Клады и кладоискатели

– И что же ты сделаешь? – Несмотря на всю трагичность ситуации, капитана поведение юноши даже забавляло.

– Поединок! И немедленно!

– Ты меня вызываешь?! Меня?! – Капитан усмехнулся. – Ты хоть знаешь, с какой стороны за шпагу держаться?

– Знаю! Шпагу… – Юноша хлопнул себя по бокам, – сейчас!

Он метнулся на второй этаж, едва не сбив с ног купца и приказчика, стоявших на лестнице с разинутыми ртами. Спустя несколько мгновений, он выскочил обратно со шпагой в руке.

– Дуэль! Немедленно! – Указывая шпагой на офицера, он сбежал вниз.

– Саша, не надо! – Молодая жена со слезами на глазах пыталась остановить разъярённого мужа.

– Извини, Машенька, здесь дело чести, – он решительно отстранил супругу.

– Юноша, – выступил вперёд капрал, – хочу тебя предупредить, что господин капитан лучший фехтовальщик в полку и, пожалуй, самый известный дуэлянт в Москве.

– Наплевать! Фехтовальщик! Убить ребёнка! Животное он, а не фехтовальщик! Мужлан!

– Что-о! – Взревел капитан. – Да я тебя прямо здесь пошинкую!

– Только не здесь! – Вклинился Игнат Акимыч. – Тесно здесь, развернуться негде, переломаете всё, запачкаете. Лучше на улицу, господа, пока не стемнело.

– Будешь моим секундантом, – буркнул капитан капралу и направился к выходу.

– А у тебя есть секундант? – Капрал повернулся к юноше.

– Секундант? – Молодой человек растерянно оглянулся на купца. Тот сразу замахал обеими руками, как бы говоря, увольте меня от этого.

– Я могу, если юноша не против, – поднялся с лавки Афанасий.

– А ты кто? Конюх? – Капитан задержался у выхода, с лёгким презрением окинул взглядом Афанасия.

– Он такой же капрал, как и я, – заступился за Афанасия капрал, – под Нарвой плутонгом командовал.

Капитан молча открыл дверь ударом ноги и вышел из корчмы.

– Благодарю, – молодой человек кивнул Афанасию и последовал за соперником.

Все потянулись следом, даже монахи спустились. Одна только прибежавшая откуда-то Дашка, стояла на коленях возле Миньки и плакала.

Пока секунданты обговаривали условия поединка, разграничивали площадку, молодой участник предстоящего боя стоял, обнявшись со своей женой. В одной руке он держал шпагу, а другой гладил её по спине и, слегка наклонившись, что-то шептал ей на ушко.

Капитан Воробьёв в одиночестве стоял несколько поодаль возле яблони. В левой руке он держал сорванное с дерева яблоко, машинально откусывал от него и жевал, не замечая вкуса. Правая рука в это время крутила шпагой в самых разнообразных направлениях, иногда с такой скоростью, что видно было только зажатую в руке гарду.

Как всегда перед поединком или боем, к нему вернулось хладнокровие и полное самообладание. Хмель куда-то улетучился, голова была абсолютно ясная и свежая.

Быстро прокрутив в мыслях сложившуюся ситуацию, он ещё раз попробовал найти выход. Как резко всё изменилось! В течение какого-то часа обрушилось всё, чего он успел достичь в жизни. Из простого крестьянского парня выбился в офицеры. Благодаря только своим способностям, пробился в состав офицеров, приближенных к самому царю, – это мало кому удавалось. И вот… Мало того, что потерял деньги самого «светлейшего», а потом зашиб до смерти по собственной дурости ребёнка, так сейчас ещё должен убить этого дерзкого мальчишку. Как его, бишь, там… Воронцова.

Капитан знал нескольких Воронцовых. Один из них – фельдмаршал, два генерала, один – полковник – адъютант царя. Ещё один был большим человеком в приказе по иностранным делам. Где-то ещё слышал эту фамилию… Скорее всего, мальчишка приходится родственником каждому из них в какой-то степени. Но для Воробьёва было достаточно и одного из них. Любого. Если прямо не обвинят в убийстве молодожёна, то выставят дело так, что царь лично голову оторвёт. Или Меншиков.

Закончить бой лёгким ранением не получится. Вон, как он взъерепенился. Пока сможет держать шпагу, будет биться. Ранить так, чтобы обездвижить? Это всё равно, что убить. Если не хуже. Многие даже после лёгкого ранения умирают от последующих воспалений и заражений. Медицина то никакая. Или выживет, но – калекой-инвалидом.

