Возвращение с Лоэн. Роман

Ред Беннер невольно покраснел, ему стало неловко – как ни странно, перед Лоэн, словно она пустое место для них, и при ней можно всё делать и говорить, но это же ведь не так. А также перед комиссией – получать в её присутствии начёт, как будто ему сделали одолжение, а он лезет не в своё дело.

– Ладно, Рой, – сказал, собрав себя и не меняя «хорошего» лица Ред. – Договор дороже денег, но я думаю, что мне, как специалисту, следовало бы поговорить с нею наедине. Как психолог я могу «разжать» человека, найти с ним общий язык, только если он мне будет доверять, и нас никто не будет подслушивать. А так вот, как мы – ввалившись сюда стадом и пререкаясь на глазах у этой несчастной, – ничего не добьёмся и не узнаем. И мои познания в психиатрии тут уже не помогут.

– Может, ты и прав, не психиатрией тебе надо было увлечься, а благотворительностью, все бы кошки драные ели твою сметану и разносили бы в свободное от еды время плешь да заразу на всю округу.

– Господа хорошие, – вмешался другой врач, – давайте-ка, раз мы пришли сюда, заниматься экспертизой, а не болтовнёй.

Лоэн, до того плакавшая, вдруг перестала плакать и посмотрела на того, кто сейчас говорил последний. Слёз в её глазах не было. Она, будто её поразило какое-то открытие, переспросила, как бы не веря ещё тому, что слышала:

– Чем, вы сказали, заниматься?

– Исполнением некоторых формальностей, милая.

У Лоэн отвисла челюсть, как будто она услышала то, что изумило её до крайности. Лицо её потемнело, дыханье остановилось.

Тут Ред Беннер резко сказал:

– Всё, уважаемая комиссия, я как ваш начальник на данный случай настаиваю, чтобы мы покинули эту комнату, мне всё ясно, я готов написать своё заключение.

– Я возражаю, – сказал Рой.

– А я настаиваю.

– Ладно, ребята, – внятно, но ни к кому не обращаясь, сказал третий, молчавший доселе врач, – надо нам обо всём было договориться сразу, а не здесь. Я готов подписаться под тем, что ей требуется отдых.

– Комиссия врачебная, мой дорогой Рой, – воспользовался ситуацией Ред Беннер, – решающих голосов три, я поддерживаю предложение коллеги.., – и повернул к выходу.

Все повернули за ним. Последним нехотя вышел Рой, вновь обернувшись в дверях, как и прошлый раз, и щёлкнул глазами на Лоэн, на прощание.

Она по-прежнему сидела с недоумённым лицом, и как будто что-то поняла – интуицией, и никак не могла найти тому объяснения…

Заключение независимой врачебной экспертизы было недвусмысленным: Лоэн полностью вменяема, чего Рою хотелось, но ей требуется передышка, чего Рою не хотелось.

Гипотезы доктора Эйнбоу

Доктор Эйнбоу набрался решимости ещё раз побеспокоить скапатора – и не где-нибудь, а у него дома, – «заказав» разговор с ним по видеосвязи. Это было в среду вечером.

– Добрый вечер, док. – Рой сидел, видимо, за рабочим столом у себя в домашнем кабинете и перебирал какие-то бумаги, не глядя на экран монитора. – Чем могу служить в столь поздний час?

Он явно намекал, показалось Эйнбоу, на некоторую неуместность этого разговора в десять часов вечера, но – ведь подтвердил же он «заявку» доктора на видеосвязь!

– У меня есть некоторые соображения насчёт вашей поднадзорной и моего подопечного, – сказал Эйнбоу.

– Слушайте, док, – с внезапным раздражением, глядя теперь на доктора в упор, начал Рой, – ваше дело поставить его на ноги и отдать нам, всё. Если вам не удастся это сделать, мы отправим его в Кантан – к их специалистам.

– Вряд ли это потребуется, – пытался было перебить его Эйнбоу.

– Неважно. Если ему ничто уже не поможет, это его дело. Ваше – хотя бы установить причины его состояния, и как можно скорее. Мы не можем долго ждать. Моё дело – работа с девушкой. Мы все должны делать своё дело, и не лезть в чужое. Тогда только можно надеяться на результат. Каждый лезет ко мне со своими соображениями, как будто ему и заняться больше нечем… Я уважаю вас док, но ваши соображения мне пока не требуются. Если же потребуются – я сам найду вас.

– Я прошу вас всего лишь выслушать меня – не в порядке совета, и не в том смысле, что у меня есть версия. Нет у меня никакой версии, и что касается дознания, то лучше вас нет специалиста…

– Послушайте, доктор, – прервал его Рой уже более мягко, но стоя на своём и с лёгкой усмешкой, – ведь смешно было бы, если бы я, всего лишь скапатор, давал советы вам – как лечить, ну того же «мумию» – правильно?

– Правильно, но…

– Ну ладно, что вы хотели сказать? – как бы уступая назойливости доктора, спросил Рой. – Говорите, раз уж мы с вами с глазу на глаз.

– Дело в том, – несколько неуверенно начал Эйнбоу, – что мне не раз в моей практике приходилось встречаться с людьми с так называемой «забитой» психикой – с людьми, которые в течение долгого времени подвергались невидимому для них воздействию других людей, и те, в конечном итоге, разрушали их психику, размывали устоявшиеся представления о хорошем и дурном, их самосознание, уверенность в своих словах и действиях. Они становились мнительными, их начинали мучить фобии, они не могли избавиться от некоторых своих навязчивых мыслей и состояний, впадали в полную апатию, даже не реагировали на краски, звуки, прикосновения…

– Вы можете короче, доктор? – у меня мало времени…

– Да, конечно. Так вот, вывести этих людей из такого состояния, вернуть им радость жизни, общения, уверенность в себе, можно только познав вполне источник воздействия на их психику, то есть психологию человека, который был рядом и – возможно, даже бессознательно – разрушал здоровье ну, скажем, моего больного. Так вот…

– То есть вы хотите сказать, – нетерпеливо перебил его Рой, что эта… – даже не знаю, как назвать – разрушила психику нашему с вами подопечному? Превратив его в «мумию»?

– Я не хочу сказать, что это именно она…

– Но зачем ей это было нужно? Да к тому же, чтоб так разрушить психику, надо, по меньшей мере, разрушить сначала череп и помять в руках мозги, как глину. Это, знаете ли…

– Возможно, это исключительный случай, но здесь, видимо, обошлось без физического насилия…

– Ну, это уж совсем невероятно. Ох, док, устал я от лишних разговоров, право слово, – я понимаю, что вы чувствуете свою необходимость в этом деле, но…

– Уважаемый Рой, мне дела нет до ваших выводов, меня не интересует возня вокруг дела, меня даже не интересует само дело – настолько, чтобы я почитал возможным беспокоить вас конфиденциальным разговором…

– Ну так за чем же дело стало? – весело спросил Рой. – Договоримся, док – мне интересны ваши соображения, но не сейчас. Как только наша «мумия» – дай-то Бог – заговорит, мы с вами – даю вам честное слово – очень тесно потолкуем о ваших соображениях. А сейчас я прощаюсь с вами, не обижайтесь. Я полностью доверяю вам судьбу «мумии» и верю в ваш талант. Пока!..

Монитор погас. Эйнбоу с досады плюнул.

– Чёрт возьми, ему не интересны мои соображения. Как же он будет вести следствие, этот самовлюблённый скапатор?

– Что?! – крикнула из дальней комнаты жена.

– Да я не тебе…

Она вошла в кабинет.

– Ну, что, Фили – поговорил с Роем Мелли?

– Поговорил, – досада не унималась в голосе доктора. – С ним поговоришь… Ох! – вздохнул он и задумался.

За ужином он продолжал размышлять: «Он так и не понял, что мне необходимо свидание с Лоэн. Ему кажется, что я „лезу“, примазываюсь к сенсационному делу на правах врача, допущенного к одному из подследственных… Дурацкий разговор какой-то. И я хорош, говорил не то, что хотел, как будто я и в самом деле полагаю, что эта Лоэн – причина болезни моего больного». «Что за идиотская манера, – морщился он, – ставить собеседника на остриё? Либо – либо. Да – нет. Чёрное – белое. Как будто все мы подследственные… Да-а, нехорошая это специфика, раз превращает людей из объема в плоскость. Слава Небу и Земле, что я не какой-нибудь скапатор, и мне не плевать, что за человек передо мной, лишь бы вывести его на чистую воду…».

– Фили, тебе не нравится ужин? – спросила его жена. – Или ты расстроен? Почему ты морщишься? – в её голосе звучала заготовленная обида.

Он обратил, наконец, на неё внимание.

– Ресджи, – как можно более мягко сказал он, – не обижайся, если сегодня я не хвалю твои бифштексы, и не спрашивай пока меня о Рое Мелли, об этом Джеральде, Лоэн. Я решил исправно выполнять свои функции – с завтрашнего дня. Ты не увидишь меня больше мрачным, никому не буду я ничем докучать, а «мумию», как изволил выразиться благоуважаемый скапатор про моего больного, постараюсь вызволить из анабиоза как-нибудь. Правда, это будет нескоро, но ведь и торопиться некуда, особенно скапатору. Ему, пожалуй, нравится быть в центре внимания, и он не торопится развязать им языки – я так полагаю…