След Сокола. Книга третья. Том второй. Новый курс – на Руян

– Почему так решил?

– Лицом братья могут быть не похожи, хотя общие черты обычно им присущи, но ухо всегда показывает родство. Сама форма уха. Уши у них полностью одинаковы. И глаза тоже. Разрез глаз, взгляд. Такое только у братьев бывает. Хотя, может быть, братья только по одному из родителей. Скорее, по отцу.

– Почему, именно по отцу?

– Мальчики обычно бывают больше похожи на мать, девочки наследуют черты лица отца, – объяснил командир разведчиков. – Потому схожесть есть только в отдельных чертах, а не во всем лице. Иначе они были бы больше схожи.

– Годослав говорил, что Войномир очень на его сестру похож. На свою мать. Не наше, конечно, это дело, но ты, Ставр, присмотри за этим сотником. Чтобы неприятность нашего князя не постигла. Князь, видимо, знает, и опекает Волынца. А Волынец, если и знает, то молчит. К Войномиру в родственники не набивается. Ладно. Это дело даже не второе по важности, и не третье. А нам следует заниматься первым. Первое у нас – боярский совет…

– Это второе. Первое у нас – служба в храме Яровита.

– Ты будешь там?

– Конечно.

– Помнишь, что я тебе говорил о безопасности князя?

– Его будут везде окружать мои люди. И в виде нищих, и в виде простых горожан, и в виде стражников. Только вот на заседании боярского совета… Моих людей туда не пустят, даже если они боярами вырядятся.

– Там рядом с ним будем и я, и ты, и Славер, и Войномир…

* * *

Князь-воевода вернулся в рабочую горницу князя Войномира, когда пора уже было выходить, чтобы не опоздать на службу в храм Яровита. Хотя без князя служба все равно начаться не должна была. Но и появиться князь должен был последним. Не он должен ждать. Ждать должны его. Это закон всех владетельных особ.

– Я готов, – сообщил Войномир, взял со стола, и сунул в карман только один свиток бересты, куда он наносил писалом свои пометки.

– Ты так и пойдешь, в чем приехал? – спросил Дражко.

– Я пока не обзавелся большим гардеробом. Думал, просто багряный плащ на плечи накинуть. Это все принадлежности моего княжеского гардероба. Да что я рассказываю, при тебе же мне в Рароге дядюшка этот плащ подарил, а у меня самого даже в Бьярмии ничего особенного не было. Тоже багряный плащ – от отца достался, и все. Но я тот плащ с собой возможности взять не имел. Я же ехал, как пленник Гостомысла. А в Бьярмии у меня имелось только все, что для сечи необходимо. Правда, оружия выбор был большой. Я трофеи собирал. Люблю хорошее оружие. И всякое необычное. Всегда ищу, чем можно свои дружины дополнительно вооружить. В этот вот раз мне Воевода Славер привез хозарские щиты. Конечно, они дороже в изготовлении, чем наши простые, но удобны для отражения удара. Меч знатного воя и простого тоже в цене разнятся. И кого-то можно щитами на манер хозарских вооружать. Здесь подумать надо, стоит ли связываться.

– Покажи мне, вместе подумаем. А пока пойдем, я одну свою парадную кольчугу тебе уступлю. По размеру, мне сдается, она подойдет.

– Сейчас Славер с Волынцом придут. Славер те хозарские щиты принесет. Я попросил посмотреть. Может, сгодятся для наших…

– Пока переоблачишься…

Они перешли коридор, зашли в спальную светлицу Дражко. Князь-воевода открыл крышку большого сундука, оттуда вытащил тяжелый кожаный мешок, и протянул Войномиру.

– Примеряй. Мне она слегка длинновата, на твой рост, думаю, впору будет.

Князь вытащил кольчугу. Это, конечно, была кольчуга не боевая, а праздничная, которую было бы в бою жалко изувечить. Сами кольца с внешней стороны были позолочены, а изнутри для контраста чернены. На груди кольчуги были нашиты стальные поперечные пластины, образующие встроенный бехтерец. Такие же пластины, только более широкие, были нашиты со спины. И все пластины, что спереди, что на спине, были красиво изузорены растительным орнаментом, но орнамент этот был не славянским.

– Откуда такая? – облачившись в доспех, и пошевеливая плечами, словно проверяя, насколько он в состоянии в этой кольчуге руками управлять, спросил Войномир.

– Доспех знатного аварского воина. Из аварского похода короля Карла Каролинга. Вот, тут еще… – Дражко вытащил из мешка золоченый и богато украшенный шлем с подшлемником из тонкого белого войлока, и наручи[14 - Наручи – часть доспеха воина, защищающая руку от локтя до кисти.], разукрашенные в стиле кольчужного бехтерца. Сами наручи были из многослойной толстой кожи, к которой крепились стальные черненые пластины, с нанесенным на чернение золотым рисунком. На руку они надевались плотно, и туго зашнуровывались с внутренней стороны. Князь Войномир быстро облачился, и в таком вооружении выглядел празднично, вот только шлем для его крупной головы оказался маловатым, и потому князь отложил его в сторону, предпочитая держать голову непокрытой.

