След Сокола. Книга третья. Том второй. Новый курс – на Руян

– Это значит, что яд понадобился самому Вандалу? – спросил Дражко.

– Сам Вандал захотел меня отравить! – не спросил, а утвердительно сказал князь Войномир. – Ему есть, что терять. А смертью Веданы он хотел только прикрыться?

– Вот здесь-то и находится тот тонкий момент, который меня смущает, – сказал Ставр, сердито пошевеливая тяжелым посохом, более длинным, чем он сам.

– Не тяни. Говори яснее, – потребовал князь-воевода.

– Слишком уж многое показывает на Вандала. Чересчур много. И потому я в сомнениях.

– И на какой почве твои сомнения топчутся? – поинтересовался князь-воевода.

– После того, как стрела пробила голову Веданы, на поиски стрелка отправили экипажи пяти лодок, которые прочесывали полуостров и все побережье. Но никаких следов найти не смогли. Видели только, как быстрая лодья под прямым парусом вышла из бухты, но кто-то сказал, что она вышла раньше, до выстрела. Никто этого утверждения ни подтвердить, ни опровергнуть не смог. И совершенно пропал из вида человек, которому Ведана, по словам жалтонеса, передала склянку с ядом. Если он пропал оттуда, он мог только на этой лодье уплыть. Значит, лодья уплыла после выстрела. Выйти из порта этот человек никак не мог. Выход там только один – в город, и у ворот, как полагается, стоит привратная стража. И человека этого никто не запомнил, хотя смутно вспоминали после рассказа жалтонеса, что видели такого рядом с Веданой. Разговаривали они в стороне от всех. Естественно, серьезно допросили и жалтонеса Рунальда.

– Мне он про допрос ничего не рассказывал, – перебил разведчика Дражко.

– Он – человек скромный. И посчитал это малозначительным фактом. Рунальд вообще человек со странностями. Я его знаю больше двадцати лет, и он всегда такой. Тем не менее, допрос был. Но допросили жалтонеса не сразу, а только по завершению поисков стрельца, убившего Ведану. Не нашли, и тогда, вспомнив про свидетеля, к жалтонесу подступили. Рассказ Рунальда всех сильно смутил. У Веданы никогда не было мужа, и ей некого было отравливать. И вообще использовать яд – это совсем не в ее характере. Она, как говорил сам воспитатель Веданы, в таком совершенстве владела мечом, и, всегда вспыльчивая, без сомнения выхватывала его, и ни в каких ядах не нуждалась. Рунальда назвали лжецом, и хотели просто так, за одно только вранье повесить, но Вандал услышал вдруг, что Ведана обещала утром отпустить лодью с жалтонесом и воеводой Веславом, о котором верховный волхв многажды слышал, и заочно уважал. Может быть, они даже встречались раньше. Князь Бравлин второй, насколько мне известно, дважды навещал Вандала в его храме. И не исключаю, что с Бравлином на остров приплывал и воевода Веслав. А тут еще слово Веданы… Это для Вандала было, как последняя воля погибшей. И он запретил Рунальда трогать. И приказал утром, как и сказала Ведана, отпустить на ветер…

– Но почему только утром? – переспросил князь Войномир. – Чтобы успеть доставить яд в Кореницу? Чтобы никто не помешал? Мне такое решение кажется, по меньшей мере, странным…

– Да, – согласился Ставр. – Оно может таким выглядеть. Но я представляю себе растерянность Вандала, потерявшего самого значимого для него человека в мире, единственного значимого для него человека. Ему сказали, что Ведана обещала отпустить лодью утром, и он повторил это слово в слово, не задумываясь. Такое тоже могло быть в момент растерянности. Вандал уже не молод, и подобный удар ему перенести тяжело. Потому он и повторил услышанные слова, не вдумываясь в смысл.

– Так все-таки, Ставр, – князь-воевода спрашивал командира княжеских разведчиков так, словно тот обязан был знать все. – Это дело Вандала или нет?

– Я пока ничего сказать не могу. Не могу ни обвинить старика, ни оправдать.

Дражко пожал плечами. Даже с некоторым раздражением пожал. И в тоне его голоса слышалось раздражение и недоворльство:

– У меня начинает складываться мнение, что ты подружился со старым волхвом… И пытаешься его защищать, – сказал Дражко.

Ставр промолчал.

– Я прав? – князь-воевода повысил голос.

– Я защищаю только интересы княжества бодричей, и больше ничьи, – спокойно ответил командир разведчиков. А возводить на человека напраслину, даже если он тебе, княже, и не нравится, я привычки не имею. Короче говоря, я пока не вижу никаких доказательств вины волхва Вандала. И не могу сказать, кто покушался на жизнь князя Войномира ни по дороге на остров, ни здесь, на острове. Подозрения никогда не могут быть доказательствами. И обвинения я смогу выдвинуть только тогда, когда сам смогу убедиться в чьей-то вине.

Дражко знал характер командира княжеских разведчиков. Волхв Ставр был неуступчивым, и всегда свое мнение отстаивал. И потому князь-воевода спор не продолжил.

– Я могу предложить тебе еще один вариант для поиска. Из Ральсвика я послал с предупреждением князю Войномиру одиннадцать стрельцов. Один гонец, которого княже знал лично, и должен был поверить, что тот прискакал от меня, и десяток стрельцов в его сопровождение. Они попали в засаду. Прорвались, подстрелив шесть воев противника. Потом шестеро оставшихся стреляли из темноты в меня и мое сопровождение. Был убит стрелец. Мое сопровождение убило четверых. Двое сбежали. Могли приехать после нас, могли обогнать нас, если хорошо знают здешние дороги. Перед нами в Кореницу приехало двое воев. Сказали страже, что к боярину Пламену гонцы из Арконы. Время уже к утру близится. Не стесняйся, Ставр, разбуди Пламена, спроси, что за весть принесли ему гонцы, и верно ли они к нему прибыли. А ты, Славер, отправляйся к полуденным воротам, как я тебя и просил, найди одноглазого сотника Магнуса Бычья Кость, и спроси, кто после нас приезжал. Он знает, что ты приехать должен, следит за прибывшими.

Воевода с волхвом приложили руки каждый к своей груди, развернулись, и вышли. Дражко выглянул в коридор, и позвал часового.

– Прикажи принести нам с князем Войномиром меда. Две баклажки побольше.

Пока мед не принесли, князь-воевода прошел в свою комнату, чтобы переодеться и хотя бы смыть дорожную пыль с рук и с лица. А когда вернулся в рабочую княжескую горницу, увидел, что Войномир опять над бумагами склонился, что что-то выписывает на другой лист бумаги. А потом делает писалом прорезы на восковой дощечке, словно кратко отмечает что-то самое важное.

Тут и мед принесли. Дворовый человек не знал, куда поставить деревянный резной поднос, потому что стол был завален свитками бересты и бумажными листами. Войномир молча показал на скамью рядом со столом. Дворовый человек поставил, поклонился, и молча вышел. Сам князь Войномир к меду даже притронуться губами не пожелал.

– Что не пьешь? – спросил князь-воевода, поднимая объемный жбан, как кружку.

– Не в том дело. У меня голова так устроена, когда нужно ей работать, я от хмельного отказываюсь. Иначе соображаю хуже. Что-то забываю. К тому же, княже, ты сам не велел мне ничего, кроме воды пить. Если хочешь, и не боишься, можешь за меня выпить. Жбаны не помечены, который тебе, который мне. Не угадаешь, в каком может быть отрава.

Дражко никогда трусом не был, от хмельного меда не отказался, и, когда он поставил пустую баклажку на скамью, усы его довольно зашевелились.

– Слышал я, что мед способен любую отраву убить. Не зря вои им раны покрывают[7 - Славяне издавна, отправляясь в поход, брали с собой небольшую глиняную посудинку с медом и несколько листов бересты, пропитанной льняным маслом. Медом полностью покрывали рану, а сверху бересту накладывали. Береста, если она была не промаслена, сильно иссушала кожу вокруг раны, вплоть до потрескивания, и мешала заживлению. А мед являлся сильным антибактериальным, как сейчас говорят, и консервирующим средством. И очень способствовал заживлению.].

– Я тебе не мешаю? – спросил Войномир, давая тонкий намек.

– Устал я что-то… – признался князь-воевода, намек принимая и понимая. – Если разрешишь, княже, я пойду к себе в комнату, отдохну, не раздеваясь. Только меч отстегну. А как кто-то с вестями прибудет, Ставр или Славер, или еще кто-то, сразу пошли за мной.

– Обещаю…

У Войномира у самого слипались глаза, но он упорно вникал в документы, принесенные боярами, и находил в них все новые и новые несоответствия. Данные одних документов не сходились с другими. Например, портовые регистрировали прибытие одного количества кораблей, а таможенные документы показывали, что таможенный сбор был взять только с каждого, по сути дела, десятого. Да и портовые платежи, судя по документам, взимались за пользование причалом через одного, только со второго корабля, а то и с третьего. Все сводилось к тому, что бояре, отвечая каждый за свой собственный участок, не сводили документы в единую систему, и не понимали, что любая попытка такого приведения сразу покажет их отношение к своей работе. Правда, еще предстояло точно узнать, кто воровал деньги из казны – сам боярин или дьяк, посаженный боярином на ответственное место. Каждый дьяк служил непосредственно боярину, ответственному за ту или иную сферу жизни острова, и боярином же ставился. Крушить всех направо и налево князь Войномир тоже не собирался. Тем не менее, в голове у него возникала некая путаница, разобраться в которой он сам не мог. Требовалась помощь более опытного в делах князя-воеводы Дражко. Но беспокоить уставшего князя Войномир не хотел. Однако тут вернулись одновременно и бургграф воевода Славер, и командир княжеских разведчиков волхв Ставр. Поднимать Дражко требовалось в любом случае. Что и сделал по просьбе своего князя воевода Славер, негромко постучав в дверь.

