«И вы, моря…». Amers

««Взалкал, взалкал я вас, иные дали»: крик птицы морской в миг высочайшего спаривания! И [обычные] вещи больше не имеют значения на суше, оставшейся без защиты… Для нас [есть лишь] морской Континент, а совсем не [этот], ? насквозь пропитавшийся ароматом пажитника, ? простор предуготовленной для знатного брака земли; для нас [есть лишь] вольница морская, а совсем не тот склон [горы], предуготовленный для простого человека, ослепленного звёздами родного края.

«И достохвальны вместе с нами Те, кто на устланных морскими водорослями песчаных дюнах, ? изрытых, словно покинутые кабаньи логовища, ? в поднимающейся над бескрайними водами священной в?ни, ? когда ипомея песчаных берегов облачится в гиацинтовый пурпур ? а море вновь станет цвета жертвы [вечерней] ? сумеют поймать ветер, ? словно паруса, раскрывшиеся на самых высоких реях!

***
«…В небе, меняющем свои паруса, трепещут, озаренные изнутри, дивные полотнища тех [парусов], что были распущены. И в нас, причесанных железною чесалкой, стихает гул недовольства. Море в нас растёт, словно в пустых комнатах огромных каменных раковин…

«О, Море, которым тускнеют женщин [ясные] очи, их нежность и дыхание вырастают из моря, а нежность и грезимое ими ? из дыхания, в текучей же непрерывности грядущего есть и милость, издалека пролившаяся на наши головы,

«Словно уст священных слюна и сок жизни вечной. И разлита нежность в славословии, не в элоквенции; в полнейшей бездыханности, а не в безупречной дикции. И блаженство явленного отвечает блаженству вод…»

***
«…Дождь сеет над не ведающим жалости Океаном семена золотистых своих первоцветов: их ровно столько, сколько раз моргнет божье веко. Дождь над Океаном изнутри озарён: [там] столько светлого, сколько уместится неба, выросшего как на дрожжах, в наполненном дождевой водой корыте рисовых полей. Ставшие взрослыми девы, заживо привязанные [у подножья двух скалистых Голов], склоняют свои головы под тяжёлою ношей померанцевым золотом расцвеченной грозовой тучи.

«Время от времени море стихает, облачается в цвета наипреклоннейшего возраста и становится похожим, в пестроте рассветных лучей, на ту, которая любуется своим отражением в глазах новорождённых младенцев; [похожим] на ту, в своём отливающем золотом уборе, которая в вине ищет ответы на [все свои] вопросы.

«Или же покрытое серой пыльцой, словно припудренное Сентябрём, становится оно морем целомудрия, [непорочною девой], которая нисходит, нагая, осыпаема пеплом духа [святого]. Так кто же теперь на ушко нам скажет ? где оно, место истинное?

«…Окликнуты тихонечко, мы слушаем вдруг зазвучавшее в нас совсем близко и, в то же время, очень далеко, ? как тот чистейший свист Этезианки на превысоких реях. И есть нежность в ожидании, а не в дыхании и не в славословии. Но всё это (только нам одним и раскрывшееся, но не полностью) едва ли можно облечь в форму рассказа… Лучше промолчим, освежив полость рта горстью мелких ракушек.

«О, Путешественники, те, кто отплывает в дальние края по чёрным водам на поиски [древнейших] санктуариев: отправляйтесь в путь и сами ввысь тянитесь, не возводите храмов до небес. Земля [обетованная] разбросанных камней к себе самой вернётся и в водах низвергающихся этих свои одежды сбросит. А мы, Блюстительницы, связанные прежде, свободу получив уходим [к ней], в песках зыбучих не оставив и следа.

«Вскрытые пласты шелковистой белой глины, сладковатой на вкус, прослойки липкого, нодозного белого мергеля, тоже сладковатого, опережают нас, ещё не проснувшихся женщин, в нашем стремлении к земле. И, ступая босыми ногами по этим ночным мацерациям, ? подобно тому как слепой среди ночи ощупывает занесённые снегом зарубки ? мы, след в след, идём за чистым языком словно вылепленной из глины местности: [повторяя] рельеф менингеальных извилин, [обходя] священные выпуклости лобных долей эмбрионального детства…»

***
«… И дожди прошли [чредой вещуний грозных], вопрошать их было некому. Знамения ? долгими своими упряжками ? исчезли за песчаными дюнами, чтобы вдалеке распрячься [на просторе]. Мужи ночи покидают темнеющие нивы. Тяжеловыйный скот, запряжённый попарно, движется без погонщика по направлению к морю.

«И пусть нас осыпают упреками, о, море, если мы также не повернули головы!.. Дождь с солью идёт к нам с приливом. И на земле ? зелёной воды прозрачность, четырежды в году зримая.

«Чада, широчайшими водными листьями укрывающие власа свои, за руку и нас возьмите, когда наступит полночь зелёной воды: Вещуньи уходят ? с Дождями ? свободные от пут, чтобы снова сеять [приметы и знаки] на заливных рисовых полях.…»

(А там! Что хотели мы высказать, что высказать мы не смогли?)

Примечания

…ароматом пажитника ? Пажитник (лат. Trigonella), здесь имеется ввиду т.н. пажитник сенной или греческое сено (фр. fenugrec, лат. Trigonella foenum-graecum). Это растение (семейства Бобовые) в древние времена возделывалось (на корм скоту) повсюду ? от Египта до римских восточных провинций. Сено из пажитника имеет сильный аромат, его почти не давали в качестве корма рогатому скоту, да и лошадям и овцам скармливали лишь небольшими порциями (см. Пажитник в ЭСБЭ). Обугленные семена пажитника, датированные 4000 г. до н.э., были обнаружены в Ираке. Пажитник богат белком и содержит до 30% слизи, а по химическому составу близок к рыбьему жиру (отвар семян п. служит заменителем последнего). Входил в состав смесей для бальзамирования фараонов (семена были обнаружены в гробнице Тутанхамона).

…когда ипомея песчаных берегов: <…> quand l’ipomеe des sables <…> Ипомея (лат. Ipomoea) ? род цветковых (двудольных) растений семейства вьюнковые (Convolvulaceae). В основном, многолетние травы, встречаются ядовитые (Ipomoea purga). В магии ипомею используют как средство приворота, привлечения успеха и в качестве защиты от злых чар.

…И разлита нежность в славословии, не в элоквенции: <…> Et la douceur est dans le chant, non dans l’еlocution <…> Элоквенция (лат. eloquentia) ? зд. ораторское искусство.

…чистейший свист Этезианки на превысоких реях: <…> ce sifflement tr?s pur de l’Еtеsienne ? la plus haute corne du grеement <…> Этезианка ? от др.-греч. ??????? (???? = год), периодический ветер, называемый также мельтеми (????????). Над Эгейским морем этот сухой летний ветер образуется, когда над Балканами расположена область высокого давления, а над Турцией ? низкого.

…О, Путешественники, те, кто отплывает в дальние края по чёрным водам на поиски [древнейших] санктуариев: <…> ? Voyageurs sur les eaux noires en qu?te de sanctuaires <…> Санктуарий (лат. sanctuarium) может означать как личный архив или секретную переписку (допустим, Sanctuaria Neronis), так и святилище, т.е. особое (священное, sanctus, место с алтарем), местопребывание божества.

…прослойки липкого, нодозного белого мергеля ? у Сен-Жон Перса: <…> des emp?tements noueux de marne blanche <…> Нодозный (лат. nodosus от nodus, «узел») ? состоящий из узлов, узловатый.

…ступая босыми ногами по этим ночным мацерациям: <…> Et de la paume du pied nu sur ces macеrations nocturnes <…> Матерации (лат. Maceratio) ? букв. «вымачивание», «размягчение» = разъединение тканей (как растительных, так и животных) в результате воздействия растворяющей жидкости (воды).

…рельеф менингеальных извилин: <…> relief d’empreintes mеningеes <…> Менингеальный (лат. Meningeus) ? зд. имеющий сходство с мозговой оболочкой.

