Клады и кладоискатели

Вообще-то Марта была неунывающая и весёлая девица. Однажды, отвечая кому-то из посетителей, со словами: «Вот мой самый любимый мужичок!» – поймала пробегавшего рядом Миньку, высоко подняла его, расцеловала в обе щёки и прижала к своей внушительной груди, что двумя полушариями выглядывала из глубокого выреза на платье.

Минька от неожиданности чуть не задохнулся, упёрся, отбиваясь, обеими руками и задрыгал ногами. Кое-как вырвался и убежал из зала под дружный хохот пьяных мужиков.

Главным жизненным учителем у Миньки всё-таки был Афанасий. Минька, затаив дыхание, с горящими глазами слушал его неспешные рассказы о боях, в которых тому приходилось участвовать. Особенно о битве при Нарве, где Афанасий в звании капрала командовал плутонгом*. (Плутонг – в современном понятии – взвод). Русская армия тогда потерпела поражение от шведов. Афанасию в этом бою шрапнелью перебило ногу. Кость потом срослась, но неровно. Хромота осталась на всю жизнь. Из армии пришлось уйти. Добираться на родную Смоленщину смысла не было. Все родные давно умерли. Попросился подработать в корчме у Игната Акимыча, да так и застрял здесь на годы.

– Понимаешь, Минька, – рассуждал Афанасий скорее сам с собой, – что такое русская армия? Это в основном обычные деревенские парни, которые хорошо умеют только землю пахать, да сено косить. А им сунули в руки железяки и приказали воевать. Вот они и воюют так, как сами это представляют. То есть для них баталия – это драка стенка на стенку или толпа на толпу. Только здесь противника ещё и убивать можно.

А шведы, они… как бы это сказать… более организованные, что ли. Чётко выстроены, стреляют залпами, перестраиваются по команде. Командир у них следит за боем со стороны и направляет свежие силы туда, где они нужнее.

А нам скомандовали: «Вперёд! На штурм!» И мы бежим, как стадо баранов. А по нам пушки в упор лупят. Каждое ядро просеку вырубает в наших телах. Ну, разве это дело? А прапорщики – знаменосцы? Это вообще самоубийцы. Размахивает в толпе знаменем, привлекает к себе внимание неприятеля. Их и убивают в первую очередь. Вот, как ты считаешь, Минька, какая польза во время баталии от флага? От сабли, штыка – понятно. Даже от кинжала больше пользы. А от флага? Только руки заняты. Я понимаю, если победили, тогда закрепили знамя на самом верху захваченной крепости, чтобы все видели. А так… эх!

Минька представляя себе, как он в красивой офицерской форме со знаменем в руках идёт на штурм вражеской крепости, и сердце замирало от восторга. Потом он героически погибает…, нет… погибать неинтересно. Он со знаменем в руках поднимается на самую высокую башню в крепости, и все сразу перестают воевать, потому что мы победили!

– Царь Пётр, вроде бы, сделал выводы, – продолжал размышлять вслух Афанасий, – готовит армию по-серьёзному, флот строит. Баталий крупных давно уже не было, но война то со шведами, ещё не закончилась.

Как бы в подтверждение его слов осенью произошла серьёзная битва. Но сначала было другое событие.

Двадцать восьмого сентября одна тысяча семьсот восьмого года в воздухе резко запахло гарью. Вечером в той стороне, где находился город Витебск, небо было багрово-красным. Запах гари усилился.

– Что же там такое горит, – Афанасий вытягивал шею и морщился от запаха, – до города двенадцать вёрст, ближе тут вроде бы и гореть то нечему.

Утром по дороге мимо корчмы потянулись обозы с беженцами. От них то и узнали, что по приказу царя Петра некий капитан Соловьёв с пятью сотнями казаков и калмыков поджёг город Витебск с четырёх сторон. Пётр разозлился на горожан за то, что они тайно послали семь тысяч талеров своему королю Станиславу Лещинскому, которому взойти на трон помог шведский король Карл. Сгорели замки, ратуша, жилые дома, Заручевье, Взгорье, Задунавье, костёлы, церкви. Только Заречье не тронули. Местные купцы заплатили Соловьёву выкуп – шестьсот талеров*. (Исторический факт).