– Шапки подходящей, какой-нибудь, собольей у тебя не найдется? – спросил Дражко, убирая шлем в мешок.

– Я шапки с раннего детства не ношу. Привык: или в шлеме, или с непокрытой головой. Да и перед кем рядиться! Не на свадьбу идем. И без шапки можно[15 - Согласно славянским обычаям, на свадьбе без шапки мог находиться только один человек – жених. Человек без шапки – хозяин дома. Без шапки он в постель с женой ложится. И снять на свадьбе шапку – значит, показать свои претензии на свадебное ложе молодоженов. А обычай снимать шапки при входе в дом появился позже, и пришел с запада, от рыцарства. Рыцарь, снимая шлем, показывал этим, что он не опасается хозяина. Позже, с принятием христианства, в каждом доме появились иконы, и человек обнажал голову не перед хозяином дома, а перед иконами. Слившись воедино, эти два обычая укрепились, и стали повсеместными даже во времена огульного атеизма. Обычай простолюдинов снимать шапки перед знатью имеет более ранние корни, и показывал покорность. Простолюдин словно бы показывал, что готов подставить под удар свою голову. Тот, кто шапку не снял, мог считаться человеком дерзким, не уважающим власть.].

Войномир встряхнул копной длинных русых волос, вполне заменяющих ему шапку.

– Пойду плащ возьму…

Едва он вернулся уже в багряном княжеском плаще, и закрыл за собой дверь, как в коридоре послышались шаги. Пришлось дверь снова открыть, чтобы пришедшие не стучали в рабочую горницу, где никого уже не было.

В открытую дверь, повинуясь жесту князя-воеводы, вошли бургграф воевода Славер, сотник Волынец, не понимающий, зачем он нужен на заседании боярского совета, и командир разведчиков волхв Ставр. Славер с Волынцом принесли пару небольших щитов, внешне достаточно легких, хотя и обвешанных металлическим усилением. Но, возможно, щиты сами по себе легкими не были, и только в сильных руках воев казались такими. Но Славер, в дополнение к щиту, принес и посконный[16 - Посконная ткань, грубая ткань, вырабатываемая из стеблей конопли.] мешок, не показывая еще, что в этом мешке находится.

Первый щит взял в руки князь-воевода, сразу продел левую руку в ременные петли, сжал, стал рассматривать. Сами петли крепились не как обычно, жестко к основанию щита, что позволяло вою управлять щитом без проблем, а к деревянным дощечкам. Эти дощечки, в свою очередь, крепились к шарниру, который позволял щиту быть подвижным на руке, и смещаться на целый вершок в одну, и в другую сторону.

– При ударе копьем или мечом, – объяснил сотник Волынец, щит смещается, и оружие соскальзывает в сторону. Правда, это хозарам не очень помогло, когда мы их атаковали, Но им тогда уже ничто помочь не могло. Их была только неполная сотня против нашего полка…

Войномир вертел в руках, рассматривая, второй щит.

– Я вообще не понимаю, зачем такое нужно. Во-первых, щит теряет управляемость, во-вторых, чтобы сделать это приспособление, нужно дополнительное время и дополнительные затраты, то есть, щит становится слишком дорогим, в третьих, когда вой с детства обучается пользоваться щитом правильно, он сам выполняет то, что делает этот щит, и не теряет управления схваткой. Мне такой щит откровенно не по душе…

– Мне тоже, – князь-воевода положил на пол второй щит. – К своим мы больше привычны. А что там еще в мешке?

Воевода Славер сделал загадочное лицо, и вытащил из мешка простую длинную рубаху из посконной ткани. Но поверху рубаха была по кругу обшита обыкновенным морским пеньковым канатом[17 - Пенька – волокно конопли, из которого плели пеньковые канаты. Этот промысел повсеместно известен еще со времен древнего Вавилона. У славян конопляное волокно было одним из основных статей экспорта.]. Следом за рубахой из мешка показалась точно такая же обшитая канатом шапка.

– Ну и что? – спросил князь Войномир.

Он сам, как и все другие, многократно видели такой «доспех» самых бедных воев, которые не имели возможности заиметь доспех металлический. Смерды, когда вставали на защиту своих земель от какого-то внешнего нашествия, одевали такие же доспехи, и вооружались при этом своими же сельскохозяйственными орудиями, чаще всего, вилами, косами, и цепами.