VII. И вечер дланию божественной вед?м…

И вечер дланию божественной вед?м в рассветной неге ? меж Островов разлитой: то ? дщери наши кличут троекратно, у губ сложив ладони, дев чужеземных видя приближенье:

«Костры наши ? на всех берегах ? этим вечером!… И наш союз! ? в последний раз!!!…»

***
«С грудями Парок, наши матери, ? в креслах своих, вырезанных из кедра, ? восседают: их пугают звуки саб? приблизившейся драмы, которые слышны в садах с веретенообразными деревьями ? ибо они возлюбили много, кончив тем, чем кончают жёлтые осы,

«А среди роз, белеющих во мраке, теряет память лето.

«Мы, став теснее в чреслах и челом острее, плывём, привязаны на скорую руку к загривку волны, научившись проворней плечо подставлять зыбям грядущим.

«Легки корзины наши: не хранят покой ни аспида, ни вдовьего стилета… Для нас ? Века марширующего свист и королевский блеск течения его

«И крик его, вельми громкий, от моря грянувший, какого доныне никто не слыхивал!

«Гроза, с глазами генцианы горной, грёз наших череду предать позору тщилась зря. И даже волны самой драмы, стирающие наши шаги, ничем иным для нас не станут ? лишь кипением пены, да лепетом бессвязным у ног наших простертого мужлана.

«Пытливы, мы в ожиданьи напрягаем слух: вот-вот раздастся щелканье хлыста! И Та, чья сталь разящая остра, Та, что танцует на водах, словно Принцесса, получившая предостережение под сенью древних стен, толпою окруженных,

«Для нас лишь искорку живую сохранит того искусства, которое в полемике рождалось,

«Так в живо разгоревшемся очаге семейства знатного мерцают изумруды…

** *
«Той, что танцует танец свой двудольный в дни Альционы, на долях слабых невмоготу становится, и подступила бы невольно к горлу тошнота,

«Когда бы хор [на сцену] не вступил тяжеловесно,

«Подобно морю самому, что мнёт и мнёт зыбей своих волну ? рождая идолов, нетвёрдою походкой под масками рогатыми бредущих.

«Назавтра, надев котурны драмы и сняв украшения, встретимся лицом к лицу с разросшимися вдоль дороги эуфориями, но этим вечером, в оставшихся от детства сандалиях на босу ногу,

«Сойдём [неспешно] в последнюю долину детства, ведущую к морю

«Тропинками в зарослях ежевики, которыми влекомы и дрожащие на ветру, [словно ветхие лохмотья], клочья желтеющей пены вместе с перьями и пухом древних птичьих кладок.

«Дрyжки! Дружность наша со всеми теми, которыми мы когда-то были: [со всею этою] пеной и взметнувшимся над пеной крылом, разорванным в клочья над водами, [со всем этим] сверканием соли и громоподобным хохотом бессмертных над схваткою жестокой вод,

«И с нами самими, плывущими в раскрывшемся бескрайнем платье белоснежного оперения!.. и со всею этой сетчатой зеленью без конца и без края, и со всем этим бескрайним золотым плетением, в клетке подводной своей сохранившим век амбры и золота…

***
«Как-то раз, когда вечер окрасится в цвета сциллы и скабиозы, ? в то время как зеленая горлинка, облюбовавшая скалы, круто обрывающиеся в море, к нашим пределам унесёт свой стон, нежный, словно голос водяной флейты, ? и никого уже не испугает лист приморской цинерарии, и птица, взлетающая над бурным морем, крик свой от нас утаит ?

«Как-то раз, когда вечера склоненный лоб станет теплее наших к ногам упавших опоясочек, когда далекий лай Парок уснёт в подбрюшье холмов ? и Клелия, садов певунья, щелканьем дрозда из страшной сказки нас не испугает, а море в этот час вновь станет тем для нас, кем оно было от рожденья [нашего] ?

«И воскликнули мы: час прекраснейший, с тобою несравнимы те [часы], когда зачаты были, от наших матерей рождённые, прекраснейшие девы. Плоть непорочна этим вечером. И омовением своим омоет небо нас, словно для того, чтобы смыть румяна и белила наши… Любовь, это ты! И никакого недосмотра!