Хмельному можно ли шуметь, дары лозы кривой кляня?
В чем провинился, что сидишь, беднягу день-деньской кляня?
Тобою выжат я – и мне б роптать, тебя с тоской кляня…
Мне в душу облик яр другой ни на мгновенье не входил.
Лишь ты со мной – откуда бы ни шел, куда бы ни входил.
И будто в город караван четыре года не входил —
Как сборщик пошлины, уныл, сижу, убыток свой кляня.
Слабеет, видимо, любовь, раз так со мной сурова яр,
И, словно мальчика, меня воспитывать готова яр,
Мне в сердце острый нож любви вонзать желает снова яр…
Ах, плачут многие, смотрю, красавиц вздорный рой кляня.
Хоть притчи, мудрости полны, впитались в кровь мою и плоть,
Я обезумел от любви, ее не в силах побороть!
Жесток огонь любви и в нем гореть – не приведи господь!
И стонет раненый джейран, стрелу и жребий свой кляня.
Прошла холодная пора, вновь, кипарис сиять готов.
Воскресла красота весны – петь соловей опять готов.
Без друга, голову склоня, Саят-Нова рыдать готов,
Как потерявший войско царь, имущество с казной кляня.
1759
* * *
Коль неучу слово дано, ему внимать к чему теперь?
Коль все кругом черным-черно, нам маков ждать к чему теперь?
Коль смерти ты ему желал, плач соблюдать к чему теперь?
Для савана лишь цвет один, зря украшать к чему теперь?
Платить за слово мастеров добра и денег не жалей.
Цвет цвету рознь, числа им нет, один богаче, тот бедней.
Иного наряди в атлас, ничуть не станет он видней.
Коль черен ты, зря родинки тебе желать к чему теперь?
Кто справедлив и чист в делах, я лишь того готов ценить.
И мудрецам не удалось нам до конца мир объяснить.
Вот скачет рок – крылатый конь четвероглав, – его ль пронзить?
Нам ничего не взять с собой, тлен собирать к чему теперь?
Разлука с матерью горька, заплачь, дитя, тоску залей.
Силки расставил Сатана, соблазнами он всех сильней, —
Сынов Адама ждет беда, – его улов, что день – мощней,
Когда б не так, то Орну нам благословлять к чему теперь?
Судьбы кружится колесо – достатком ты не наделен,
Увидят – стар, помят армяк, не спросят: гость? откуда он?
Саят-Нова для ран своих целебных трав, корней лишен,
Врачи не могут врачевать, колдунью звать к чему теперь?
1759
* * *
Красавица, певца Шахатаи ты унижать не станешь,
Но, пробудив любовь, отступишь ты и приближать не станешь.
Особенное пламя у любви: вовеки не угаснет.
Хоть даже в море брошусь, обожжен, – ты охлаждать не станешь.
Твоей недавней молнии удар не вынести ашугу,
Ты – самодержица, и никого ты ублажать не станешь.
Ты встретишь горы снежные – и вдруг, как свечи, их растопишь.
Войдешь ты в город – рухнет все вокруг: ты возрождать не станешь.
Тот, кто не воспевал Шахатаи – доверья недостоин.
И недоверчив ты, Саят-Нова, и защищать не станешь.
* * *
Не плачь, о джан, пусть разум твой ни в чем плохого не узрит.
Пусть взор ничей, что так судьба твоя сурова, не узрит.
Пусть луч зари, пусть лунный свет над миром вовсе не горит!
Пусть друг умрет, да лишь твой лоб он без покрова не узрит.
В потоке слез исходишь ты – в печали смерть и мне грозит.
Пусть после нас подлунный мир воды и крова не узрит.
Коль я к тебе не загляну, – снесу немало я обид.
Но не приду, пусть взор тоски и зла такого не узрит.
Пусть утешением тебя небесный голос одарит.
Пусть скорбь твою Саят-Нова, на смерть готовый, не узрит.
* * *
Ты – узоры парчи, ты как золото ткани, о джан!
Каламкар ты, что с Инда везли в караване, о джан!
Вожделенный алмаз, чьи бесчисленны грани, о джан!
Многоводных глубин жемчуговые дани, о джан!
Выйдешь в сад, – и волну вижу в плавности тага, о джан!
Скрой ты родинки щек, да не тронет их влага, о джан!
Удивляются все лику, полному блага, о джан!
Ты – украсивший мир новый плод в гюлистане, о джан!