Бешеная Мария. Документальные легенды

– Сбежал, Николай Александрович! Как есть сбежал. На батарее он.

Бржозовский засмеялся и, хлопнув себя по коленкам, воскликнул: «Ну не стервец, а?». Он покачал головой, ухмыляясь, а потом серьёзно добавил: «Дорогой Михаил Степанович! Как бы там ни было, а сейчас каждый человек на вес золота. Мартынов уже достоин „Святого Георгия“. И он его получит. Живой или мёртвый. Лучше, конечно, живой. А сейчас давайте ещё раз просмотрим наши позиции». И жестом пригласил Свечникова к столу и карте.

– Позиция у нас великолепна. Правда, активных штыков кот наплакал. Надеюсь во время обстрела казематы укроют. И продержимся мы гораздо более сорока восьми часов. Но потери неизбежны. И надо ещё раз крепко подумать. Итак – того, что поставили у Гончаровской гати, хватит?

– Думаю, хватит. – Свечников внимательно ещё раз посмотрел на карту. – Учитывая её протяжённость и болота вокруг, можно смело сказать, что широким фронтом немцы там наступать не смогут. Да и река Бобёр не маловажное препятствие. Как и пять рядов спирали Бруно перед позициями… тем паче Мартыновская батарея… три с половиной батальона и шесть эскадронов донских казачков… должно хватить. Плюс ещё поддержка крепостной артиллерии.

– Усцянки?

– Там вообще непроходимо. Батальона ратников за глаза хватит. Опять же – Мартыновская броневая батарея. Это её сектор.

– Сосня, Бялогронды, двор Леонова?

– Здесь сложнее, Ваше превосходительство. Там будет лобовая атака по сухому месту. Туда бы, Николай Александрович, батальонов пять. Да где ж их взять-то? Без резерва тоже никак… А в Довнарах всего семь. Знаете, что? А давайте самые боеспособные части, четыре-пять батальонов, поставим там? Смотрите, что получается: в цитадели – пять с небольшим. Плюс орудия крепости, так? Рядом, собственно в деревне Осовец и Плохово – три с половиной. В Гониондзе, за Бобром – полтора батальона ратников, батальон пехоты и семь сотен казаков при двух орудиях. И все связаны между собой грунтовками и насыпью железной дороги. При неблагоприятном развитии событий они могут легко поддержать Сосню.

– У меня замечательный начальник штаба! Что бы я без него делал?

В дверь постучали, и на пороге появился телеграфист с телеграфной лентой в руках: «Разрешите, Ваше превосходительство? Вам телеграмма».

– Так что ж вы стоите, батенька? Давайте, давайте её сюда!

Бржозовский бегло посмотрел ленту и задумался.

– Что там, Николай Александрович?

– Телеграф от командующего нашей 12-й армии. Предлагает помощь.

– У них самих там не слаще. – Свечников, не отрываясь от карты, продолжил. – Каждый патрон считают.

Бржозовский повернулся к телеграфисту: «Запишите, мой друг, и отправьте». Телеграфист вынул блокнот и карандаш. «Командующему 12-й армии. Имея в виду, что на флангах крепости спокойно, что вверенный мне гарнизон и артиллерия вполне сохранили боеспособность, и что нами удерживается Сосненская позиция, прошу не приносить лишних жертв для ускоренного освобождения крепости от осаждающего неприятеля. Бржозовский».

Эти слова надо было высечь золотом на скрижалях истории.

Вернулись все?

День был ярким до боли в глазах. Огромный сад за домом весь в кипении какого-то бешеного цветения. Плодовые деревья стояли все в белом, как невесты перед алтарём. Виноградник ярко зеленел, как будто нарисованный щедрым художником, фанатом зелёной краски. И мама, ещё молодая и красивая, кричала вслед: «Гоги! Не беги сломя голову! Ты споткнёшься!». А он, маленький мальчик, смеясь бежал по садовой тропинке. Не бежал, летел! Парил!

– Ого-го! Гоп-ля! – кричал он облакам, синему-синему небу, горным вершинам, маленькой речке бегущей за садом… кто слушает маму в эти годы? Весь мир твой и для тебя! От радости он запрыгал на одной ножке и… споткнулся. Но боли не было. Было так хорошо, так… И мама подбежала, улыбаясь. Но протянув к нему руку, почему-то жёстко и по-мужски стала трясти его за плечо. И голос, такой нежный и мягкий, стал похож на хрипловатый голос денщика Забродина: «Ваше высокоблагородие… Ваше высокоблагородие…». Сквозь сон, с трудом возвращаясь из сада детства в реальность, ещё не полностью проснувшись, он снова стал полковником Георгием Пурцеладзе, командиром Ширванского полка в крепости Осовец. И его солдаты пока тоже спят. Кто в казарме, кто в окопах. Кроме тех, в передовых пикетах. Этим спать нельзя. И вынырнув из тёплого сна, сбросив с себя бурку, которой укрывался, сел на койке.

– Да, Забродин! Что случилось?

– Ваше высокоблагородие! Вы приказали поднять, когда вернётся разведка.

