Тесей

– Сдавайся, нечестивый разбойник! Я все о тебе давно знаю и пришел положить конец злодействам твоим. Если не сдашься, будем насмерть бороться!

Прокруст вскочил с кровати и со звериным рыком кинулся на юношу. Как с высокой горы, вершина которой снегом покрыта, устремляется вниз с шумом и ревом поток полноводный, вспухший от паводковых вод и от зевсовых ливней жестоких, так и Дамаст устремился к Тесею.

Борьба была не долгой. Тесей хоть был юн, но не зря считался первым в Трезене борцом. Он опасался, что во время рукопашной борьбы, в которой противники оплетают друг друга руками, Прокруст может его коварно ударить ножом, и потому сделал вид, что замахивается правой рукой, а сам ударил правой ногой разбойника между ног. Удар был точным и сильным. Прокруст схватился за свое мужское достоинство и с воплем упал на колени, а перед этим на пол со стуком из его руки выпал нож. Тесей поднял обе руки и изо всех сил резко ударил ребрами ладоней злодея по шее, которая сухо хрустнула, и схватка закончилась.

Тесей, сморщившись, как от зубной боли, заставил себя осторожно положить еще теплое тело разбойника на его ложе. Кровать оказалась чуть короче, и Тесей, скинув одеяло, положил Прокруста так, чтобы его сломанная шея оказалась на спинке, которая хоть и была низкой, но чуть превышала вторую спинку. После этого юноша начал осторожно трогать кроватные ремни в разных местах, стараясь, чтобы не пострадать самому, но так и не нашел механизма, заставлявшего ремни опутать и держать лежащее на кровати тело. Тогда он рассмотрел спинку, на которой лежала шея злодея и нашел под нею лезвие топора, укрепленное на пружине. Он осторожно прикоснулся к маленькому рычажку, и острейшее лезвие топора крутанулось вокруг оси, и отрубленная голова злодея с громким стуком упала на пол.

В это время неожиданно сработали и другие механизмы. Обезглавленного Прокруста обхватили три ремня: на груди, на талии и на ногах, и ремень на ногах стал растягивать медленно его тело.

Юноша в нерешительности постоял, потом плюнул и выбежал из спальни злодея. Коварный Прокруст вызывал у Тесея большее негодование и презрение, чем даже Перифет, Синис и Скирон, которые быстро убивали свои жертвы, но не мучили их и не наслаждались их мучениями.

Говорят, что впервые о Прокрусте рассказал Диодор Сицилийский. Он же рассказал, что злодей был убит справедливым афинским героем Тесеем, который уложил Прокопта на его же постель, и она усекла ему голову.

С тех пор дорога из Мегар в Афины стала намного безопаснее. Выражение «прокрустово ложе» стало крылатым и означает желание подогнать что-либо под жёсткие рамки, иногда жертвуя ради этого чем-нибудь важным.

84. Керкион и Алопа

Недалеко от Элевсина, славного своими мистериями, существующими уже тысячу лет, всего в 3–4-х парасангах от Афин Тесей надеялся встретиться с последним из разбойников, о которых рассказывал его осведомленный обо всем дед – Керкионом.

Тесей нашел долго жившего и потому много знавшего старика, который ему рассказал об элевсинском разбойнике много нового:

– Тебе повезло, юноша, что встретил меня. Я знаю о Керкиона и его дочке Алопе больше других. Этот Керкион – настоящий герой – полубог потому, что имеет двух отцов – божественного и смертного. Нимфа источника Аргиопа (светлый взор), имевшая постоянное жилье у подножья Парнаса, скиталась у нас после того, как на ней отказался жениться великий музыкант Филаммон, обуреваемый непомерной гордыней. Давно это было, но я помню, что она зачала Керкиона от тогдашнего царя Элевсина Бранха (хрипота), сойдясь в ту же ночь с могучим Владыкой подводных зыбей Посейдоном…

– Как видно, Земледержец – Посейдон большой любитель сходиться с девами в ту ночь, которую они проводят с мужами, смерти подвластными. Ведь и я был так же Эфрой зачат от Эгея и Посейдона, как, ты говоришь, Керкион был зачат Аргиопой от Бранха и Посейдона. Значит по отцу мы с этим разбойником родные братья. Впрочем, я слышал от некоторых, что этот Керкион рожден от бога огня, колченогого кузнеца Гефеста…

Не удержался и перебил старика Тесей, когда услышал, что и Керкион приходится ему близким родичем. А старик, между тем, словоохотливо продолжал, ведь и просто поговорить – большое удовольствие в старости.

– Нет, именно Земледержец Посейдон был божественным отцом Керкиона. Он с детства очень любил бороться и ему не было равных в борьбе потому, что он унаследовал от родителя-бога рост и силу и был настоящим великаном, а ведь Гефест, как известно, много ниже был своего дяди и уродлив был, и хромоног. Борьба с Керкионом обычно заканчивалась смертью противника. Как властитель Элевсина Керкион в это время завел нечестивый обычай, согласно которому отцы должны были приводить к нему на одну ночь накануне свадьбы своих дочерей, собиравшихся выйти замуж. Он даже название дал этой ночи – «брачная жертва царю». С красавицами он, независимо от их желания, благодаря своей силе, совокуплялся. Некрасивых же дев он отдавал своим слугам и охранникам. Если кто-то из родственников девушек противился, то Керкион объявлял его нечестивцем, вызывал на поединок и на площади при всех убивал. Убийство на поединке считалось дозволенным, и после того, как он жестоко убил нескольких человек, элевсинцы перестали противиться своему царю. Поединки прекратились, и отцы безропотно приводили в царский дворец своих невест-дочерей, и Керкион обнаглел еще больше. Красивых девушек он держал в своем дворце уже не одну, как он называл «ритуальную» ночь, а по несколько суток или даже недель, пока они ему не надоедали, и он не обзаводился новой чьей-то невестой – красавицей. Одна из многих безвестных девушек, которых Керкион сделал женщинами, родила ему дочь, которую назвали Алопой. Несчастная мать умерла вскоре после родов. Одни говорили, что она умерла от какой-то болезни, другие утверждали, что ее убил в гневе за какую-то провинность сам Керкион. Он воспитал и вскормил дочку, и очень ее любил. Я видел ее, когда было ей лет 16 и скажу, что видом она была просто чудо, необыкновенной красотой она от других дев отличалась. Стройное тело ее было прекрасно только начавшей расцветать юностью… Ах, юность – это самое лучшее, что может быть в человеческой жизни, ибо в ней содержится все, что ему надо для полного счастья.

В водянистых глазах старика заблестели слезы, но он тряхнул седой головой и продолжил:

– Лицо юной Алопы было овеяно самой Афродитой милой красою и с ее одеяний серебрянотканых свет изливался божественный. Мне кажется, что, когда она превратилась в девушку, Керкион стал любить ее не только, как дочь. Он ни за что не хотел отдавать дочь замуж никому, и чтобы отвадить многочисленных женихов, объявил с помощью глашатаев на всю Аттику, что дочь его, юную красавицу Алопу, получит лишь тот из женихов, кто одолеет его в честной борьбе. На самом деле, в этой его «честной борьбе» не было никаких правил проведения поединка, и схватка всегда оканчивалась смертью его противника так же, как раньше с родными, не желавшими приносить царю «брачных жертв». Ведь Керкион – настоящий великан, он на голову иль на две выше обычного мужа, такого, как ты… Царь наводил не только на женихов – чужеземцев, но и на всех элевсинцев ужас своей жестокостью. Но, как я сказал, Алопа была страсть, как хороша собой и потом, в придачу к такой красоте жених получал трон Элевсина. Поэтому в самонадеянных юношах, в том числе элевсинцах, желавших, во что бы то ни стало жениться на прекрасной царевне, долго не было отбоя.

Старик опять задумался и вдруг с каким-то ожесточением сказала:

– Юность безумная общее зло навлекает на всех нас, когда мы только-только взрослеем, и многие юноши своими пожертвовали головами. Так продолжалось до тех пор, пока юная Алопа не родила тайно ребенка. Да, она оказалась беременной и сумела до самых родов скрывать свою беременность.

