– Щиты поднять! Ряды уплотнить! Всем отходить вниз!
Последние слова утонули в диком реве сотен варварских глоток. Воздух наполнился десятками стрел, копий, камней, пущенных сверху вниз в ряды римлян. Убитых было немного, а число раненых быстро росло. Численное преимущество врага было столь велико, что пущенные стрелы и копья, не имея точной цели, покрывали плотной пеленой колонну римлян. Земля покрывалась обездвиженными телами.
Скатола проревел:
– Первая! Развернуться влево! Третья вперед и направо!
4-я и временно находившаяся под командой Марка Статия 5-я центурии, находясь в более выгодном положении, использовали небольшую поляну для развертывания в боевой строй.
Конная турма кельтов, шедшая в конце колонны, выхватила луки и через головы легионеров начала обстрел группы даков, приближавшихся справа, пытаясь выиграть важные секунды для перестроения центурии. Пущенные стрелы пронзали врага, и поверженные тела устилали путь; те, кто не был ранен смертельно, умирали, втоптанные заживо в грунт под ногами еще уцелевших и в ярости метавшихся из стороны в сторону. Осиний Федр, командир конной турмы, крикнул только одно слово:
– В лагерь! – И сразу же пять последних всадников без промедления понеслись по оставшемуся свободному отрезку дороги. Они направились в сторону лагеря легиона II Адьютрикс, стоявшего приблизительно в пяти километрах от развернувшегося сражения. В их сердцах теплилась надежда на помощь, призрачная, почти неуловимая, болью сдавливающая грудь, эта надежда придавала им сил как единственное, к чему можно взывать.
До коридора, образованного 1-й и 3-й центурией, добралась лишь половина 2-й, увеченные и изможденные, стеной щитов они прикрыли фланги стоящих в ручье.
Скатола, находясь в самом пекле развернувшегося сражения, улавливал каждую песчинку на этих беспощадных страшных весах смерти и жизни. Ни одна деталь не ускользала от него, Скатола подбадривал каждого, в ком пошатнулась уверенность и кого покидали силы. Четкие команды, произносимые его уверенным, сильным голосом, сплачивали легионеров в единое целое.
– Держать строй! Держать строй! Ребята! Щиты в линию!
Давящая сила даков нарастала с каждой минутой, используя численный перевес и выгодную позицию, они старались обойти когорту по флангам и замкнуть ее в кольцо.
Марк Статий, развернув свои центурии, отбрасывал небольшие группы, не давая им заходить в тыл отступающим. Он запретил замыкающей центурии метать копья, приберегая их на резерв.
Легионеры, оберегая друг друга, быстро приходили в себя от неожиданного нападения, все более хладнокровно наносили острием меча и копья короткие колющие удары, понемногу отступая.
Даки, использовав свои копья в первые минуты боя, неистово рубили длинными мечами, в давке и толчее нанося раны своим же соплеменникам.
Против остатков центурии Валлея дрались страшные фалксмены, сильнейшие из воинов даков, в знак своего бесстрашия и презрения к смерти выходившие на бой полуобнаженными, не надевая доспехи, которые бы мешали им действовать оружием, по названию которого они были прозваны. Фалкс – серповидное лезвие, заостренное по внутренней кромке и насаженное на длинное древко. Каждый удар ломал и кромсал щиты, человеческая плоть пронзалась как масло.
Неистовый вой и рев даков, казалось, давил на легионеров; когорта, уплотняясь, сползала вниз по дороге.
Сражаясь в первом ряду, Валлей чувствовал за спиной руку знаменосца Авла Пеллиона, оберегавшего жизнь командира от коварных ударов в спину и дублировавшего команды Скатолы голосом и штандартом.
Удерживать столь превышающие силы не помогало ни мужество, ни стойкость римлян, эти качества помогали лишь оказывать стойкое сопротивление, не давая растерзать себя, как кроликов.
Понемногу остатки когорты сползли вниз по дороге, которая расширялась и становилась более пологой, выходя на небольшую поляну, но варвары наскакивали дикими псами, не позволяя перевести дыхание и перестроиться.
На вершине холма, находящегося с правого фланга от отступающей когорты, сражение наблюдали два человека, отделившиеся от группы всадников.
Один из двоих был человеком невысокого роста, но крепкого телосложения, с широкой грудью и сильными мускулистыми руками. Скуластое лицо правильной формы выделял большой нос, густые черные брови дугой и карие глаза с острым, властным и не ведающим пощады взглядом. Голову венчала копна темных как смоль кудрявых волос. Губы скривились в презрительной полуулыбке. Это Мукопорис, предводитель группы даков. По римским меркам он был одет невзрачно. Ветер раздувал на нем широкую рубаху из грубого волокна, подобранную кожаным поясом на бедрах, свободного кроя штаны, заправленные в высокие сапоги, перетянутые ремнями, и куцая шапчонка на голове. Взгляд останавливался лишь на массивном золотом браслете, на запястье левой руки.
Внешность же второго обличала в нем сармата. Он был на голову выше Мукопориса. Жилистое тело и грудь закрывала кожаная кираса, поверх которой свисала серебряная бляха с изображением оскаленного волка.
Ноги от колен до пят были покрыты попонами. Обветренное смуглое лицо с раскосыми маленькими глазками и сплюснутым носом выражало непримиримость и ненависть. На голову был надет плоский шлем с бармицей, закрывающей нос; волчий хвост, свисающий со шлема на затылок, был переброшен через плечо на грудь.
