I Италийский легион. Книга 1

I Италийский легион. Книга 1
Сергей Петрович Евсеев

Первый век нашей эры. Римская Империя, пережив период гражданских войн после смерти Нерона, усиливает свою мощь. Император Веспасиан разрушает город Иерусалим, закончив тяжелую и долгую иудейскую войну. Руками плененных евреев строится вечный символ непобедимого Рима – Колизей, амфитеатр Флавиев, но на границе империи начинается Великая война с Дакией. Сын Веспасиана, Домициан, приведет империю к поражению и позору. Люди, втянутые в поток исторических событий, пытаются жить, бороться и любить.

I Италийский легион

Книга 1

Сергей Петрович Евсеев

© Сергей Петрович Евсеев, 2022

ISBN 978-5-0055-3412-5 (т. 1)

ISBN 978-5-0055-3413-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

Из того материала, что оставила нам наука, весьма затруднительно не только выделить из нескольких версий, передающих характер и сущность той войны, наиболее истинную, но и просто последовательно изложить разрозненные факты. Писатель старается не только изучить, а прочувствовать ход римской истории, вглядываясь в каждый образ, сопереживая судьбе даже незначительного персонажа.

Это придает повествованию некоторую наивность, естественную теплоту, а иногда нескрываемую нежность изложению тех сухих исторических фактов и событий, давно уже не имеющих для человечества ни малейшей ценности и оставивших о себе едва ли тень воспоминаний.

В книге изначально не ставился замысел поведать обо всех деяниях противоборствующих сторон, римлян и даков, а также их союзников и противников. Автор оценивается не как исторический исследователь, а как исторический писатель, сохраняющий достоверную хронологию тех далеких событий.

Чтобы понять историю, а тем более историю античную, необходимо не спеша пройтись по улицам ее городов, выложенных тысячелетними камнями, зайти в ее храмы и послушать эхо древних молитв, ощутить запахи цветущих садов, прикоснуться к мрамору шедевров, еще хранящих тепло рук мастеров, повторить в себе мелодику их языка.

Читая книгу, не сразу понимаешь, где писатель, словно художник, использовал крупные мазки, рисуя общую картину происходящего, известную и знакомую многим, а где брал в руки тонкую кисточку и осторожно прорисовывал мельчайшие черты истории и взаимоотношений людей, ее создававших.

Страшная своей неотвратимостью трагедия войны дакийского народа с Римской империей, бесстрастная хронология той борьбы в книге лишена классического академизма. Среди жестокости и бессмысленности войн древности ярче и полнее живут человеческие чувства и привязанности. Живая история вызывает трепет, так и хочется приблизиться к ней и коснуться рукой, как святыни. Ведь на ощупь все чувствуется иначе и желание прикоснуться, так же как и потребность дышать, не исчезнет никогда.

Упрек в адрес автора о его необъективном освещении и без того мало известного представляется несостоятельным. В книге известные исторические факты соединены и окружены яркими, живыми образами людей той эпохи. Читатель, увлекшись знакомством с ними, поневоле оказывается вовлеченным в жизнь, текущую перед его глазами. Как бы проживая с ними рядом, узнавая среди них и своих знакомых, и друзей. Книга лишена тяжелой документальности, надуманности или нереалистичной героики. Персонажи подвержены всем человеческим слабостям и, не всегда проходя свой жизненный путь, становятся мудрее или сильнее. Смерть и забвение равняет людей на дорогах истории. Давно прошедшие, ставшие почти невероятным преданием войны поглощали десятки тысяч жизней, но чувства людей благодаря автору вызывают в нас движение эмоций – улыбку, страх, сострадание, сомнение, нежность или ненависть.

Читатель, увлекшись повествованием, незаметно для самого себя переносится в совершенно другой мир. Быть может, спрятавшись за колоннадой, подслушает разговор юноши и девушки, удивившись, как похожи слова нежности и надежды, звучавшие тогда и сейчас. Подсмотрит украдкой, как святятся их глаза, освещенные радостью соприкосновения душ и тела, и отойдет, чтобы не мешать самому прекрасному и великому чувству на земле, пока жив человек, – чувству любви, порождающей бесконечность жизни. Писателю, повествующему о судьбах людей в рамках событий глубокой древности, вполне простительно нарушить границы исторических реалий, так как чувства людей ни в какие времена не признавали ни физических, ни нравственных ограничений.

Глава 1

Римская провинция. Мезия.

Дунай. Осень 84 г. н. э.