85. Позор Керкиона

Тесей узнал, что однажды во время посещения Алопой храма Деметры, которую очень чтили в Элевсине, ее увидел Колебатель земли Посейдон.

Элевсинцы любят рассказывать, как шаловливый бог любви Эрот, пролетая на золотистых крыльях над Элевсином, не удержался и из озорства вонзил свою кипарисовую стрелку с зазубренным крючком на конце в любвеобильное сердце морского царя. Возгоревшись пламенной страстью, Посейдон подкараулил Алопу, когда та в жаркий полдень пришла купаться на берег реки, и сразу предложил ей:

– Дивная! Как только я увидел тебя, страсть во мне разгорелась. Сильно хочется мне с тобой на любовное ложе возлечь. Не отказывайся, юница, ведь это лучшее, что может быть в твоей жизни. Керкион не позволит тебе выйти ни за кого замуж, а ведь я не простой жених. Пред тобой сам Посейдон, сотрясающий землю.

Дева с испуганным криком бросилась бежать, но бог, несмотря на многотысячелетний возраст оказался намного быстрее. Посейдон всегда считавший, что насилие женщинам мило, бурно изнасиловал Алопу.

Другие же говорят, что Посейдон и без всяких стрел шаловливого Эрота, из-за свойственных ему частых приступов похоти, очень любил с разными девами и юношами, а также и со своими невестками, внучками, правнучками и прочими другими родственницами возлечь…

Тесей слушал такое о своем божественном родителе Посейдоне и морщился. Он понимал, что людям свойственно многое выдумывать о бессмертных богах, но в данном случае он почему-то верил тому, что рассказывали о любвеобильном Посейдоне.

Как бы там ни было, но семя великого олимпийского бога не бывает бесплодным, и Алопа зачала от деда своего Посейдона. Дева, опасавшаяся не столько отцовского гнева, сколько его мужской ревности (о его нечестивом чувстве она догадывалась давно, но не знала, что делать), как могла, скрывала беременность, туго пеленая живот и ей удалось даже тайно родить. Сразу же после рождения мальчика она завернула его в тряпки из своего разрезанного красивого пояса и в царской корзине с пурпурным бантом отнесла в поле, где отцовские часто паслись стада, чтобы кто-нибудь его нашел и вскормил.

Один из царских пастухов нашел ребенка в царском приданом и то ли, опасаясь гнева царя, то ли понадеявшись на щедрое вознаграждение, о находке своей ему в тот же день доложил и все, что нашел, показал. Керкион сразу узнал дворцовую корзину с его бантом и тряпки из пеплоса, который он недавно дочери подарил. Допросив дочь, он услышал, что отец ребенка – Колебатель земли Посейдон, изнасиловавший ее на речном берегу. Царь не поверил дочери, он был уверен, что она была в преступной любовной связи с трусливым сверстником – женихом, побоявшимся с ним выйти на честный поединок, а не с великим Посейдоном, который был его же божественным отцом. Он требовал доказательств отцовства Энносигея, но дева лишь рыдала в ответ и молчала. Тогда разъяренный ревностью Керкион схватил одной рукой за волосы дочь, а другой – ребенка – за ножки и потащил их по дороге, ведущей из Элевсина в Мегару, недалеко от того места, где у него была площадка для борьбы с женихами. При этом, он все время кричащей от боли дочери злобно так повторял:

– Скажи лучше мне правду – кто твой совратитель? Назови его имя, тогда, может быть и прощу я тебя. Если ж будешь повторять посейдоново имя, то я тебя буду медленно резать этим ножом и посмотрю заступится ли возлюбивший тебя царь морей, приходящийся тебе дедом.

Керкион остановился на обочине дороги и, отпустив обессиленную от мучений дочь, демонстративно вытащил нож. В это время стал сильно плакать ребенок, и Керкион, взял второй рукой его за голову, бросив нож, ведь он не собирался убивать безумно любимую дочь, а хотел ее лишь испугать, чтобы она совратителя имя назвала. Тут Алопа схватила нож изоострый и вонзила его себе под левую грудь, успев родителю перед смертью сказать:

– Я приношу себя в жертву олимпийскому деду, меня совратившему, такому доказательству ты, надеюсь, поверишь и всю оставшуюся жизнь в мучениях проведешь.

Керкион прямо на обочине дороге, точно на месте гибели дочери собственными руками вырыл могилу и сам же ее закопал, положив в царский гроб, а сверху небольшой холмик насыпал. Это место элевсинцы назвали «палестрой Керкиона» и говорят, что Посейдон превратил тело Алопы в источник, получивший её имя.

Ребенок самим своим существованием все время напоминал Керкиону безвинно погибшую дочь. Кроме того, он, не желая, чтоб на земле вырос еще один правнук Посейдона, которого он люто возненавидел, сам отвез мальчика далеко на высокую гору и кинул, чтобы тот погиб в зубах диких зверей или от голода и холода.

Некоторые говорят, что целых два года ребенка кормила молоком кобылица, которую, как говорят, послал чадолюбивый Посейдон Гиппий. Однажды двухлетнего мальчика, сосущего молоко кобылицы, нашел афинский охотник и назвал его маленького Гиппофоонтом (вскормленный конями), а потом Гиппофоем (быстроконный).

Другие говорят, что сына Алопы от Посейдона звали только Гиппофоонтом, а Гиппофоем звали сына Керкиона то ли от женщины, имя которой не сохранилось, то ли от дочери Алопы, и этого сына она, якобы родила еще до насилия над ней Посейдона. Этот Гиппофой стал царем Аркадии, когда предводитель аркадцев, царь Тегеи Агапенор, как жених Елены не отправился под Трою на 60 кораблях и не вернулся оттуда. По его имени названа фила Гиппофойтида у тегеатов.

86. Тесей побеждает Керкиона

С тех пор Керкион еще больше озлобился на людей. Не стало дочери – невесты, не стало и женихов, и вместо них он стал подкарауливать одиноких путников на большой дороге в Афины и заставлять их бороться с ним. У чужеземцев выбора не было, как не было у обычных людей возможности победить сына Посейдона, который был не только громадного роста, но и имел большой опыт в борьбе без правил и в кулачном бою. Поэтому все схватки Керкиона с путниками больше были похожи не на честные поединки, а на злодейские убийства. Особенно хорошо бился Керкион головой, которая была тяжелая и крепкая как палица. Он, как Термер (один из злодеев, убитых Гераклом) часто бил своей головой в лицо противника и тот падал оглушенный, хотя в отличие от Термера Керкион бил именно головой, а не замаскированным шлемом с мягким подшлемником на голове. Если человек оставался жив, то Керкион бил его кулаком в горло, а потом еще полумертвого поднимал вверх и кидал на землю.

Когда Тесей встретился с Керкионом, оба противника по слухам хорошо знали друг друга. Молва, опережая Тесея, неслась впереди словно ветер, и о нем уже некоторые говорили, как о справедливом и могучем герое. Этому немало способствовал и сам Тесей, который уже после самого первого подвига – убийства Перифета – не только расспрашивал всех встречных о будущих своих противниках, но и, величаясь, рассказывал о себе и своих победах.

Поэтому Керкион, встретив Тесея, внимательно окинул его оценивающим взглядом и, похоже, узнал то ли по особой прическе, то ли по редкостной палице из меди, изящной по форме и отделанной золотом и драгоценными камнями. Царь предложил юноше оставить меч и палицу и честно бороться с ним без всякого оружия:

– Я тебя узнал, ведь ты – трезенский Тесей, как и я, сын Посейдона. Идет молва, что ты, брат мой, герой могучий и справедливый, подобный Амфитриониду! Злодеев караешь, причем обязательно справедливо так, чтобы они терпели муку, какой подвергают других! Что ж, тогда борись со мной, хоть и без правил, но честно, и меч с палицей пусть не принимают участие в поединке.

На что юный герой, очень удивленный необычной для злодея – разбойника честной речью Керкиона, осторожно оглядываясь по сторонам, так ответил:

– Разумеется, я согласен освободиться от палицы и меча и биться с единственным правилом – не применять никакого оружия. Однако я предлагаю вообще не проводить никакого поединка, ведь мы братья.

Осмотрительный Тесей опасался, что у Керкиона где-нибудь спрятано оружие, и он коварно им воспользуется, когда он разоружится. Керкион между тем был непреклонен и заявил, что схватка обязательно состоится, ибо им двоим тесно будет на этой дороге.

Тесей понял, что он зря опасался подвоха со стороны Керкиона, ведь, если бы тот замышлял какое-нибудь коварство, то он бы напал на него внезапно, а не настаивал на поединке. Он отбросил меч и с виду изящную, но очень опасную для врагов палицу и предусмотрительно приготовился к схватке, быстро намазав обнаженные части тела оливковым маслом, которое ему помогло.

Это был самый тяжелый подвиг Тесея потому, что Керкион был намного тяжелее и сильнее его. Разбойник похожий на горного льва, долго мяса не евшего устремился к Тесею. Страха не знающий дух гонит голодного льва в крепкий запрыгнуть загон, чтоб свинью иль корову похитить. Если он даже пастухов пред загоном увидит, с копьями, со злобными псами стада свои стерегущих, все же, попытку свою не оставляет, не хочет вернуться в горы голодным. Так же и дух Керкиона на Тесея заставлял его смело ринуться и убить.

Юноша несколько раз был на волосок от гибели, когда Керкион его хватал мощными руками и пытался задушить в смертельном объятии или ударить рукой или ногой или, схватив, бросить на землю. Однако всякий раз, благодаря природной ловкости, юношеской гибкости и приемам, приобретенным в тренировочных схватках с тяжелыми противниками и изобретенными им самим, юному герою удавалось ускользнуть от встречи с чернокрылым Танатом. Ему так же помогало масло, делавшее его скользким и полное отсутствие спереди волос, все пышные русые локоны висели сзади, а спины своей он не показывал Керкиону.

Однако вскоре обильный пот смыл все масло с тела Тесея, и Керкион со злорадством это понял. Он крепко обхватил стройного юношу двумя руками, сумев прижать его к себе так, что руки Тесея оказались прижатыми к бокам железными объятьями врага. Как Тесей не изворачивался, словно змея, выскользнуть из захвата более мощного противника он никак не мог. Керкион же, приподняв его над землей, продолжал все сильнее сжимать его тело, словно обхвативший своими кольцами, удушающий змей, не давал ему вздохнуть.

Тесей почувствовал, что вскоре он совсем задохнется и решил от безысходности ударить противника в лоб своим лбом. Больше нечем ему было сильно ударить, ведь руки его были к бокам прижаты мощным противником, ноги тоже были вплотную к ногам Керкиона. Но он медлил, колебался потому, что понимал, чем сильнее он злодея ударит, тем ему самому будет хуже, ведь у того лоб не менее крепкий, чем у него. Положение казалось совершенно безвыходным, и воздуха в сжатой груди оставалось все меньше.

Юный герой лихорадочно искал выход, и тут перед ним промелькнул бог счастливого мгновения Кайрос с его прядью волос, спускающейся на лоб, и он вдруг сделал то, чего сам от себя не ожидал. Он решительно отклонил голову назад и чуть вбок и изо всех сил ударил лбом элевсинского царя, но не в лоб, а в висок. Тесей это сделал потому, что ему на миг показалось, что Кайрос прикрыл своей единственной прядью волос лоб, как бы показывая ему, что бить надо не в защищенный лобной костью вражеский лоб. Но, если не в лоб, то бить можно было только в висок.

Судьба оказалась благосклонной к Тесею, ведь, если бы Керкион сам не поднял его над землею, то ему было бы не ударить врага в висок своей головой, слишком велика была у них разница в росте. У Тесея посыпались искры из глаз, и кругом пошла голова, но не напрасным удар оказался – страшные объятья вдруг разомкнулись, и великан стал медленно оседать, словно в начале падения высокое толстое дерево, с двух сторон полностью подрубленное топором.