как эхо чужого гимна
врага, что не победил.
* * *
Мы всё оставим на потом,
мы это в минусы зачислим:
нельзя уже поверить в то,
что нам нашёптывали листья.
И этот обмелевший пруд
в печальном обрамленье веток…
Наверно, все на свете врут
и предсказанья, и приметы.
И оказалось всё не так,
надежды оказались снами.
Содрал реальности наждак,
что было выдумано нами.
Как это мы могли проспать
в объятьях сна, который розов?
И всё нахмурилось опять,
хотя ещё не время грозам.
И я пойму, совсем не рад,
что всё исчезло без возврата,
ведь самой тяжкой из утрат
бывает поздняя утрата.
* * *
Какой-то сверхаварийный год —
от прошлого рикошет,
только и он когда-то пройдёт,
когда-то сойдёт на нет.
Идём порой на двойной обгон,
несёмся – такая жуть.
Но надо ль печалиться оттого,
что некуда нам свернуть?
Наверное, лучше ножа и драк
и чем приёмный покой
мгновенный этот удар – и мрак,
и боли нет никакой.
* * *
Я ступаю на шаткий помост,
чтоб покаяться, вроде не трушу,
хоть никто не сумеет помочь,
если я свою вывихну душу.
Надо выдержать хлёсткий удар,
если кто-то случайно заденет,
но я душу свою не продам
за иллюзию счастья и денег.
Пусть я буду последний болван,
горечь сердце ещё не разъела,
а душа… А душа не больна —
не того она просто размера.
Был закройщик, похоже, слепой,