В форпосте близ Дуная, на самой границе с Дакией, заливаемые двухнедельным дождем римские легионеры вели непрерывные строительные работы.

Непогода погрузила всю местность в омерзительную сырость и слякоть, удушливость и зловония. Превозмогая тяготы условий, восстанавливается недостроенный и брошенный на зиму лагерь.

Двум центуриям, в труде искушающим даже самые атлетические тела, необходимо перестелить крыши, натаскав для этого бревен и распилив их на доски. Заново отстроить преторий и склады, разобранные до основания местными жителями, заделать дыры защитного вала, увеличить и перестроить баню и привести в рабочее состояние трубопровод, тянущийся от небольшого ручья, что журчит за стенами лагеря.

Старая оружейная да позабытый тир остались единственными строениями, которых не коснулась перестройка, и теперь они особняком смотрят на всех своими замшелыми бревнами.

Водой для питья и кухни снабжали два ключа, бьющие на внутренней площади лагеря. А возделанный огородик в достаточном количестве взращивал зелень для стола, непривыкшего к изобилию.

На время ремонта и укрепления форпоста, в одном ряду с солдатами, в лагере трудились и проживали разнонациональные вольнонаемные всевозможных специальностей: каменщики, плотники, столяры, универсалы строительных профессий, а также кладовщики и писари. Все находящиеся в лагере учтены и внесены в списки у главного писаря, кудесника бумажных интриг и махинаций, опытного в своем деле человека, Тита Муллея. Вокруг рабочего места этого проныры с каждым днем увеличивались кипы бумаг, содержание которых при прочтении вызывало трудовую испарину в складках лба на почтенных лицах.

Сухая статистика, показывающая точность исполнения поставленных задач, и подробное скрупулезное отслеживание работ всего сложного «живого» аппарата, название которому – форпост, задача для людей ловких и изворотливых.

Перемирие с даками не исключало мелких стычек, а горы, чистые леса, отсутствие дорог создавали «дружелюбному» неприятелю прекрасные возможности для передвижения и засад. Царящая атмосфера вынудила старшего центуриона второй когорты I Италийского легиона Марка Скатолу одновременно следить за внутренним укладом лагеря и за обстановкой за его стенами, заниматься сбором информации, ведя разведку на большой и труднопроходимой территории. Две прошедшие недели полны тягостных и неутешительных известий. Почти у самого лагеря пропала целая декурия во главе с деканом, занимавшаяся рыбной ловлей. В основной лагерь I Италийского легиона, что находился в десяти километрах южнее, с утренней почтой был отправлен контубернал, об участи которого пришлось догадаться по вернувшейся без всадника лошади, седло было изрублено, а уздечка и повод изорваны, на животном виднелась запекшаяся кровь.

Под командой «старой лисы» Галерия Цецины пару дней назад покинула лагерь разведка, состоящая из пятидесяти опытных всадников, ушедшая вниз по течению, и безмолвно пропала в этих проклятых кущах. На смену им вела подготовку полусотня Асиния Помпония, их заданием было обследовать территорию вверх по реке.

В размышлениях о происходящем тяжелой поступью Скатола поднялся по скрипучим ступеням к частоколу, махнул рукой «вольно» часовому, сделавшему к нему несколько шагов. Часовой Квинт Пеллион, солдат, принадлежащий третьей центурии Марка Статия, что большей частью своей в этот день находилась в охранении лагеря. Солдат вернулся под навес и, повернувшись вполоборота, продолжил наблюдение за дорогой, ведущей к лагерю с юго-западного направления.

По-прежнему лил дождь, то замирая, то вновь усиливаясь. Тяжелые капли барабанили по каскам солдат, создавая монотонный, унылый мотив, диссонансом которому служили водяные струи, въедающиеся в перекрытия из свежего дерева, старые же постройки, уже претерпевшие все неистовства здешнего климата, стойко переносили сырость и промозглость.

Укутавшись в плащ от порывов пронизывающегося ветра и оперевшись на острие частокола, Скатола вновь погрузился в прерванные часовым размышления: потери составляют одиннадцать человек, и пока он не может найти ответы на вопросы, тяжело пульсирующие в его голове.

Бесспорным фактом, заменяющим многие «почему», остается лишь осознание, что все вокруг находятся в состоянии войны, кровавой и беспощадной, выжить в ней удается немногим.

Трудно уложить в рассудке, что в то время, пока ему приходится решать головоломки военных стратегий, кто-то сейчас занимается, хоть и в застенках лагеря, но вполне мирным делом. Как пример, тут же на память приходит худощавая фигура Аристона, хирурга и врача легиона, грека по национальности, пришедшего сюда еще летом. Когда беспощадный бог войны не заваливает его рабочее место телами, требующими его мастерства в починке человеческих членов и органов, он, как безобидный мотылек, порхает между полянами, собирая травы для своих лекарств, мазей, различных примочек, растворов и снадобий. В его аптеке непрерывно булькал котел, разнося запахи далеко за пределы здравницы.

В помощь врачевателю пришлось отрядить десяток солдат, апулийцев, хорошо понимающих назначения трав и их свойства, желающих сменить тягостный труд на увлекательные прогулки с цветами и душистыми травами, коих немало росло вокруг лагеря.

А где-то сейчас пропавшая вблизи лагеря декурия. Асиний Помпоний с утра обежал близлежащую территорию вверх и вниз по течению, ничего не обнаружил – этот факт тревожил и обжигал душу близким дыханием врага. В ближайшие дни лагерь будет полностью восстановлен, и все рабочие будут отправлены в основной лагерь к трибуну Кассию Петрею, и форпост будет усилен до когорты.

Мощный, сбивающий с ног порыв ветра резким, колким дождем неистово обрушился на Скатолу. Пытаясь уйти от ненастья, он неловко повернулся, опираясь на левую ногу, и, как молния внезапно рассекает небо от края до края, от колена все тело пронзает волна невыносимо терзающей боли, напоминание о прошлогодней стычке с отрядом даков, перебравшихся на этот берег и устроивших римлянам засаду.

Тогда когорта Скатолы была атакована при переходе ручья, зажатого каменистым перелеском. Центурия, шедшая впереди в охранении, была вынуждена прижаться к основному отряду и растянуться, стараясь быстрее взобраться на бугор по неширокой дороге, пересекающей ручей и резко уходящей вверх, причудливо извиваясь. Половина когорты состояла из новобранцев, новичков в военном деле, многие из которых в строю не больше года.

Сам Скатола шел в середине первой, слыша команды Тита Валлея, командира второй центурии, в сочных выражениях непрерывно подгонявшего своих солдат. Дно пересекаемого когортой ручья было из поросших слизью булыжников, мелкой гальки и чавкающей местами глины, засасывающей ноги по щиколотку. Солдаты с трудом удерживали построение и сохраняли полное внимание к происходящему вокруг.

Скатола оступился, нога соскользнула с округлого булыжника и проехалась по острым обломкам.

– Проклятье! – сорвалось у него.

Шедший впереди знаменосец оглянулся на негодующего центуриона и, подбадривающе улыбаясь, произнес:

– Командир…

Но в этот момент сзади в Скатолу ткнулся солдат, смотревший себе под ноги и не видевший остановки центуриона, балансировавшего на одной ноге; толчок был так силен, что, не схватись Скатола за плечо знаменосца, не миновать бы ему купания. Сжав палку, центурион занес ее над незадачливым легионером, имея неистовое желание треснуть его пару раз, сделав ему внушение, о котором бы он помнил долгие годы, что в любых условиях нужно помнить о субординации и не сталкивать командира в ручей…

– Марк!!! – резкий окрик знаменосца заставил повременить с расправой и обернуться. Пары секунд было достаточно, чтобы оценить обстановку.

Немного не дойдя до верхней точки тропинки, центурия охраны увидела стремительно надвигающийся отряд варваров в полном боевом вооружении. Справа и слева от дороги с лицами, искаженными от ненависти и осознания превосходства положения, лавинообразно спускались еще две группы. Шум, надвигающийся от топота сотен ног, обрушивающихся по склону камней, поглотил все внимание римлян, их немое оцепенение дало преимущество нападающим.

Опытные солдаты головной центурии, готовые всегда и ко всему, хладнокровно метнули пилумы в варварскую массу, не выбирая особой цели.

От рассеченных человеческих тел воздух наполнился воплями и стонами раненых и умирающих, что стали живой мостовой для тех, кто двигался дальше.

Тит Валлей принял решение отступать вниз, обороняясь. Было бы безумием гнать солдат наверх, не имея возможности для главного козыря римлян – четко выстроенного строя, центурию неминуемо отбросят назад. Разумнее всей когортой отходить до более широкого места, достаточного для маневра. Воспользовавшись сумятицей, возникшей от удачно брошенных копий, Валлей выкрикнул: