I Италийский легион. Книга 1

– Да, решил попотчевать вас местной кухней, ваши постные серые лица говорят мне, что вы устали от фазанов и ягнят, пора позаботиться о ваших утробах, – ответил Цецина зубоскалу и, повернувшись к подоспевшему лагерному врачу Аристону, продолжил:

– У меня несколько раненых, один тяжело.

Запыхавшийся от быстрой ходьбы грек кивнул головой и, не задавая никаких вопросов, тут же занялся теми, кто требовал его внимания и ухода.

Заметив приближающегося Скатолу, Цецина спрыгнул с лошади и, не выпуская из рук повод, сделал несколько шагов навстречу центуриону.

– Ave, командир. Вернулись почти без потерь, да еще прихватили с собой кое-что, не возвращаться же с пустыми руками.

Скатола не был расположен к шуткам, хмурое выражение на его лице не менялось.

– Если нет новостей, требующих незамедлительного внимания, то после приведения себя в должный вид жду твоего рапорта.

– Мне есть что тебе показать.

Они вместе проследовали к последней повозке. Цецина откинул тряпичное полотно. Под ним было сокрыто обезглавленное тело посыльного, одежды на убитом не было.

Галерий начал было:

– Возвращаясь, мы обнаружили этого несчастного почти у самого лагеря.

Но жесткий вопрос Скатолы прервал длительное объяснение.

– У дороги? В лесу?

– На дороге. Распятого по всем правилам на кресте.

Скатола одернул тряпку, прикрывая тело.

– Где голова?

– Тут же, в повозке.

Асиний Помпоний, стоявший рядом, произнес:

– Он был одним из лучших моих кавалеристов, едва исполнилось 19 лет.

Центурион сжал губы и, глубоко вздохнув, проговорил:

– Через час жду для полного доклада.

– Да, командир.

Цецина поморщился, он не был в непосредственном подчинении у Скатолы, но считал необходимым, а иногда даже удобным, соблюдать субординацию и порядок.

Смывая с себя раздавленных насекомых, гнилостный запах преющего леса и налипшую грязь, Галерий обдумывал доклад касательно вообще-то рядового разведывательного рейда. Важно не ошибиться в оценке происходящего. Здесь, за стенами лагеря, в окружении привычно размеренного уклада, под струей горячей воды достигается зыбкое душевное равновесие.

Свежие одежды приятно облегчают тело, получившее впервые за несколько дней долгожданное отдохновение. Найдя себя вполне сносным для обсуждения произведенных действий, Цецина в сопровождении Асиния Помпония привычным шагом, исполненным спокойствия и внутреннего достоинства, направился в палатку центуриона. Придя, обнаружил Скатолу по-прежнему мрачным в обществе Марка Статия, лицо которого выражало полное безучастие к невеселым мыслям своего собеседника.

Отпив несколько глотков разбавленного вина из глиняной кружки, предложенного Статием, сел рядом, придвинул плошку с рыбой. Пожевав немного, отодвинул:

– А рыбка-то не соленая.

Пододвинул к себе мясо в уксусе, сыр и хлеб и принялся неторопливо жевать, глядя перед собой.

Скатола не торопил его, они служили вместе вот уже десять лет и хорошо понимали состояние и настроение друг друга. Несколько насытившись, Цецина, наконец, произнес:

– С полной уверенностью можно сказать лишь то, что варварское гнездо пришло в полное движение. Дороги небезопасны, судьба несчастного паренька это подтверждает. Они передвигаются по ночам, перебираясь на наш берег для засады и разбоя, обнаружить и поймать их возможно только случайно, кстати, повозки с провиантом как раз тот случай. Улучшить наше положение не поможет и растянутый вдоль берега легион. Мы плохо знаем местность. Мы передвигаемся, словно слепые котята, на ощупь.

Конечно, золото и хорошие посулы развяжут пару—тройку языков, но верить словам, произнесенным за денарии, нельзя, а вот что они знают о нас все – в этом нет никаких сомнений, последняя паршивая овца в самом захудалом стаде может быть шпионом Децебала.

Галерий тяжело втянул в себя воздух и, немного помолчав, спросил:

– Тела пропавших солдат найдены?

– Ни единого, – ответил Скатола, – надеюсь, они погибли, сражаясь, а не были истерзаны пытками.

– Я вижу, лагерь почти восстановлен. Когда ждем пополнение?

Палатку заполнила речь Скатолы. Выверенные фразы, отсутствие примеси лишних переживаний и осмыслений, четкость и жесткий расчет слышались в каждом слове. Речь человека, не привыкшего рассчитывать свое время на витиеватость философов.

– Работы будут завершены к завтрашнему вечеру. Утром следующего дня под охраной центурии Статия строители будут отправлены в лагерь. Помпоний, твоя задача – завтра на рассвете, забрав раненых и почту, уйдешь в лагерь легиона. Послезавтра утром выйдешь встречать центурию. Вернетесь все вместе, с пополнением.

Поставленная логическая точка в речи Марка Скатолы дала понять Асинию Помпонию, что он уже получил свои указания и должен удалиться для исполнения. Тот немедленно вышел, спеша объявить своим кавалеристам о возложенных на них задачах. В душах некоторых из них воцарилось ликование. Люди были рады сменить обстановку, бесконечное выжидание чего-то, бесследное исчезновение товарищей, нелепые смерти, темные пространства окружающих лесов угнетали многих, вызывая непреодолимое чувство тоски и безотчетного страха. Напряжение этих недель хотело вырваться наружу, жаждало осмысленных действий и наступления определенности.

Цецина обратился к Скатоле:

– О чем думаешь, Марк?

– Думаю, что наш император Домициан столь сильно вожделеет лавры победителя даков, а видения золота этой земли столь прочно заменили ему сладострастные ночные пожелания, что он готов выстелить путь к обретению заветного кровавым месивом из погибших армий. А чтобы отвлечь римлян от ненужных мыслей по поводу его законного правления, нужны победные шествия по via Sacra.

От внутреннего отвращения центурион сочно сплюнул в земляной пол.

Молчаливый до этого Статий заметил:

– Многое зависит от того, что вкрадчиво ему нашепчет Корнелий Фуск.

Цецина оживился.

– Ты знавал его прежде?

– В западной Киликии служил под его началом.

Скатола заинтересовался, из чего скроена обсуждаемая личность:

– Чего можно ожидать и на что лучше не надеяться вовсе?

– Человек подлый и хитрый, умеющий воспевать себя даже на бездарно загубленных солдатах и гниющих армейских потрохах. Любое поражение возведет до фарса, а в подходящий момент прольет горестными слезами о доблестно сражавшейся и безвозвратно потерянной армии. Я бы доверил ему покои императора или гарем, но армию… он способен загнать всех в ближайшее болото, а потом объявить торжественно и напыщенно: «Армия погибла, сражаясь во славу Рима». Всегда держится в стороне, вперед не выходит, руководит из тени. Надеюсь не увидеть здесь его штандартов.