– Иду, – сразу отозвался князь-воевода.

И вышел почти сразу. Ему потребовалось время, единственно, чтобы прицепить к поясу меч, без которого Дражко, как сам говорил, чувствовал себя почти легковесным танцором с ярмарки.

Славер уже входил в рабочую горницу князя Войномира, и Дражко тремя быстрыми шагами догнал его, чтобы не открывать дверь снова. Короткого времени князю-воеводе хватило, чтобы отдохнуть, и выглядеть свежим, хотя он даже умыться не успел. Но задранные кверху кончики широких усов говорили о том, что Дражко в прекрасном настроении.

– Значит, пока я спал, новостей не было? – удовлетворенно спросил князь-воевода.

– Только прибыли, княже, – объяснил Ставр. – С воеводой у крыльца встретились. С разных сторон приехали.

– Докладывайте… – потребовал князь Войномир, отрывая уставшие глаза от своих бумаг, кажется, с радостью, потому что уже устал от такого занятия.

– Что там за два воя к боярину Пламену прибыли? – спросил Дражко Ставра. – Можно было проверить, откуда они прибыли?

– Я самого боярина разбудить, как ты просил, не постеснялся, – объяснил волхв. – Мы с ним коротко знакомы[8 - «Коротко знакомы» (устаревшее) – дружны.] с давних пор. Еще с похода против данов семнадцатилетней давности. Боярин тогда просто воеводой был. Боярское звание ему после этого похода Годослав, который только-только стол отца занял, и пожаловал. За отличие в быстрых рейдах. Надо сказать, он заслужил. Со своим полком за четыре дня в семи битвах участвовал. И везде его полк отличился. Тогда же, кажется, в его полку мать Веданы сотником была. Совсем молодым сотником.

– Вот так и начинаешь узнавать людей – нечаянно, – то ли проворчал, то ли просто с усмешкой констатировал князь-воевода. – Столько, казалось бы, знаю Ставра, а никогда не слышал, чтобы у него руянские бояре в друзьях значились. Так, чего доброго, скоро нечаянно выяснится, что Ставр запросто вход к королю Готфриду. Просто по старинной дружбе заглядывает данского пива выпить. Впрочем, молчу, памятуя, что наш волхв только воду пьет…

Волхв промолчал. Но Войномир поторопил его:

– Продолжай, Ставр. Мне еще нужно подготовиться к разговору на заседании боярского совета. А времени остается мало. Рассказывай…

– Разбудил я, значит, боярина Пламена. Он недовольный ко мне вышел. Я и посочувствовал, что поспать ему сегодня ночью не дают. То я, то гонцы из Арконы… Он сильно удивился, и сказал, что не было гонцов. Своего гонца он к Вандалу послал, но тот должен вернуться только к обеду. А из Арконы гонца не было. Вечером только с боярским обозом несколько бочонков гасконского[9 - Гасконь – пиренейская провинция королевства франков.] белого вина привезли. Но вино не для боярина. Его заказывал у Пламена верховный волхв Яровита Духослав. Сказал, что для службы ему нужно. Правда, просил красное вино, а ему привезли белое. Но это не большая беда. А больше из Арконы никого не было. Я и объявил тогда, что два воя проезжали через ворота, и сказали, что гонцами из Арконы к боярину Пламену посланы. Боярин своих стражников позвал. Спросил. Никаких гонцов, говорят, не было.

– Куда же они делись? – спросил Дражко. – Мне сотник привратной стражи точно сказал, что два воя в полном снаряжении к боярину Пламену отправились. Он им даже пароль ночной сообщил. Может, где по дороге сгинули?

– Сгинули… – согласился волхв Ставр. – Вернее, не к дому боярина поехали, а в другой дом. Я так изначально и предполагал. От дома боярина до полуденных ворот княжеский Дворец стоит прямо посредине. Я, когда возвращался, у каждых рогаток с ночной городской стражей разговаривал. И все подтвердилось. Не проезжал никто ночью к дому боярина Пламена. А вот, как встретился у княжеского крыльца с воеводой, попросил его послать человека до ворот, чтобы со стражниками поговорил. До куда эти двое доехали…

– Я Волынца послал, сотника с тремя воями, – подтвердил бургграф Славер. – От своего имени велел все расспросить. Городская стража теперь в мое подчинение передана. Мне они ответ дадут. А спросить Волынец сумеет.

– Он сумеет, у него язык правильно подвешен, – согласился князь Войномир. – И соображает хорошо. У меня тут насчет Волынца планы созревать стали. Сильно возражать будешь, воевода, если я его из полка заберу? Хочу его способностями к грамоте воспользоваться. Он же у нас не только читать-писать, но и считать хорошо обучен…

– Твоя воля, княже, поклонился бургграф Славер. – Тебе виднее, кто чем заниматься должен. А грамотный человек должен занимать место грамотного человека. Неграмотных сотников у нас много. Найдем, кем заменить.

– Вот и хорошо. А у тебя, Славер, какие новости?