Бешеная Мария. Документальные легенды

Ещё полтора батальона епифанцев у Белашево.

Последний батальон этого полка уходит в резерв и дислоцируется в деревне Сосня.

Ополченцы-ратники – у Пржеходы.

Конница прикрывает Климашевницу.

– Ну, а мой штаб будет в вагоне у перекрёстка железной и грунтовой дороги на ту же Климашевницу. Я буду там! – поставил последнюю точку в совещании Катаев. – С Богом!

Утром, семнадцатого февраля, прискакал связной сторожевого охранения: «Ваше высокоблагородие! Германцы начали движение по всему фронту. Согласно Вашему приказу мы отходим на юг».

– Так, господа! Пруссаки зашевелились, – и уже обращаясь к связному, – Голубчик! Скачите в крепость. Сообщите коменданту и попросите подкрепления. Надо заменить измотанные части пятьдесят седьмой дивизии. Пусть отдохнут в крепости. Предстоят бои.

– Слушаюсь! Братцы! – обратился связной к солдатам охраны. – Дайте водицы!

Кто-то протянул ему фляжку. Сделав несколько больших глотков, он замахнул в седло и ускакал.

Около двенадцати часов дня на позиции Катаева прибыл сто первый Пермский пехотный полк. Три батальона начали замену частей на передовой. Один решили отправить в резерв. Но внезапно вспыхнувшая перестрелка сорвала все планы. Немцы перешли в решительное наступление. Треск винтовочных залпов и пулемётных очередей звучали всё громче и громче. Бой разгорался. Но не зря артиллеристы крепости Осовец получили на смотре высокую оценку Императора. И поскольку противник был уже в зоне досягаемости они вступили в дело. Разрывы снарядов вначале остановили наступающие цепи, а потом, накрыв их, погнали обратно. Атака захлебнулась.

– Адъютант! – крикнул, не отрываясь от бинокля, Катаев. – Скачите к пермякам! Пусть дадут по батальону землянцам и епифанцам. А сами отходят в окопы на опушке леса. Наверняка пруссаки откроют огонь по их позициям. Пусть снаряды бьют по пустым окопам. Да, и пошлите кого-нибудь к казакам в Сойчинек. Чует моё сердце – ударят они по Климашевнице!

Фон Дер Гольц

Гинденбург умел сдерживать своё раздражение. Его положение в германо-австрийской армии не позволяло орать на подчинённых. Но оно же и требовало, чтобы его приказы выполнялись. Любой ценой. Он спокойно расположился у огромной карты района боевых действий и как бы равнодушно попросил адъютанта штаба пригласить командира дивизии ведущей наступление. А пока тот не появился одна и та же мысль доводила его до хорошо скрытой злости: «Зима… февраль месяц… И ведь в лоб атакуем! Эти чёртовы болота не замерзают даже в морозы! Местные, да и разведка тоже, говорят, что в них много тёплых ключей…»

Граф Рюдигер фон дер Гольц, командир ландверной дивизии, уже минуту стоял вытянувшись. А Пауль фон Гинденбург, казалось, и не замечал его. Он всё смотрел на огромную карту, лежащую на штабном столе. Но вот он медленно поднял глаза, вздохнул, бросил трёхцветный карандаш и выразительно поднял брови: «Граф, я удивлён! Вам что, не хватает артиллерии? Лично мне кажется, что в частях Вашей дивизии её столько сколько не имеет ни одна часть нашей австро-германской армии. И какого чёрта Ваш восемнадцатый ландверный полк топчется у Цемношие? А девятнадцатый у Белашево? Я, наверное, сменю командиров этих полков.

– Разрешите возразить, господин генерал-фельдмаршал?

– Если это будет оправдано, попробуйте, Рюдигер.

– Экселенц! Цемношие уже несколько раз переходило из рук в руки. Но этот Землянский полк постоянно бросается в контратаки. Епифанский в Белашево тоже. Наши солдаты изумлены такой настойчивостью! Похоже, что русских мало интересуют собственные потери. Мы просто не выдерживаем такой откровенной резни!

– Я Вас прекрасно понимаю, граф! Это, конечно, ужасно! Но мне нужен Осовец.

Пауль фон Гинденбург встал из-за стола, подошёл к окну и, не оборачиваясь к фон дер Гольцу, продолжил: «Эта пробка в узком горлышке между болотами закрыла нам кратчайший путь в Россию. И чем быстрей мы выбьем её оттуда, тем быстрее будем пить шампанское и в Петербурге, и в Москве. Вам это понятно, я думаю?».

– Экселенц! Мы сегодня ночью вновь выбили русских из Цемношие. Но утром начался ад. Крепостная артиллерия Осовца накрыла нас таким плотным огнём, что создалось впечатление будто на каждого нашего солдата приходится по снаряду! На левом фланге девятнадцатый полк ворвался в Белашево. Но противник, отойдя на заранее подготовленные позиции, встретил нас так, при поддержке артиллерии, что солдаты и головы поднять не могли! Потери огромны!

– А что случилось в Климашевницах?

– Господин генерал-фельдмаршал! Климашевницы мы взяли на удивление легко. Всего одним батальоном. Но две сотни казаков, вылетев из Сойчинека, вырубили его почти весь! Спастись удалось немногим.