Минька от таких известий сильно расстроился. Он при каждой возможности бегал к дороге, всматривался в женские лица, надеясь увидеть свою мамку. Но её не было. Афанасий его успокоил, объяснил, что в городской тюрьме узники содержатся в каменном подвале, и сгореть они не могли. Скорее всего, стражники разбежались, и все узники вышли на свободу. Если его мать и ушла из города, то не обязательно по этой дороге. Таких дорог много во все стороны.

На третий день поток беженцев заметно уменьшился. Минька принял твёрдое решение: самому сходить в город, найти там тюрьму и убедиться, что мамки там нет. О своём решении он, естественно, говорить никому не собирался.

Сегодня все гостевые комнаты в корчме на втором этаже были заняты. Одну из комнат заняла молодая супружеская пара. Они недавно обвенчались в Смоленске и ехали в Полоцк знакомиться с роднёй невесты.

Вторую комнату занимали двое католических священников в рясах. В третьей собирались ночевать купец с приказчиком.

И четвёртую в конце дня занял офицер в чине капитана, прибывший верхом в сопровождении пятёрки солдат во главе с капралом. Причём, все шестеро прибыли уже явно навеселе.

Причину такого их состояния выяснил Афанасий, когда солдаты с капралом стали устраиваться на ночлег на сеновале, куда их определил Игнат Акимыч.

Оказывается, что в тот же день, когда казаки сожгли Витебск, в Могилёвской губернии возле деревни Лесное, что недалеко от города Пропойска, произошло крупное сражение между русской и шведской армиями. Причём на этот раз шведы потерпели сокрушительное поражение.

Капитан являлся царским курьером и вёз какие-то распоряжения от царя Петра генерал-майору Голицыну, тот возле Полоцка формировал резервный корпус. И сам капитан, и сопровождавшие его солдаты принимали участие в победном сражении, чем очень гордились. Капитан в качестве вестового передавал приказы царя командирам полков, а остальные носились вместе с ним, оберегая своего командира.

Минька, опоздавший к началу разговора, слушал с открытым ртом. Не выдержал и спросил:

– А у вашего капитана фамилия, случайно, не Соловьёв?

Солдаты дружно расхохотались. Наконец капрал, вытирая выступившие от смеха слёзы, сказал:

– Нет, случайно не Соловьёв. Случайно, Воробьёв! – И расхохотался ещё громче.

Минька побежал в корчму. Какие бы планы на завтра не были, а от ежедневных обязанностей его никто не освобождал.

После ужина главный зал постепенно пустел. Молодожёны ушли погулять на свежем воздухе, монахи поднялись наверх. Купец с приказчиком что-то долго подсчитывали за столом у стены. За другим столом оставался трапезничать один капитан. Он выпил уже два кувшина медовухи и потребовал ещё, хотя еле сидел за столом и клевал носом.

Марта поставила перед ним ещё кувшин. Вслед за ней в зал зашёл Игнат Акимыч.

– Может, господину офицеру уже достаточно? – Как можно вежливее поинтересовался он, осуждающе покачивая головой.

– Не твоё дело! – Рявкнул капитан. Налил себе в кружку из кувшина, залпом выпил, вытер губы рукавом и добавил, – виктория у нас, имею право праздновать!

Потом подозрительно посмотрел на хозяина корчмы:

– Может, ты думаешь, что мне рассчитаться нечем? На, смотри!

Он сдёрнул с пояса кошелёк и высыпал на стол перед собой монеты. Минька, вытиравший соседний стол, мгновенно среагировал и повернул голову на характерный звук.

Игнат Акимыч подошёл к столу вплотную:

– Ишь, ты! Я таких денег то и не видывал то пока. Про серебряные рубли с царём Петром слышал только. А это… золотые что ли?

