Собаки на заднем дворе

Особенностью Клавдии Сергеевны было то, что у нее не было прозвища. Она была настолько невзрачной внешне и нейтральной внутренне, что никакие прозвища к ней не приставали. Не к чему было приставать. В моем представлении, она могла бы составить алкоголику Рыбкину хорошую пару, способную своими человеческими качествами и неведомыми мне женскими чарами увести Рыбкина из-под влияния Бахуса в конкурентноспособную зону действий Афродиты.

Довольный своим выбором, я стал обдумывать практические пути реализации намеченного плана. Решил приступить к его осуществлению завтра же. На следующий день на перемене, сразу после геометрии, я подошел к Клавдии Сергеевне и застыл перед учительским столом в позе суслика.

– Чего тебе, Алеша? – поинтересовалась математичка, не отрывая взгляда от журнала.

– Клавдия Сергеевна, я сегодня на уроке почти ничего не понял.

– Можно мне к вам подойти после уроков?

– Да, подходи после пятого урока в этот кабинет, – легко согласилась она. Я знал, что Клавдия Сергеевна никогда рано из школы не уходила: ей некуда было торопиться. Она часто засиживалась в кабинете математики, проверяя тетради, составляя какие-то планы и занимаясь еще какими-то своими делами.

После пятого урока я вошел в класс и встал в нерешительности в дверях. Мне вдруг стало страшно от моего нахальства. Но жалость к Рыбкину победила, и я, собравшись с духом, бодро спросил:

– Разрешите войти, Клавдия Сергеевна?

– Да ты уже вошел, Алеша. К чему эти церемонии? Садись напротив, открывай учебник и рассказывай, что тебе непонятно.

Я сел за первую парту, которая примыкала к учительскому столу.

– Это непонятно, – ткнул я наугад в учебник.

Клавдия Сергеевна мельком взглянула на страницу, потом на меня и, пожав плечами, сказала:

– Так мы ж еще этот материал не проходили. Зачем ты пытаешься бежать впереди паровоза, Алексей?

Я разозлился на себя за допущенную небрежность, но отступать было поздно.

– Я для себя, для души. Факультативно, – пролепетал я. Клавдия Сергеевна подперла подбородок двумя руками и посмотрела на меня с интересом исследователя насекомых:

– Алеша, у тебя все хорошо? Уже конец учебного года, может, ты переутомился?

Я мысленно затрясся, не замечая, что на самом деле трясусь от страха. У меня в голове что-то переклинило и я, словно выйдя на новый уровень самосознания, широко улыбаясь, сказал:

– Бог любит число пи, и поэтому мне повезло.

Клавдия Сергеевна, услышав эти слова, вздрогнула, сняла роговые очки и размытым взглядом посмотрела в мою сторону.

Алеша, давай сходим в медпункт на первый этаж, – каким-то робким голосом сказала классная руководительница.

Эти слова вызвали у меня еще более широкую улыбку. Навалившееся неизвестно откуда просветление начисто лишило меня робости. Я оценивающим взглядом смерил учительницу и с какойто незнакомой мне самому взрослой интонацией спросил:

– Клавдия Сергеевна, ответьте мне честно, почему вы не замужем?

Математичка побелела и окаменела. На мгновение она показалась мне памятником самой себе. Точнее, бюстом.

– Ты уверен, что вправе задавать мне такие вопросы? – тихо поинтересовалась она. В ее словах не было никакой заносчивости или негодования. Она действительно хотела удостовериться в моем праве вести этот разговор.

– Конечно, – уверенно сказал я. – Вы моя классная руководительница, практически вторая мать. Мне далеко не безразлична ваша судьба.

– Спасибо, Лешенька, за такое доброе ко мне отношение, но есть нравственные нормы, которыми не следует пренебрегать, – с неожиданной твердостью, хотя и дрогнувшим голосом сказала она.

Не знаю, как выкручивался бы я из этой ситуации, если бы не тот самый уровень самосознания, на который неожиданно вывело меня неизвестно что. Клавдия Сергеевна вдруг показалась мне несказанно близким человеком, и я спросил:

– Вы что, никогда в своей жизни не любили?

– Любила, – растерянно произнесла она.

– Вы его разлюбили?

– Нет, просто он меня…

– Послал? – уточнил я.

Клавдия Сергеевна меленько закивала:

– Д-да, именно послал…

– Куда? – не унимался мой уровень самосознания.

– Не могу сказать, слово плохое…

– А вы намекните, – обнаглел я.

– Ну, почти что на ВДНХ, – пролепетала она.

Ее лицо из беломраморного превратилось в пунцовое.

– Клин клином надо вышибать, Клавдия Сергеевна, – веско заметил я. – У меня есть на примете один очень хороший человек. Сорокалетний, почти не пьющий (тут я сделал паузу, отдыхая от вранья), с отдельной двухкомнатной квартирой. Зарплата – приличная, как и положено вальцовщику шестого разряда. Имеет очаровательную собаку…

– Как его зовут?

– Рыбкин.

– А имя?

– Рыбкин, – в раздумье повторил я.

– У меня котик. Могут не ужиться, – вслух подумала Клавдия Сергеевна.

– Рыбкин или Адка? – решился уточнить я.

– Оба, – сказала математичка.

– Еще как уживутся! – просиял я от счастья. – Адка, она же маленькая, меньше крупной кошки.

– А как же я с ним… познакомлюсь, – запнулась Клавдия Сергеевна и посмотрела на меня с ужасом.

– Я его завтра к вам в школу приведу вместо отца.