– Рюдигер! Вот слушаю Вас и мысленно сравниваю погоны офицеров германской армии и рядового состава. Согласитесь – у них скромнее, да? Если Вы, граф, не выполните задачу, то я, как Главнокомандующий, могу Ваши заменить. На погоны рядового. Идите, граф. И подумайте об этом. Хох!

– Хох, герр генерал-фельдмаршал!

И, круто развернувшись, Рюдигер фон дер Гольц покинул штаб.

Иванцов

– Ваше благородие! – фельдфебель 3-й роты Епифанского полка Гнатюк, отряхивая землю с папахи, обратился к штабс-капитану Иванцову.

– Да, Гнатюк! Говорите.

– Ваше благородие! С утра садит и садит! Ажно дых захватывает. Мы Белашево не удержим. Людей погробим зазря. Сами видите уже и крупнокалиберными бьёт.

– А где ваш поручик Смирнов? Почему ты докладываешь, а не он?

– Виноват, Ваше благородие! – Разорвавшийся вблизи снаряд снова засыпал их землёй на НП. – Это его слова. Телефон перебит где-то. Вот меня они и послали. Их благородие в обе ноги ранетые. За пулемётом лежат.

Иванцов снова поднёс к глазам бинокль: «Вижу, братец, вижу, что не удержим! Уже и Белашево горит за нашими окопами… Хорошо! Бегите обратно в роты и передайте: отходим на запасную позицию за деревней. Сколько в ротах штыков?

– Где пятьдесят, где семьдесят! Но полного состава нет нигде.

– Пусть отходят! По возможности незаметно. Не первый раз немцу бить по старым позициям. Нам их снарядов не жалко. И Смирнова, если жив, выносите с собой. Выполнять!

– Слушаюсь, Ваше благородие! – силясь перекричать канонаду, козырнул Гнатюк. И бросился обратно.

В окуляры бинокля Иванцов видел, как прячась за густым дымом горевшего Белашево остатки полка просачивались между домами и заполняли занесённые снегом окопы за деревней. А противник продолжал методично накрывать артогнем брошенную позицию. «Стреляйте! Стреляйте! – зло сплюнул Иванцов. – Нас в Белашево уже нет. А отсюда мы уйдём не скоро!». Снежные заряды, временами закрывающие обзор, раздражали Иванцова. «Как некстати!» – думал он. Но и между ними было видно, как разведка 19-го полка противника осторожно приближалась к брошенным окопам епифанцев. И, тем не менее, боковым зрением увидел, как к его НП кто-то быстро приближается пригнувшись. Рука машинально скользнула на кобуру револьвера. Но, подумав, он оставил её в покое. Пруссаки были ещё далеко. В окопчик НП скользнул офицер в башлыке поверх шинели: «Разрешите представиться? Подпоручик 84-го Ширванского полка, князь Гугулидзе. Антон Михайлович».

– Какими судьбами, Антон Михайлович? – и уже представляясь сам, – Владимир Семёнович Иванцов.

– Солдатики нашего полка сейчас меняют землянцев под Цемношие, а пермяки вас. Когда, в начале десятого, мы прибыли в крепость, Бржозовский попросил заменить вас как можно быстрее. И вот мы здесь.

Иванцов посмотрел в сторону своих окопов. Там пермяки по-хозяйски устанавливали пулемёты, помогали епифанцам вычищать снег…

– Тогда просветите меня, князь. Почему Вы с пермяками?

– Милый Владимир Семёнович! Всё просто – мы корректировщики. В крепость из Кронштадта привезли два дальнобойных орудия системы Канэ. У крепостных артиллеристов есть и свои. Но, согласитесь штабс-капитан, лишние глаза на поле боя никогда не лишние. Так? А вот и нам полевой кабель тянут! Так, что мы теперь со связью, Владимир Семёнович!

– Ваша правда, Антон Михайлович! А скажите, князь, у Вас тот же командир полка?

– Проверяете? – чуть насупился Гугулидзе.

– Ни в коем разе! Просто со старым был знаком давно. Ещё в юнкерах.

– О, мой друг! Всё течёт, всё изменяется… Теперешний командир Пурцеладзе. Григорий Михайлович. Однако заметьте штабс-капитан, немец стал как-то лениво постреливать из орудий… Не задумал ли чего?

– Н… да! А ведь точно! Видимо дал нам время познакомиться. Шучу конечно, князь. Но пока своих отводить не буду. Часом раньше, часом позже… потерпим?

– Ваше право, Владимир Семёнович. Но это была рекомендация Николая Александровича.

– Бржозовского? Ну, так я и не собираюсь не выполнять его рекомендаций. Задержусь немного и всё. В самом деле что-то назревает. – Иванцов снова посмотрел в бинокль в сторону Белашево. – И кажется мне, князь, что через час-другой каждый штык будет на вес золота…

Пурцеладзе

– Ваше Превосходительство! – козырнул войдя в штабной каземат крепости полковник Пурцеладзе. Генерал-майор Бржозовский, улыбнувшись, повернулся к вошедшему: «Ага! Старый вояка Георгий Михайлович? Рад, батенька! Весьма рад! Ну и что же натворили там Ваши ширванцы?»