за то, что никто не подарит,
и что никому не отнять.
* * *
Вот я встану сейчас и скажу,
что я тоже с трамвая схожу.
Нет, с ума я еще не схожу,
нам, наверно, давно по пути,
не спешите так просто уйти.
Постарайтесь хоть что-то понять.
Посидим. Еще, кажется, пять.
Помолчим. А над городом – дым.
Я, как он. Я таким же седым
растворюсь в частоколе оград.
Что-то спросите.
«Да, – невпопад
я отвечу. – О чем это вы?
В этом мире так много травы.
И любви. Поглядите, она
даже в воздухе растворена.
Дайте руку, уйдем поскорей
от домов, от машин, от людей,
и в лесов голубой окоём
грусть свою навсегда окунём,
все забудем…».
Но лязгнет вагон,
вы сойдете, лишь ветер вдогон.
Только дым. И несусь я опять
одинокие ночи считать.
В эту комнату с пылью в углу,
в эту сизую плотную мглу,
где броском в амбразуру окна
вдруг влетает гранатой луна.
* * *
Дождь августовский, слезою прощальною вымой
окна и крыши, чтоб вновь я услышал, как прежде,
шорох листвы, словно шорох одежды любимой,
чтобы еще оставалось местечко надежде.
Чтобы душевная смута и черная зависть,
грусть и разлад унеслись с прошлогоднюю прелью,
чтобы я чувствовал снова, что я растворяюсь
в женщине этой, как зимнее время в апреле.
Музыкой слова, гармонией струнного лада
душу овеет, как ветром, что пахнет сосною.
Дай испытать эту солнечность вешнего взгляда —
ту бесконечность, что будет навеки со мною!
Чтобы прозрачные эти, прохладные зори
вновь подарили, как радугу после ненастья,
радость и боль, и тревогу, и нежность во взоре…
Все это вместе и есть ощущения счастья.
* * *