звонкое птичье соло в сопровожденье ветра.
Звонче той песни нету. Лес – как турецкий рынок…
Слышишь, поют кларнеты, флейты и окарины?
Лист приземлится грузно, шишки ударят оземь…
Это совсем не грустно, если настала осень.
Эй, трубачи, за дело, чтоб, догоняя лето,
вновь над землей летела
светлая песня эта!
Ты у меня одна
* * *
Белый квадрат стены,
эхо минувших снов.
Желтым серпом луны
скошен недели сноп.
Ходиков мерен ход,
спит опустевший дом.
Самый несчастный тот,
кто одинок вдвоем.
* * *
Цветком хризантемы опять распускается солнце.
Мы бродим, как тени, в тени заходящего лета.
Так, рада отсрочке, на ветках листва остается
до первых дождей, от которых спасения нету.
Длинней стали ночи. Уже не натешиться далью
миров внеземных. Стынет дня неоконченный слепок.
И будут слова коротки, и душить, как рыданья.
И самое главное трудно сказать напоследок.
Зачем же себя мы разлукой, как голодом, морим?
Ведь голубем память в стекло в исступлении бьётся.
И солнце встаёт. Поднимается солнце над морем.
Цветком хризантемы опять распускается солнце.
* * *
Молчанье призрачных высот…
В нем столько горького укора.
И сердце холод обдаёт
непостижимого простора.
Желтком яичницы – закат,
но с ним не радует свиданье:
как будто в том я виноват,
что ждёт Земля похолоданья,
что ветер выстудил жильё,
перечеркнув все краски тушью.
Не равнодушие ль моё
в ответ рождает равнодушье?
.
* * *
Всё смешалось, всё давно смешалось,
всё я в кучу общую свалил —
даже эту мелочную жалость
по словам несказанным своим.