– Это червонцы. За один такой всю твою корчму купить можно со всеми потрохами и даже с этой красоткой, – он хлопнул ладонью пониже спины Марту, что тоже подошла и с любопытством смотрела на новые монеты. С другой стороны стола подошли купец с приказчиком и Минька. Он запрыгнул на лавку и зачарованно смотрел на монеты. Машинально пересчитал: «Три жёлтые, поменьше, – это червонцы, а пять больших белых, – значит, рубли».

– Солидно, – оценил купец кучку денег на столе, – рубли петровские мы уже встречали, а червонцы, врать не буду, впервой вижу своими глазами.

Довольный произведённым эффектом, капитан, не спеша, сложил деньги в кошелёк и привязал его к поясу.

– Да я не к тому, – всплеснул руками Игнат Акимыч. – ты, господин офицер, достаточно заплатил. Я к тому, что вам завтра ведь ехать дальше.

– Нормально. К утру высплюсь, буду свежий как…, – капитан неопределённо махнул рукой и опять налил из кувшина.

Купец с приказчиком направились вверх. Марта понесла на кухню поднос с грязной посудой. Игнат Акимыч направился за ней, но у двери остановился и подозвал Миньку:

– Как закончишь со столами, сбегай на конюшню, позови капрала, пусть он уведёт своего командира наверх в его комнату. Пол потом подметёшь.

Минька кивнул и продолжил работу. У него в голове прочно засели слова капитана о том, что за один червонец можно купить всю корчму. И никто ведь с ним не спорил! Значит, так оно и есть! Значит, за одну монету можно и мамку выкупить! А в кошельке три червонца. Да ещё рубли. Все Минькины накопления на рубль не тянули. Он оглянулся на капитана.

Тот уронил голову на сложенные руки, что-то пробормотал и затих. Минька осторожно обошёл стол, одновременно протирая его, и приблизился к офицеру. Из-под расстёгнутого камзола виднелся пояс с двумя подвешенными кошельками. Один побольше, видимо с мелочью, другой – тот самый, расшитый бисером – поменьше. Капитан начал похрапывать.

Первой мыслью в Минькиной голове было – разрезать кошелёк и вытащить из него одну монетку, желательно жёлтую. В этом случае и спохватятся не скоро, и подумают, скорее всего, что кошелёк сам лопнул или зацепился где-то и порвался.

Но тут Минька понял, что кошелёк не просто разрезать. Они делались из тонкой и прочной кошачьей кожи. (Отсюда, кстати, и название – кошки, кошель, кошелёк). Быстрее и проще будет разрезать шнурок, так, чтобы обрезок не остался. Тогда могут подумать, что шнурок сам развязался.

Минька воровато оглянулся, в зале никого не было. Подошёл вплотную к спящему капитану. В руке как бы сам собой оказался небольшой и острый обломок ножа. Ловким и точным движением разрезал шнурок возле узла и осторожно потянул кошелёк вниз. Несмотря на прошедшее время, опыт, наработанный у цыган, никуда не делся. Руки и пальцы работали автоматически, сами по себе. Как только кошелёк оказался в руке, Минька мгновенно выскочил из корчмы.

На крыльце огляделся. Вдалеке, взявшись за руки, гуляли молодожёны. Больше никого видно не было. Минька завернул за угол дома, перебежал через дорогу и нырнул в кусты. Ещё несколько мгновений, и он у тайника. Быстро разгрёб песок, вынул из кувшина затычку, развязал кошелёк, мгновение полюбовался монетами и высыпал их в кувшин. Ещё мгновение – и тайник был закрыт и замаскирован.

Минька продрался через малинник и осторожно высунул голову, – никого. Тут его взгляд упал на пустой кошелёк, по-прежнему зажатый в руке. Босой пяткой Минька разгрёб песок и закопал улику.

Когда он прибежал в конюшню, Афанасий с капралом сидели за столом и о чём-то разговаривали.

– Дяденька капрал, там дяденька капитан Воробьёв за столом заснул, а Игнат Акимыч просил, чтобы ты его наверх отвёл.