Так хрупко, тонко, в этот миг,
Где грозно меркли стены статны,
Где мир вдруг сделался иным.
– Мне не позволено, Андрей,
Мне запрещён и взгляд, и встреча…
Но как мне быть? Ведь жизнь – не речь,
Что можно вычеркнуть беспечно.
Он взял её ладонь в свои,
Как тёплый свет, как сердце в стуке.
– Княжна, я сжёг бы эти дни,
Где нас сковали ложь и скука.
– Ах, если б знали, если б ведали…
Отец, мой долг, мой… этот плен…
Всё – как капкан, где нет доверия,
Где каждый шаг – чужой удел.
– Бежим… – Андрей шепнул, сжимая
Её ладонь в ночной тиши.
Она вздохнула, чуть рыдая:
– О, если б так, но, увы…
Но нет! Уже шаги вдали!
Как будто рок, как будто клики.
– Кто здесь? – чей голос, груб и злой
Раздался в сумрачной ночи.
Отец! Как гром его фигура
В ночи застыв, скрестила взгляд.
Княжна молчит, бела, как буря,
И мир на миг уходит вспять.
– Княжна, домой. А вы, сударь,
С дороги вон! Здесь нету встреч.
Она – моя, а вы… лишь тень.
И мрак раздался. Рухнул вечер.
Как будто буря заглушила
Любви нечаянную речь,
Что вдруг безжалостно разбили.
Андрей молчал. В последний раз
Он глянул в тёмные глаза.
И всё, что было, всё, что есть —
Как сон, как пепел… в этот час.
Но что за искры в этот миг
В её глазах вдруг пробежали?
Как будто гаснущий родник
Последней силой в ночь взрыдался.
Княжна шагнула – не назад,
Не к дому, к свету ложных правил,
А к нему, к Радину, в азарт,
Что ночь и бурю обвенчали.
– Нет! – крикнула она к отцу,
И голос твёрдый, непокорный
Резал, как сталь, холодный звук,
Волненьем ярким, дерзким, гордым.