– А вот наш сотник Волынец ночью подсмотрел, что за щиты у двух боярских воев…

– Рассказывай, сотник, – потребовал князь-воевода.

– Я не просто подсмотрел, я даже спросил… Это не щиты воев. Для сечи они слишком тяжелы. Эти щиты навешивают на борта драккаров, чтобы они гребцов прикрывали от стрельцов. Сам щит двойной, деревянный. А в середине точно такой же канат накручен. Вои говорят, что в этом щите даже стрелы наших стрельцов вязнут. И копье его не пробивает. Втыкается так, что его не вытащишь. Гребец высовывается, и обрубает копье топором.

– И что? – спросил князь Войномир.

– Я просто подумал, что вся тяжесть морского щита от толстых досок. Борт драккара пробить стрелой легче, чем щит. На борту доски тоньше. Но стрелу держат не доски, а пенька, канат. Он упругий. А если середину делать из каната, можно разной толщины, а верхний и нижний слои из тонких досок.

– Я понял… – задумался князь Войномир. – Но это необходимо будет сначала испытать. Конопли на Руяне выращивается достаточно. Даже даны и свеи у нас покупают. И ненамного меньше, чем зерна. Будем думать. Будем пробовать. А теперь – пора идти на службу.

– Только сначала – неприятная, как сказал жалтонес Рунальд, процедура. Налейте князю стакан воды.

Дражко вытащил из нагрудного кармана под кольчугой полученную от Рунальда склянку. Горлышко было узкое, и противоядие из него так и капало по капле в подставленный сотником Волынцом стакан с водой.

– Строго пять капель. Ни больше, ни меньше… Десять дней, брат княже, придется потерпеть. Я уеду, Славер будет за тобой присматривать, чтобы не забывал, – князь-воевода заметил, как Войномир заранее морщится, даже не попробовав противоядие, имеющее довольно едкий запах, разлившийся по всей светлице. – Твоя жизнь сейчас – не твоя собственность. И ответственность ты несешь перед своим дядей князем Годославом за весь остров. Потому о своей жизни заботиться ты просто обязан, если дядюшку подвести не хочешь…

Глава четвертая

Утром, еще в темноте, князь Бравлин Второй послал за князем-посадником Гостомыслом сотника стрельцов Русалко, который оказался во дворе дома, где Бравлин обосновался. Гостомысл поспешил на зов, и пришел сразу после возвращения к князю сотника стрельцов. У Бравлина с утра уже, если не с ночи, сидело несколько вагров, из которых Гостомысл хорошо знал только княжеского секретаря сотника Зарубу, а остальных раньше лишь видел мельком. На столе у Бравлина располагалось что-то непонятное. На большом деревянном щите два человека выкладывали из глины нечто, что изначально было князю-посаднику не совсем понятно. И, только присмотревшись, Гостомысл начал узнавать очертания Ильмень-моря и Волхова, покрашенные в голубой цвет. И берега были уже покрашены. Только в зеленый цвет. Глина изображала, судя по всему, почти все княжество без Бьярмии, и захватывало большую часть княжества варягов-русов. По крайней мере, хорошо узнавалось русло Ловати, Полисти, и многих других рек и речушек полуденной стороны Ильмень-моря, и многочисленных прибрежных озер, соединенных с Ильмень-морем протоками или не соединенных. Только в том месте, где должна стоять сама столица соседнего княжества – Руса, были наложены кучей какие-то оструганные щепки. Люди, что работали с глиной, часто заглядывали в свитки бересты, которые лежали тут же на скамье. Иногда они обращались за советом к какому-то немолодому вагру, который шепотом что-то им объяснял. Этого немногословного вагра Гостомысл уже несколько раз видел, но тот появлялся в окружении Бравлина не часто. И от этого человека всегда сильно пахло костром, как от охотника. Потому, наверное, князь-посадник и принимал его за одного из княжеских охотников, который со своей артелью добывает в окрестных лесах мясо для строителей. Но сейчас немолодой вагр держался явно, не как охотник. Когда людям, что лепили из глины уменьшенные окрестности, было непонятно что-то даже после объяснений, вагр копался в разных свитках, находил нужный, и показывал. Гостомысл догадался, что свитки эти – работа немолодого вагра-разведчика. Он собирал все данные о местности, зарисовывал писалом на бересте, а сейчас два человека выкладывали все это в глине. Такого чуда Гостомысл еще никогда не видел. И, всегда внимательный к окружающим князь Бравлин, заметил удивление князя-посадника.

– Это, княже, лепная карта окрестностей. Бывают карты рисованные, реже бывают лепные. С лепной ориентироваться легче. Все видно. Нам с тобой так будет проще делами заниматься. Но я тебя не для этого хотел видеть. Пойдем в соседнюю горницу. Не будем людям мешать работать. Дело у них ответственное, ошибки допустить нельзя.