– А… да-да… – и стряхнув с себя остатки сна, уже весь готовый к действию, достал часы. – Половина второго… Вернулись все?

– Нет, Ваше высокоблагородие. Не все.

– Как? Почему? Где они?

– На дворе Леонова.

– Коня!

Через пятнадцать минут, бросив поводья ближайшему солдату, он по ступенькам вбежал в здание. Князь Гугулидзе лежал на покрытом шинелью топчане и смотрел в потолок. Раздетый до пояса он был основательно перебинтован. Кровь кое-где уже обильно проступала сквозь бинты. Двое его «охотников» тоже сидели у стены. Один с забинтованным глазом и перевязанной рукой. Другой, тоже раздетый до пояса, с большой повязкой на плече. Пурцеладзе сел на табуретку поданную кем-то из нижних чинов: «Как же так, Антон Михайлович? Я же приказал, чтобы тихо, чтобы сова не почуяла…»

– Георгий Михайлович! Можно без чинов? Да и трудно мне.

Князь Гугулидзе закашлялся, вытер рукой кровь, выступившую на губах, и повернул голову к своему полковнику: «Сначала о деле. Две „Больших Берты“. Калибр 420 мм… двести метров от села Подлески. Другая, в полукилометре от них справа… В Белашевском лесу… Ориентир – левый берег лесного озера».

– Антон, дорогой! Как же так случилось! Как ты мог так влипнуть?

– Георгий Михайлович, мы всё сделали правильно. Там нас никто и не заметил. Солдаты подтвердят. Но возвращаясь, напоролись на германскую разведку. И пропустили бы их… Но они тащили к себе штабс-капитана Иванцова. Не мог я этого допустить… Не мог… мы с ним недавно под Белашево в одном окопе были. Вы поймёте меня… И дрались-то молча. Не нам, ни им шуметь нельзя. Да видать их пулемётчик заметил… И своих, и наших… Иванцов, связанный, меня собой закрыл… да поздно, правда?

Гугулидзе как-то грустно посмотрел на командира и, отвернувшись к стене, затих

– Антон, Антон… – полковник Пурцеладзе снял папаху.

Но Гугулидзе уже не слышал этих слов. На шинели растекалось тёмно-красное пятно обильно хлынувшей крови. Скрипнув зубами Пурцеладзе встал и подошёл к тем, кто был с ним в поиске. Они уже стояли опираясь спиной о стену перед своим командиром полка.

– Чёрт вас всех возьми! – крикнул полковник. – Здесь что, нельзя найти пару табуреток? Быстро принести! Эти солдаты уже могут сидеть в присутствии Императора, разрази меня гром!

Табуретки принесли.

– Ваше высокоблагородие! – начал один.

Но Пурцеладзе нервно махнул рукой: «Фамилия?».

– Рядовой Сергеев!

– Твоя? – обратился он к другому.

– Рядовой Багилани.

– Молодцы! Я горжусь вами.

У крыльца раздался стук копыт и в дверях замер адъютант. Обернувшись к нему, Георгий Михайлович, растягивая слова, произнёс: «Всех, кто был в поиске, живых и мёртвых к Георгиевским крестам! И упаси Вас господь забыть хоть одного! Всё!».

Снова распахнулась дверь. В комнату вошёл начальник артиллерии крепости барон фон Будберг: «Разведка вернулась?». Пурцеладзе медленно повернувшись к нему вдруг зашептал. Зашептал громко, почти в голос: «Алексей Павлович! Алёша! В ноги упаду, но ты завтра должен разнести к чертям эти „Берты“! Не как начальника артиллерии прошу. Как друга… Как брата, наконец! Ты видишь? – он показал рукой на топчан. – Там лежит мой лучший разведчик. Мёртвый… Алексей, ты сделаешь это? Это моя самая большая просьба».

– Успокойся, Георгий! Князя не вернёшь. Если он успел сказать координаты, погиб не зря. И тем спас много, очень много жизней. Где стоят эти чёртовы пушки?

Пурцеладзе протянул руку адъютанту: «Карту!» Развернув её, показал фон Будбергу: «Вот, Алексей Павлович – двести метров в нашу сторону от Подлесок. Озерцо перед лесом и болотом видишь? Здесь ещё одна на левом берегу. А это… Что тут Гугулидзе пометил? Ага, склад боезапаса! Летуны Журавченко тоже не ошиблись… Алёша, я тебя очень прошу, отомсти за Антона! Век помнить буду!». Алексей фон Будберг крикнул в коридор: «Дежурный!». Унтер-офицер артиллерист через минуту стоял по стойке «смирно» перед своим командиром.

– Время четыре утра. Пока не развиднелось окончательно, Соколова с ручным дальномером и телефониста – в «гнездо»! Карту тоже передашь ему. Я к огневикам в крепость. Что делать – Соколов знает. Ты понял меня?

– Так точно, Ваше высокоблагородие!

– Действуй! – и, уже обращаясь к Пурцеладзе, – А повозку для раненых и князя я, Георгий, отправлю за тобой следом. Вы наверняка лучше меня знаете, где похоронить Антона.