Закрою глаза – и, как ветер, проносится мимо
дыхание моря, дыхание близкого счастья —
всего только миг на будильнике вечного мира.
* * *
Как давно все это было! Захолустный городок,
пыль, горячая от зноя, на обочинах дорог,
три акации, тутовник, шорох тощих тополей,
а под крышей – голубятня, в ней с десяток сизарей.
Вот опять они взлетают – замирает сердце аж.
Это – высшее искусство, это – высший пилотаж:
кувыркание, мельканье серебристых птичьих тел,
и охватывает радость, будто это ты взлетел.
Будто это ввысь рванулись подростковые мечты…
Нет на свете счастья выше ощущенья высоты!
…Как сказать мне этим птицам, и нужны ли тут слова,
что навек не позабуду их уроки мастерства?
Как они, в хмельном азарте не могу умерить прыть,
как они, стремлюсь мечтою я все выше воспарить.
И, как в детстве, – не успеешь даже сосчитать до двух —
от просёлочного ветра вновь захватывает дух.
* * *
Птицы хлынули опять,
города поют и веси.
Им теперь не время спать —
это время новых песен.
Воробей на ветку сел,
пахнет забродившей брагой,
и уже тяжёл и сер
ыхлый снег, набухший влагой.
День встаёт из-за леска,
ярким, ясным светом залит,
и совсем уже близка
наша встреча на вокзале.
И теперь запретов нет
ни на что: я смел, как птица,
и шагну я в новый свет,
чтобы в нём не раствориться,
чтоб с приливом свежих сил
я в другой перезагрузке
песни птиц переводил
с поднебесного на русский.
* * *
Повсюду цвели мандарины, и гальку слюнявил прибой.
Зачем мне судьба подарила ту первую встречу с тобой?
Я снова её вспоминаю, да разве забыть я бы смог
ленивое марево мая
и море ручное у ног?
Но быстро летели недели, свой счёт уступая годам…
За веер той белой метели всё в этой жизни отдам.
За эти туманные дали, за эту безбрежную гладь,