Тесей

С молчаливого согласия Миноса Дедал изготовил для его жены Пасифаи чудесную деревянную корову, передвигающуюся на колёсиках, встроенных в копыта, и обшил ее остов шкурой, содранной с только, что убитой коровы. Затем мастер буравом просверлил между задних ног деревянной коровы, там, где в шкуре уже была дырочка, такое же отверстие. В эту изготовленную Дедалом корову, которая выглядела настолько естественной, что даже бык белоснежный принял ее за живую телицу, Пасифая несколько раз залезала, чтобы удовлетворить свою неестественную страсть к красавцу – быку.

В главном городе Крита Кноссе, который некогда был основан юной богиней семейного очага и жертвенного огня Гестией, так и оставшейся навсегда девственницей, Дедал создал свое самое грандиозное творение – греческий Лабиринт.

Еще до того, как Астерию – Минотавру исполнилось 18 лет, Дедал по приказу Миноса на северо-западе города Кносса приступил к сооружению особенной крепости, получившей название Лабиринт. Он выбрал недалеко от дворца подходящее место, где была огромная утрамбованная площадка для танцев, с нанесенными на ней спиральными линиями, облегчавшими танцорам обучение плясовому искусству.

Во времена своего расцвета Кносс был одним из самых могущественных во всем Средиземноморье городов с двумя прекрасными гаванями, в которых могло швартоваться одновременно множество кораблей. Кносс в эту эпоху был особенно славен так же своим многоэтажным дворцом с величественным тронным залом, разветвленным водопроводом, удивительным освещением и проветриванием. В будущем землетрясения и пожары не пощадят Кносский дворец и гавань останется только одна, пока же Криту и его главному городу Кноссу предстояло вместе с двумя гаванями и дворцом, еще и дедаловым Лабиринтом прославиться на всю Ойкумену.

111. Лабиринт

Некоторые говорят, что слово «лабиринт» раньше обозначал узкие улицы в крепости или каменистое ущелье.

Другие утверждают, что слово «лабиринт» происходит от слова «лабрис», обозначающее топор с двумя противоположно направленными лезвиями, который в те времена широко использовался на Крите, как плотничий инструмент и как боевое или церемониальное оружие. Двойной топор символизировал единство противоположностей Неба и Подземелья, а его топорище – это земля, связывающая воедино небесный и подземный миры. Поэтому лабрис – это и топор Зевса, и весь мир в целом, во всех его проявлениях. Лабрис, как и сам Зевс, и разрушительная сила, и созидательная. Он может умертвить быка, и он же превращает этого быка в божество, подающее людям жизнь.

Говорят, самый первый лабрис, появившийся в Критском Лабиринте, был выкован божественным кузнецом колченогим Гефестом по рисунку Дедала, который и на длинную ручку его насадил. Дедал так же по приказу Миноса вырезал изображения лабриса на основных камнях, лежащих в основании Лабиринта, а также на каменных плитах, из которых складывались несущие стены, и на колоннах, подпирающих потолки и крышу. Эти знаки имели магическое значение, показывая, что Лабиринт был не жилище и не крепость, а ритуальное «святилище двойного топора», обиталище божества с двойной секирой, символизировавшей два рога священного быка.

Историки Геродот и Плиний Старший оставили описание египетского лабиринта близ «города гадов» – Крокодилополя. То было колоссальное гранитное четырёхугольное здание, включавшее в себя 3000 комнат и еще более коридоров, расположенных большей частью под землёй. Эта необычайно огромная крепость представляла собой очень сложную систему разноуровневых коридоров и переходов, дворов, комнат и колоннад, такую запутанную, что посторонний человек никогда не смог бы найти в нем дорогу к выходу, ибо, незаметно для себя всегда бы оказывался на дорогах, ведущих к центру Лабиринта.

Говорят, что Дедал, получив от Миноса приказ создать на Крите Лабиринт, плавал в Египет и, поразившись искусству построенной по приказу фараона XII династии Аменемхета около 2200 г. до н. э. знаменитейшей крепости, построил в Кноссе Лабиринт, подобный египетскому. Хотя размеры Кносского Лабиринта были в 100 раз меньше египетского, он был сконструирован, как крепость, из которой нельзя найти выход, более искусно. Никто, кроме самого Дедала не знал даже наружной формы самого таинственного в Элладе здания, на кносских монетах Лабиринт изображался в виде концентрических окружностей, спирали или вложенных друг в друга квадратов.

Минос добивался, чтобы у всех людей Лабиринт так же, как и подземное царство мертвых, вызывал чувство непереносимого ужаса необычайной для зданий сложностью его планировки такой, что из него, как из Аида, невозможно выйти наружу. Кроме того, по приказу царя распространялись слухи о жестоких и загадочных церемониях, в том числе с человеческими жертвоприношениями, которые устраивались в самом центре этого таинственного и зловещего сооружения.

По приказу Миноса пользующиеся его доверием слуги раз в месяц открывали массивную дверь, запиравшуюся хитрыми запорами и замками, изготовленными тоже Дедалом, и впускали (чаще заталкивали силой) туда какого-либо человека, которого никто не будет искать. Немало по приказу Миноса его слуги схватили одиноких путников – чужестранцев и матросов, отставших от своих кораблей, и затолкали в Лабиринт. Приговоренных к смерти преступников запихивали в Лабиринт реже так, как у них обычно бывали родственники, так же и рабов использовали лишь в крайних случаях, ведь они имели хозяев и стоили денег.

О чудовищном человеке с мощным телом и бычьей головой вскоре узнали не только на Крите, но и на соседних островах, и на материковой Греции. Минос надменно объявил, что Лабиринт – это храм божества, имеющего человеческий вид ниже шеи и голову, похожую на бычью, и этому божеству необходимы человеческие жертвы. Это не вызвало особенного удивления у эллинов, ведь все божества в Египте, имевшего древнюю историю, были звероподобными, т. е. имели человеческие тела и звериные или птичьи головы.

112. Страшная дань крови [189]

Годы летели. Каждые девять лет афиняне продолжали снаряжать суда на остров ста городов, на которых отправлялись в последний скорбный путь семь пар их сыновей и дочерей, чтобы исчезнуть навсегда ужасном Кносском Лабиринте.

Народ глухо роптал, обвиняя во всем царя Эгея. Хотя некоторые, согласно преданию, расставаясь с детьми, чтоб меньше мучиться и страдать, придумывали сами для себя, что доставленную на Крит афинскую молодежь, губил в Лабиринте не чудовищный Минотавр, а они сами себя губили, блуждая и не находя выхода. Лабиринт, якобы, был просто критской тюрьмой, в которой страшным было только то, что заключенные не могли найти выход из нее. Хоть, Минотавр, как сказано у Еврипида, был «Пород смешенье двух, урод чудовищный и быка, и мужа естество двоякое», но человеческим мясом он не питался, а юношам лишь следовало лучше путь в Лабиринте запоминать. Те из афинян, кто считал себя особенно хитроумным, предлагали отправляемым на Крит юношам и девушкам постоянно рукой стены касаться, тогда из любого лабиринта можно найти выход наружу. Возможно, это и так в случае плоского лабиринта, но Лабиринт Дедала был многоуровневым и в этом заключалась одна из его коварных особенностей.

По словам прилежного и крупнейшего из аттидографов Филохора, написавшего 17-ти книжную историю Афин, критяне тоже говорят, что Лабиринт был обыкновенной тюрьмой, где заключенным не делали ничего дурного и только караулили их, чтобы они не убежали, и что Минос устраивал гимнические состязания в память об Андрогее, а победителю давал в награду афинских подростков, до поры содержавшихся под стражею в Лабиринте. На первых состязаниях победил военачальник по имени Тавр, пользовавшийся тогда у Миноса величайшим доверием, человек грубого и дикого нрава, обходившийся с подростками высокомерно и жестоко.

Универсальный ученый и философ Аристотель в «Государственном устройстве Боттии» также совершенно ясно дает понять, что не верит, будто Минос лишал подростков жизни: они, полагает он, успевали состариться на Крите, неся рабскую службу. Некогда критяне, исполняя старинный обет, отправили в Дельфы своих первенцев, и среди посланных были потомки афинян. Однако переселенцы не смогли прокормиться на новом месте и сначала уехали за море, в Италию; они прожили некоторое время в Иапигии, а затем, возвратившись, обосновались во Фракии и получили имя боттийцев. Вот почему, заканчивает Аристотель, боттийские девушки во время жертвоприношений иногда припевают: «Пойдемте в Афины!».

В аттическом театре Миноса неизменно поносили и осыпали бранью, ему не помогли ни Гесиод, назвавший его «царственнейшим из государей», ни Гомер, говоривший, что он собеседовал с самим Кронионом. Однако эти прославленные поэты имели в виду рожденного Европой от Зевса Миноса Первого, бывшего царем-законодателем, справедливые установления которого и его брат судья Радамант соблюдает. Трагики же, выливали с проскения и скены целое море хулы и ославливали жестоким насильником и нечестивцем Миноса Второго, внука Миноса Первого.

113. Хитрость Тесея на жребии [189]

Итак, подоспел срок отсылать живую дань критскому чудовищу Минотавру в третий раз. Родителям, у которых были не достигнувшие брачного возраста дети, приходилось, сообразно жребию, расставаться с сыновьями или дочерями. При этом в кандидаты для безвозвратного путешествия на Крит отбирались лишь спортивные юноши и девушки, тренированные прыгуны – акробаты. Это было одно из условий Миноса потому, что афинские юноши и девушки перед тем, как попасть к Минотавру, должны были участвовать в священных на Крите Бычьих плясках.

Снова у афинского царя Эгея пошли раздоры с согражданами, которые горевали о собственных детях и с негодованием сетовали на царскую несправедливость. Они прямо говорили, что виновник всех бедствий страны единственный свободен от наказания, что, Эгей, завещав власть незаконнорожденному чужеземцу Тесею, равнодушно глядит, как они теряют законных отпрысков и некоторые остаются бездетными.

Эти жалобы не раз слышал Тесей, и они угнетали его жаждущий справедливости героический дух. Считая своим долгом не столько царского сына, сколько героя, не оставаться в стороне от постигшего народ горя, но разделить участь сограждан, он сам добровольно, не по жребию, вызвался ехать на Крит. Все удивились благородству Тесея и восхитились его героизмом и любовью к народу.

Эгей же, исчерпав все свои просьбы и мольбы и видя, что сын непреклонен и неколебим, неистово тряся сильно поредевшей бородой на еще больше округлившемся подбородке, визгливым голосом во всеуслышанье объявил на агоре:

– Напоминаю, что никто не может в качестве дани добровольно поехать на Крит, ибо это будет нарушением воли великих богов. Поэтому я, как всегда, повелеваю провести справедливую жеребьевку, которая выявит имена всех подростков, которым самой Могучей Судьбой предначертано ехать на Крит. Пусть у пританея сейчас соберутся не дежурные 50 булевтов, а все 500 членов экклесии, а я, как царь, буду пританом. Жеребьевку проведем без бобов, с одними остраконами (черепками).

Обычно жребий определялся с помощью бобов. В одну урну клали черные и белые бобы, количество тех и других было равно числу кандидатов, а в другую – черепки с их именами. Из обоих сосудов одновременно доставались боб и черепок. Белый цвет боба означал, что кандидат избран, черный – нет. Эллины считали, что таким образом определяется воля бессмертных богов и непреложной Мойры Лахесис для каждого принимающего участие в жеребьевке.

Некоторые рассказывают, что на жеребьевке юношей Тесей проявил хитрость и подменил черепок, выпавший по жребию самому последнему, седьмому по счету подростку. Он быстро подошел к помосту и правой рукой выхватил из руки глашатая последний черепок в тот момент, когда он только, что вынул его из урны. Царевич сделал это, как будто, просто хотел посмотреть. Это было серьезным нарушением процедуры определения жребия, и некоторые замерли в понятном негодовании, другие застыли в недоумении, не зная, как к этому отнестись. В это время кого-то окликнули, и никто не обратил внимание на то, что Тесей, посмотрев, отдал черепок, зажатый не в правой, а в левой руке.

Когда обескураженный глашатай взял из левой руки Тесея последний черепок, то, увидев на нем имя, открыл было рот и замолчал, он ошалело озирался кругом, не в силах выкрикнуть имя царевича.

Тогда Тесей решительно прокричал сам свое имя. Почти все ожидали, что глашатай выкрикнет любое другое имя, кроме имени Тесея и не знали стоит ли им сразу возмутиться вмешательством царевича в жеребьевку. На площади воцарилась мертвая тишина. Люди пытались понять, что же на самом деле произошло, сначала никто из тех, чьи дети не были выбраны, даже не обрадовался такому жребию.

Логограф младшего поколения Гелланик из Митилены на Лесбосе, однако, утверждает, будто никакого жребия на этот раз вообще не метали. Якобы Минос сам приехал в Афины и, выбирая из преуспевших в акробатике юношей и девушек, среди которых был и Тесей, выбрал первым именно его. Таковы на этот раз были условия отправки живой дани на Крит у его могучего владыки, предусматривавшие также, что афиняне за свой счет снаряжают корабль, на котором пленники под присмотром Миноса поплывут на Крит, не взяв с собой никакого «оружия брани», и что конец возмездию может положит смерть Минотавра.

114. Тесей отвечает на укоры Эгея

Эгей скорбно нахмурился, но не столько потому, что его сыну выпал жребий ехать на Крит, сколько потому, что он понял, что, чтобы он не стал делать, Тесей все равно сделает по-своему и поедет. Он, конечно, догадался о подмене имени на черепке потому, что он сам, воспользовавшись властью пританея, совершил бесчестный поступок, заранее убрав из урны черепок с именем сына. В первый момент он даже хотел закричать, что не может быть на черепке имени Тесея потому, что его в урне вообще не было, но потом понял, что только зря сам себя выдаст.

Царь, казалось, на несколько мгновений застыл с горестно приоткрывшимися мелко подрагивающими губами, но, придя в себя, он впал в неистовый гнев и отцовский, и царский и стал пронзительно кричать о нарушении правил голосования.

Тесей же спокойно, но достаточно громко, так, чтобы все слышали, отцу возразил:

– Да, я виноват, что не сдержался и, не выдержав томительного ожиданья, формально процедуру нарушил, но не судите меня строго, ведь по существу нарушения не было, ибо я даже не пытался черепок со своим именем подменить.

Потом, успокоившись, уже наедине с сыном, Эгей стал укорять его, все время спрашивая со слезами, застывшими в этот день в сильно постаревших глазах:

– Ну, почему ты сам все решил, даже мне заранее ничего не сказал?! Ведь ты бросаешь меня в старости одного здесь на произвол беспощадных врагов!

– Я, как первый в Афинах герой, должен положить конец столь нечестивому возмездию, наложенному на Афины Миносом за смерть сына его Андрогея, и я во что бы то ни стало убью другого его сына Минотавра.

Ответил жестко Тесей, разозленный несправедливостью отца, желавшего, используя свое царское положение, оградить собственного сына от участия в выплате живой дани. Однако, увидев, как страдает отец, внезапно совсем состарившийся, Тесей пожалел его и участливым тоном сказал:

– Отец, пойми, я не мог поступить иначе. Такова воля великих богов! Я слышал во сне голос Колебателя земли Посейдона, который, как ты сам знаешь, считается моим божественным родителем. Он прямо приказал мне самому плыть на Крит и там убить Минотавра и обещал, при этом, мне помощь.

Эгей, услышав про обещанную помощь могучего бога, воспрял, как ребенок, которого взрослые сначала обидели, а потом приласкали.

Тринадцать афинских матерей приготовили еду на дорогу, а отцы, чтобы поднять дух своих детей, пригласили аэда, который, сопровождая своё пение игрой на лире, поведал несколько героических сказаний со счастливым концом.

Некоторые говорят, что Тесей уже при отплытии имел какой-то план действий потому, что с согласия родителей он заменил двух девушек женственными с виду юношами, с нежной, как у девушек кожей, покрытой первым пушком, с начатками грудей и довольно широкими бедрами. Тем не менее, эти юноши при женственном виде и небольшом росте обладали недюжинной храбростью и мужским здравым умом. Им он наказал принимать теплые ванны, избегать прямых солнечных лучей, чтобы сохранить белизну кожи и стараться не отличаться от девушек ни осанкой, ни повадками и даже ходить девичьей поступью, при которой ягодицы по очереди упруго шевелятся. Так ему удалось обмануть Миноса и выдать двух юношей за девушек.

115. Тесей посещает Дельфиний

Когда метанье жребия было так необычно завершено, Тесей решительно забрал тех, кому он выпал – пять девушек и восемь юношей, из которых двое были очень похожи на девушек, им предстояло в женской одежде изображать девушек. Прежде, чем спуститься к уже ожидавшему кораблю, он решил посетить Дельфиний – храм Аполлона в восточной части Афин.

Пройдя из пританея, около которого производилась жеребьевка, в Дельфиний, Тесей положил за всех пред Аполлоном масличную ветвь. То была увитая белой шерстью ветвь со священного дерева, посаженного самой Афиной во время ее знаменитого спора с Посейдоном за Аттику. Это дерево не только давало лучшее масло и ветви для венков победителям, но и считалось еще и деревом судьбы.

В Дельфиние не было расселины в скале, откуда поднимались дурманящие испарения гниющих останков змея Пифона, не было и Пифии, восседавшей на знаменитом треножнике. Жрецами Аполлона обычно бывали мужчины, поскольку мужчины были жрецами богов, а женщины – жрицами богинь. Использование женских уст не было типичным для Фебовых прорицалищ, и Дельфы были одним из немногих исключений, таких, как Аргос и Ликийские Патары. В Афинах, так же, как и в Дидимах и Кларосе, где находились наиболее известные оракулы Феба, пророками были мужчины.

Однако многое в афинском Дельфиние было устроено непосредственно по дельфийскому образцу. Здесь был жертвенник Посейдону, статуи всех трех Мойр, их предводителя Зевса-Мойрагета и конечно, же самого Аполлона, изваяние которого в рост человека было из чистого золота.

Тесей много слышал о знаменитейшем храме всей обитаемой Ойкумены в Дельфах, но ни разу там еще не был. Он не видел буйного экстаза прорицающей Пифии, и потому не был удивлен встреченному при входе спокойному, сосредоточенному жрецу, который стройной, как у юноши, фигурой и длинными золотисто – рыжеватыми волосами был похож на бога, вдохновляющего его. Казалось, что бог наделил жреца пророческим даром и сделал его причастным боговдохновенному и истинному пророчеству, связав его мыслительную способность с безмятежным сном. Поэтому не было необходимости разгадывать таинственные речения и видения Пифии, как в Дельфах. Жрец в Дельфиние был и прорицатель, и толкователь, и возвеститель воли бога. Точно так же и сам Аполлон был и толкователем воли великого Зевса, и его пророком. Этот жрец выбирался из числа самых достойных афинских фамилий и после годичного испытательного срока либо заменялся, либо оставался на пожизненную службу в храме.

Аполлон устами своего жреца повелел Тесею простыми и ясными словами: