Кукушка на суку. Акт второй

Марина молча кивала головой. Виола уставилась куда-то в горизонт и, как мне показалось, слушала космическую музыку, передаваемую ей лично по межгалактическому каналу связи. Никто не перебивал, поэтому я продолжил излагать реальную правду нашего будущего бытия:

– И самое страшное – это отсутствие воды. Уже к обеду мы вкусим все прелести, в кавычках, наслаждения умирающего от жажды человека. Это страшное состояние. Как медицинский работник я уверенно могу констатировать – наши мучения будут жуткими. Описать симптомы умирающего от жажды?

– Не надо. Ещё что-то?

– Да вроде – нет. Я достаточно аргументировал свою позицию.

– Угу, угу, – Сухарецкая сделала шаг в сторону, заломила руки за спину и развернулась к нам лицом: – Обе позиции имеют под собой достаточно крепкое основание. Но одно исключает другое. Поэтому, когда выяснится, что мы приняли неверное решение, воплей с вашей стороны не избежать. Предлагаю, чтобы не допускать будущих эксцессов, проголосовать. Это серьёзное решение. Оно касается нашего здоровья, а, возможно, и жизни. Согласны? – мы дружно кивнули, – Голосуем: кто за то, чтобы вернуться к шоссе?

Я вытянул руку и не отпускал её, всё время задирая выше и выше.

– А кто за то, чтобы ждать помощи на месте?

Виола, видя, что Марина не проголосовала вместе со мной, аккуратненько приподняла свою холёную ручку и язвительно уставилась на меня, скорчив противную гримасу. Но Сухарецкая не выказала женскую солидарность. Вернее, не выказала её так, как ожидала Виола.

– Трудно принимать чью-то сторону. Сложный выбор. Я предлагаю остаться и ждать, – гламурная партнёрша сложила ручки на груди и смотрела на меня торжествующим взглядом, явно выражавшим вопрос-посыл: «Что, съел?». – Но ждать только до двух часов дня. Если никто не появится к этому времени, возвращаться к шоссе, – она указала на выщербленную в каменистой степи колею.

Эпизод девятнадцатый

В краю аспидов

И мы остались. Сначала мы сидели на камнях на краю оврага и смотрели, как догорает машина. Нам не очень-то хотелось созерцать это мрачное зрелище. Но деваться было некуда. Только в небольшом радиусе вокруг сгоревшего джипа камни были хоть немного тёплыми. Чуть в стороне – практически ледяными. А просто так стоять столбом несколько часов трудно. Ноги не казённые. Через пару часов, когда камни, разогретые пожаром, остыли, а остальные ещё не нагрелись солнцем, нам всё же пришлось принять вертикальное положение. Но затем солнце нагрело всю пустыню, и мы могли сидеть на любых каменюгах. К обеду они уже подпаливали наши мягкие округлости. Просто так на них уже было не присесть. Солнце не просто нагрело пространство – оно осветило жизнь. Сначала мы увидели ящерок, взбирающихся на возвышенности, чтобы прогреть свои остывшие за ночь хладнокровные тела. Следом появились насекомые и пауки. А уже затем Виола своим визгом распугала всю эту незамысловатую пустынную жизнь:

– Змея! – при этом она отпрыгнула и спряталась за мою спину, ухватившись за крепкие мужские плечи.

Угу, куда подевались все твои понты? И кто ты после этого? Ясно кто: обыкновенная внутримкадовская красотка, считающая, что она предел совершенства и весь мир создан таким, каким она его видит с детства.

Сухарецкая практически не шелохнулась, когда змея проползла в метре от её ног. Ползучая тварь, то ли была глухой, то ли слишком вялой после холодной ночи, то ли решила, что не сможет проглотить никого из нас целиком. Скользя узким и длинным телом, она шустро скрылась за большим камнем. Марина Юрьевна равнодушно произнесла:

– Это стрелка. Или, как её ещё называют: стрела-змея. Они обычны для Средней Азии.

– Она ядовита? – всё ещё взволновано переспросила героиня будущих съёмок.

– В принципе, да, – равнодушно пожала плечами женщина. – Местное население их боится, считает, что стрелка способна в прыжке мгновенно наброситься на человека и укусить его прямо в шею или сердце. Но это всё мифы – никчёмные поверья неграмотных людей, приписывающих некоторым животным фантастические способности. Укус стрелки не опасен для человека. Она питается в основном ящерицами и мелкими грызунами, которых способна проглотить. Если попусту не беспокоить змей, то они никогда не нападут первыми. Не беспокоить никого – это закон для всех, кто оказался в пустыне.

– Как я ненавижу всех этих змей и пауков. Бр-р-р! – не унималась Виола. – А что будет если она укусит?

– Да ничего не будет. Поболит и рассосётся. В худшем случае, поднимется температура. В совсем худшем – потеря сознания, паралич, поражение лёгких и нервной системы. Но я не помню на своём веку ни одного случая, чтобы укус стрелки привёл к летальному исходу. Стрелка – это не гюрза и даже не гадюка.

– «Гюрза»? – переспросила Виола. – Я что-то слышала об этих змеях. Они тоже здесь водятся?

– Водятся, но не в таком количестве, как стрелки, – успокоила Сухарецкая.

– Ай! – девушка даже взвизгнула и вновь спряталась за моей спиной. – У-а-а! Это что за гадость?

В двух метрах от нас на верхушку камня шустро взобрался лохматый паук светло-жёлтого цвета.

– Это сольпуга, называемая в Средней Азии фалангой. Этот паук больно кусает, но он не ядовит. Их здесь ещё больше, чем стрелок. Так что, привыкайте.

– «Привыкать»? Фу!

– Повторюсь, фаланги не ядовиты. А вот каракурты, скорпионы и тарантулы, наоборот, очень опасны и ядовиты.

– Ой, мамочка. Они тоже здесь водятся?

– Да, водятся. Это пустыня, Солнце моё. Опасное место для человека.

– А если меня укусит кто-нибудь из них?

– Не укусит, если ты сама не станешь на них нападать.

– А если я не замечу и нечаянно обижу?

– Ой, Виола, если бы да кабы. Будь внимательной.

– Но всё же, если меня укусит, тогда что? Смерть?

– Вот когда укусит, тогда и будем решать эту задачу, как тебя спасти. А пока стой на месте и не рыпайся. Самый опасный паук в этих местах – каракурт. Он меня однажды кусал уже, но ничего, я стою рядом с тобой и разговариваю.

– Больница была рядом?

– Не было никого. Мы в десятом классе в поход ходили с биологом нашим. В палатке ночевали. Понимаешь? Дети ночевали в палатке. А ты взрослая дама пищишь от страха.

– И что, вам яд высосали?

– Яд каракурта нельзя высасывать. Тот, кто это сделает, тоже отравится. Этот яд воздействует одинаково и через кровь, и через пищеварительную систему. Николай Игнатьевич, так звали нашего учителя, приложил спичку к ранке. А затем зажёг вторую и поднёс к первой. Вот, видишь, точку? – Сухарецкая указала на подъём стопы, на котором и на самом деле виднелось пятнышко величиной с горошину. – Было больно, но без каких-либо последствий. Правда говорят, что такой способ эффективен в течении первых нескольких минут, пока яд не стал распространяться по крови человека.

– Кошмар! Жуть, какая. Марина Юрьевна, откуда вы всё это знаете? – удивление девушки было неподдельным.

– Предположим, не всё. Но секрет прост: я родилась в Фергане.

– В «Фергане»?

– Это город в Узбекистане.

– Среди узбеков? Ужас. Как вы там оказались?

– Не только среди узбеков. Русских в Фергане было не меньше, чем узбеков. Были ещё украинцы, азербайджанцы, евреи. Много кого.

– Они и сейчас там живут? – удивилась Виола.

– Нет, – грустно ухмыльнулась Марина, – вряд ли. Ох, Солнце моё, всё так быстро меняется. И так быстро воспринимается за константу, как будто всё так всегда и было. А между тем, Фергану построили русские.

– «Русские»?

– Видишь, как ты удивляешься. Современный стереотип ты воспринимаешь, как непреложную истину. Да, русские. И до революции этот город назывался Скобелев, в честь русского генерала, который и был первооснователем Ферганы. А уже в советское время город получил нынешнее название. В Средней Азии множество городов основано русскими: Алма-Ата – бывшее название Верный, Бишкек, население которого, когда я в нём бывала в советское время, преимущественно было русским, Гурьев, теперь его называют что-то типа Атырау, хотя там испокон веку жили русские, основавшие его ещё при царе Горохе. Да, много таких городов. Вот мы прилетели сюда в какой город?

– Актау.