– Посмотри, Ахтор, как стремительно они отступают.
– Но это еще не победа.
– Надо рубить их, не дав им возможности перестроиться. Ты нанеси удар всей своей сотней в центр, прорвавшись во фланг и тыл, порешим их в несколько минут.
– Неплохо, Мукопорис, еще пара таких побед, и легат Оппий Ауфидий разорится на похоронных урнах.
– Ха-ха, я подарю ему все имеющиеся ночные горшки.
– Дай знать своим людям об атаке моей конницы.
– Мой рог воззовет даже мертвых.
Ахтор, предводитель сарматской конницы, ловким прыжком вскочил на спину лошади и вдел руку в лямку небольшого круглого щита с той же символикой, что и серебряная бляха на груди.
Отъезжая, обернулся:
– Все оружие будет моим, Мукопорис.
– Мне нужны лишь их головы, одену на шесты и выставлю вдоль берега.
Ахтор, осклабясь, крикнул:
– Атака по сигналу.
Фалксмены, возглавляемые Лупером, теснили римлян к поляне. Зная об атаке тяжелой конницы, он немного ослабил натиск, готовясь поддержать сокрушительный удар сарматов.
Осматриваясь поверх рядов сражающихся, он видел две центурии, еще не до конца вымученные сражением, способные дать отпор. Видел конную турму кельтов, что, улучив небольшую свободу маневра и оценив нападающих, выбивала стрелами фалксменов. Горячая струя крови, окропившая лицо, переключила внимание Лупера на центуриона в первом ряду, жестоко наносимые удары которого резали глотки, вспарывали животы, отрубали руки и ноги. Взгляды этих двух сильных людей встретились, в глазах каждого читался приговор – смерть – и бесстрашие перед судьбой. Лупер сжал оружие так, что от напряжения побелели пальцы, и сделал крадущийся шаг вперед. Римлянин, тяжело дыша, выжидал, опустив меч к бедру, внимательно следя за Лупером, все его существо сжалось в тугую пружину, готовую разжаться в мгновение. Лупер выпрыгнул вперед, нанеся мощный удар сверху вниз, римлянин уклонился, послышался ухающий звук – промах! Лезвия вошло в землю, звякнув о камень. Центурион, уклонившись, ударил Лупера ногой в лицо. Задыхаясь от злобы и жажды мщения, тот без взмаха нанес обманный удар тыльной стороной фалкса и полоснул острием.
Тит Валлей почувствовал, как в левом боку что-то разорвалось, захрустело, как багряная кровь потекла по ноге, как вместе с неистовой болью пришло облечение, успокоение в мыслях, легкое забытье…
Сквозь пелену в глазах он видел своего противника и тех, для кого этот бой еще не окончен. Дикие звуки сражения стали для него затихать, он издал сдавленный вздох и стал заваливаться набок. Взмахнув фалксом для добивающего удара, Лупер отшатнулся назад от молниеносного выпада знаменосца, острие римского меча отсекло часть верхней губы и выбило передние зубы, рот сразу же наполнился густой кровавой пеной. От резкого движения назад Лупер споткнулся и упал на спину, в это мгновение он услышал рог Мукопориса, сигнал к атаке сарматской конницы.
Центурии, выдавленные из теснины дороги на поляну, выравнивали ряды, выстраивая единую стену из щитов. В привычном построении умение и опыт каждого сливались в мощную защитную силу против превосходящей численностью, но беспорядочно атакующей толпы варваров.
Скатола понимал зыбкость наступившего равновесия.
Подавляющий волю звук боевого рога эхом пронесся между холмами. Топот надвигающейся конницы сарматов, сопровождаемый свистом, гиканием, бряцанием оружия, стал продолжением дикого призыва к бою. Воздух наполнялся тлетворностью человеческой крови, ревом, лязгом, дикими криками сражающихся, воплями раненых, хрипами и проклятьями умирающих…
…Тяжелая конница сарматов пробила центр поредевших центурий, большей частью своей устремясь на две центурии Статия, остальные сталкивали римлян к флангам, окружая и ломая остатки строя.
– Всем! Копья в конницу!!! – что было сил заорал Статий. Десятки нерастраченных копий полетели в голову атакующей конницы, впиваясь в тела лошадей и всадников. Раненые животные падали, увлекая за собой людей; уцелевшие лошади, не имеющие седока, с диким ржанием метались по телам, дробя кости и головы раненым и умирающим. Воцарившийся хаос ослабил пробивную мощь конницы.
Лошадь Ахтора, сваленная двумя копьями в шею, перевернулась и скинула всадника немного правее от общего потока. Ахтор ударился грудью с такой силой, что не мог ни вздохнуть, ни приподняться, чтобы понять происходящее вокруг.
Образовав квадрат, центурии Статия пытались удержаться и прийти на помощь своим товарищам, уже полностью окруженным.
Турма кельтов, побросав луки, мужественно рубилась с сарматами, то отбегая, то приближаясь к центуриям Статия, кельты оттягивали на себя часть нападающих, но не могли помочь большим.
Марк Скатола, оттесненный на левый фланг, отбиваясь сразу от нескольких даков, мучительно осознавал, что остаткам его когорты не продержаться долго без помощи извне…
…Две сотни Галерия Цецины столкнулись с пятью всадниками-кельтами на равнине близ моста, в двух километрах от места сражения. Декурион кельтов на вполне сносной латыни объяснил Цецине, где когорта попала в засаду.