Если трезво и спокойно прикинуть все возможные варианты, то для капитана Воробьева самым достойным выходом из ситуации было бы самому погибнуть на этой дуэли. Ну, что ж, раз других выходов нет…

Капитан искоса взглянул на соперника. Стоит, переживает. Скорее всего, юноша уверен, что погибнет. Просто жену успокаивает. Неплохо держится, молодец! Пусть помучается. Потом ещё будет бахвалиться, что «самого Воробья завалил». Главное, чтобы этот хлюпик знатного рода шпагу не уронил. Нужно, чтобы всё выглядело достоверно.

Наконец, секунданты закончили приготовления, расставили соперников в трёх шагах от начерченной на песке линии и отошли в сторону.

– Сходитесь, господа! – Скомандовал капрал.

Юноша с горящим взглядом сразу же кинулся в атаку. Он сделал несколько выпадов, которые капитан небрежно отразил, изображая отступление. Потом сам сделал несколько выпадов и обманных движений, изучая возможности противника. Уже через минуту он всё понял. У юноши хорошая техника, чувствуется чья-то школа. Но, по всей вероятности, дальше тренировочных боёв дело не доходило. На каждый выпад он отвечал стандартными наработанными движениями. После отбитой атаки, переходил в наступление, опять же по стандартным схемам. То есть, был слишком предсказуем. Капитан уже давно мог его легко поразить в любую точку тела, но не делал этого. Машинально подыгрывал, размышляя о своём.

Оба секунданта, стоявшие рядом в стороне, это поняли.

– Играет, как кот с мышонком, – высказал вполголоса своё мнение Афанасий, – жалко парня.

Капрал, не отрывая взгляда от поединщиков, согласно кивнул и добавил:

– Сам напросился.

И тут они оба одновременно охнули. Юноша сделал очередной выпад, а капитан, вместо того, чтобы легко отбить его, как-то неловко то ли споткнулся, то ли поскользнулся. Его шпага ушла куда-то вбок, а шпага противника, наоборот, вошла точно в середину подставленной груди.

Молодой Воронцов от неожиданности выпустил шпагу и замер. Капитан сделал шаг назад и грузно упал на спину с торчащей из груди шпагой противника. Его шпага выпала из руки и откатилась в сторону.

Оба секунданта подошли к поверженному капитану и одновременно с двух сторон присели на корточки.

– Готов! – Тихо произнёс Афанасий.

– Видимо, сам так захотел, – задумчиво добавил капрал, – а может, он и к лучшему.

Он поднялся, выдернул шпагу, вытер её пучком сорванной травы и протянул победителю:

– Держи свою орудию, молодой человек, – и, вздохнув, добавил, – видишь, как бог вас рассудил.

Юноша взял её за рукоятку двумя пальцами и, держа на отлёте как какую-то гадюку, на негнущихся ногах пошёл к дому. Когда обливающаяся слезами Маша повисла у него на шее, целуя лицо, он еле устоял, чтобы не упасть вместе с ней.

* * *

Через два дня на небольшом местном погосте появились два свежих могильных холмика. На деревянных крестах были две лаконичные надписи: «Капитан Воробьёв» и «Минька». Через год Афанасий привёз на телеге огромный камень-валун, который он самолично обтесал и выбил зубилом надпись «Минька – 8 летъ»

Приспособив две доски, Афанасий с трудом снял камень с телеги и закатил в изголовье могилки, вытащил покосившийся деревянный крест и на его место установил камень.

«А дубок-то подрос за лето», – подумал Афанасий, отдыхая на брёвнышке возле холмика. Этот дубок посадила в изголовье могилки Дашка год назад. Она же посадила в ногах куст сирени и много разных цветов, от самых ранних весенних, до поздних осенних. Даша бегала сюда по любому поводу. Навещала Миньку во все «родительские» дни, Радуницу, Троицу; рассказывала ему все новости и даже, оглядываясь и понизив голос, делилась своими девичьими секретами.

Соседняя же могила заросла высоким бурьяном. На покосившемся кресте надпись уже еле различалась. Когда год назад капрал со своими солдатами уезжал после похорон, он заверил всех, что обязательно вернётся на могилу командира и привезёт достойный памятник. Не приехал. Может, сгинул в великой Полтавской битве, случившейся в середине этого лета, может, ещё что помешало.

* * *