до вечера. И пора бы остановиться, но Иван, большой знаток этих мест, не хотел этого.

– Скоро будет избушка. Она старенькая, но поместимся все! – подбадривал он друзей. Друзья хмурились и молчали.

Но всё имеет своё окончание – впереди неожиданно показалась потемневшая крыша строения.

«На сегодня достаточно», – Иван соскочил с лошади. Все спешились и привязали лошадей к лиственницам, метрах в пяти от избушки. Каждый из друзей знал свои обязанности, такая практика сложилась за многие годы. Кто-то разжигал костёр, кто-то пошёл на поиски воды, кто-то рубил дрова. Иван всегда начинал подготовку к ночевке с того, что чисто выметал пол избы. Он любил спать в спальном мешке, расположившись на полу у двери. И поэтому, первым делом наломал веток и связал веник. Распахнув дверь избы, он, по-хозяйски подбоченясь, оглядел помещение.

Изба как изба. Подслеповатое оконце, нары по обе стороны и стол между ними. Справа от двери стояла печка, изготовленная из старой металлической бочки. Бочка лежала на боку и была обложена камнями – так дольше отдавалось в помещение тепло. Иван заглянул под нары, но ничего не увидел: на улице смеркалось, а свет в окошко почти не проникал, так как ветви лиственниц закрыли его, плотно обступив дальнюю стену избы, в которой это окошко было прорублено.

– Из-под нар выметать не буду, – подумал он и начал мести от стола в сторону печки. Работу он делал не спеша, растягивая удовольствие, которое получал от этих нехитрых движений. Изредка бросая взгляд на раскрытую дверь, он постепенно двигал веником растущую кучку мусора к печи. Сумерки неслышно подкрадывались к лагерю, вытекая сизой пеленой из тайги, которая всё плотнее обступала место их лагеря. Темнота незаметно заполнила углы избушки и сгустилась под нарами до черноты. И только пляшущее пламя костра освещало мерцающим красным светом порог и часть пола перед ним.

Кучка мусора всё ближе и ближе продвигалась к печке. Обметая пол вокруг печки, Иван подошел к углу за ней и наклонился, чтобы лучше достать веником.

И вдруг…

Перед его глазами неожиданно возникло омерзительное, маленькое сморщенное личико! И глаза! Налитые кровью глаза! Личико отвратительно кривилось, неуловимо быстро меняясь, превращаясь в жуткую, неестественную какую-то, рыхлую маску. Ряды кривых, торчащих в разные стороны, острых и желтых зубов издали отвратительный скрежет, и волна зловония ударила в лицо Ивана.

Он дико закричал и отскочил в сторону. И в тот же миг мимо его ног шмыгнул мышью маленький, не более полуметра, человечек! Он был одет в какое-то тряпьё, на голове его криво сидела поношенная зимняя шапка с оторванным ухом. Прихрамывая, он подбежал к нарам, резко обернулся, проскрежетал зубами и шмыгнул в темноту…

В избу ворвались друзья с ружьями наперевес! Иван выхватил ближайшее ружьё и выстрелил дуплетом в черноту теней под нары, в ту сторону, куда заскочил человечек. Вспыхнули ручные фонари, и их голубые в пороховом дыму лучи разом рассеяли темноту. Под нарами никого не было…

В ту ночь никто не заснул. Дверь избы они подперли колом и сторожко просидели у костра, тихо перебрасываясь словами и напряженно вслушиваясь в шорохи ночи.

Рано утром, не убирая кола от двери и заколотив окно, они подожгли избу с четырёх сторон.

Когда маленький караван отдалился от полыхающей избы шагов на двести, раздался тоскливый гортанный крик.

Друзья втянули головы в плечи и, не оборачиваясь, пришпорили коней…

Сестре Наталье с любовью.

Автор

Ручей Лающей Собаки (Суурэн Ытэрэр)

Пролог

Течение реки подхватило резиновую надувную лодку и, немного покрутив её на вьюне водоворота, понесло в наступающую темноту.

Моргающий огонёк горящего барака, его дробное, оранжево вихляющееся отражение в черных водах реки тянули на себя взгляд Сергея, усиливая черноту ночи и сужая окружающее пространство до размеров точки.

Уносимый незримым потоком в темноту ночи, он долго смотрел в сторону старого посёлка, все ещё не веря, что наступил конец всему этому кошмару, и что он жив-здоров, что впереди ещё много дел и лет, пусть трудных, но уже не опасных, не отдающих грязью и мертвечиной, и что жить он будет долго и, если сильно постарается в ближайшем будущем, счастливо.

Откинувшись на холодный, тугой баллон борта лодки, Сергей перевёл взгляд на горы, окружающие долину реки. Их строгие, почти альпийские, профили, еле видные на фоне сгущающегося фиолета ночного неба, за прошедший день покрылись свежевыпавшим, первым в этом году снегом, как будто поседели.

Поседели, увидев со своей высоты все те события, которые разворачивались в этой тихой, по-домашнему уютной долине, где нет ни болот, ни буреломов, а вокруг чистая, светлая тайга, и бежит весёлая, прозрачная до последнего камушка, река.

Красивейшее место…

I

Машина остановилась на развилке.

– Всё, парень, дальше ты пешком. Может, передумаешь? Почти сто километров тебе идти. Хоть и по дороге, но заброшено всё там. И два брода впереди: дождь пойдёт – не перейдёшь речки. Одному в тайге, сам понимаешь. Мало ли что… – водитель говорил это, облокотившись о крыло автомобиля, встревожено глядя на пассажира. Он только сейчас понял, что его попутчик, этот смешливый мужчина, которого он подхватил в посёлке Эльдикан, всю дорогу развлекавший его анекдотами и байками из жизни геологов и туристов, вовсе не шутил, говоря о том, что ему надо на заброшенный прииск. Мол, там прошло его детство и юность, и он давно мечтал побывать на родном пепелище: вспомнить, поклониться, помянуть…

– Мало ли что, мало ли что… Николай! Не дети ведь давным-давно! Да и местный я. Что со мной может статься?.. – попутчик говорил это, нагнувшись над рюкзаком и не спеша развязывая его горловину. – А может…Может по рюмахе намахнём на дорожку-то, а? – спросил он, поднимая голову.

– Ты для себя побереги водку-то. Месяц, наверное, ходить тут будешь? А впрочем, гаишников тут нет. Можно и намахнуть… – Николай довольно улыбнулся.

– Славно! А вот и она, родимая! – попутчик потряс в воздухе фляжкой, которую быстро извлёк из черноты распахнутой горловины рюкзака, как фокусник.

Расстелив на капоте машины замызганное, когда-то белое вафельное полотенце, водитель положил на него кусок заветренного, всего в хлебных крошках, желтоватого сала, обломанную краюху хлеба и пару луковиц. Достав нож, нарезал сало и хлеб большими кусками, а луковицы очистил и положил целыми. Затем, собрав хлебные крошки и шелуху от луковиц в ладонь, высыпал их на обочину дороги.

– Лесным всяким человечкам, может, кто и найдёт. Мышки всякие… – отряхнул ладони и, взяв протянутую ему фляжку, вопросительно посмотрел на попутчика. – На дорожку, значит? Ну, давай, удачи тебе, Сергей! – сказал и, запрокинув голову, сделал два больших глотка.

Сергей, так звали попутчика, с любопытством смотрел на водителя, после того, как тот, аккуратно поставив фляжку на капот, и не закусывая, закурил сигарету, которую, не торопясь, достал из помятой пачки.

– Николай! Это же чистый спирт! Однако, силён… – Сергей удовлетворённо кивнул головой и потянулся к фляжке.

По-первому, разговор как-то не клеился. То ли сказывалась дорога – без малого двести километров оттряслись по ней, то ли спирт ещё не начал свою работу.

Немного погодя, они ещё раз приложились к фляжке. Лица у обоих порозовели, глаза заискрились. Вот и воротники курток уже расстегнули – тепло от алкоголя просилось наружу.

– Ты там, Сергей, вообще-то, долго планируешь? – очищая сало от желтизны, спросил Николай.

– Планирую что? – пытавшийся разжевать кусок сала, Сергей прищурил глаза.

– Ну, на прииске быть? Это тебе туда пяток дней топать, а там… Там-то сколько планируешь? И обратно ещё пять, ну, с устатку набросим ещё пару дней, – семь. Это я к чему? Могу и встретить здесь, если хочешь. Всё равно груз ждать в посёлке, а я сюда приеду, подождать могу – вон там рыбалка хорошая. А заночую в палатке, мы тут с мужиками бывало… – Николай хмыкнул и кивнул в сторону кустов, за которыми булькала маленькая, метров в десять шириной, речка.

–Ну, ты точно всё рассчитал! Туда-сюда я так и планировал. А там… Дней пять побуду. Ну, неделю, может быть… – немного подумав, ответил Сергей.

– Вот как! Целую неделю?! Да что же там делать-то будешь?! Ничего ведь не осталось, ни-че-го! – водитель удивлённо распахнул глаза. – Не вру! Один барак старый-престарый стоит, на бугре. Там ещё контора геологоразведки была, крыша больно приметная – синей краской её умники геологические покрасили. Издали было видно. Кстати, там можешь жить, правда, окон нет, пол весь разобрали, но уголок сухой найти можно. Там кельдымов всяких – тьма… – уже по-деловому советовал Николай.

«Кельдымами» он назвал маленькие, зачастую, тёмные комнатушки, которыми изобиловали разного рода бараки, построенные специально под всевозможные конторы прииска.

– А народ часто там бывает? Ну, охотники там, рыбаки? Старатели туда заходили? Мне говорили, что они все старые посёлки своими гидромониторами смывают «в ноль» – золото важнее, а дома сначала сжигают или разбирают. Правда? – спросил Сергей.

– Народ… Туда? Хе! – Николай прищурился и внимательно посмотрел на Сергея. – У кого машины есть… Таких у нас мало осталось. Да и едут они в другие места – рыбы и зверя везде много, а пешком на прииск… Пешком туда – себе дороже.