Уходящие в Вечность. Часть 1

Рамазан мало задумывался о том, что будет делать дальше Хакимбек. Он пришел сюда для того, чтобы воевать до тех пор, пока на этой земле не останется ни одного большевика или пока не погибнет шахидом. Другого пути нет и не будет. Главное – это победа, победа над красными, победа над захватчиками земли мусульманской.

Он присягал на верность Хакимбеку, положив правую руку на Коран и на хлеб.

А это значит, что он и будет со своим курбаши до конца. К кому Хакимбек примкнет, с кем он будет делить тяжелую военную долю, Рамазану пока было все равно. Он не имел права вмешиваться в решения сильных мира сего.

И о будущем Рамазан старался не думать. Потому что ни в чем не было уверенности. В своих мечтах он видел победу муджахидов, свободную Бухару… Но… Все это было очень далеким и таким несбыточным, словно мираж на горизонте.

Тогда в сознании возникало прошлое.

Это была совсем другая жизнь, жизнь, как сладкий сон – его золотое детство и беззаботные дни, где не было места ужасам большевистского нашествия, войне, крикам и стонам раненых. Родной дом, сад, уроки с любимым учителем… Берега Волги, лодки, рыбаки… Городской сад, где часто по вечерам военный оркестр играл вальс «Амурские волны», музыку его юности. И, конечно же, его первая любовь, так трагически и неожиданно оборвавшаяся.

Да и было ли это все на самом деле или только приснилось, пригрезилось во время одной из тех коротких передышек, которые случаются между боями?

Прошлое кралось за Рамазаном, как тень, следуя за ним через тропы и перевалы. И стоило забыться и отвлечься от суетных, неотложных дел, как оно становилось полным властителем его мыслей и дум. Но воспоминания эти не приносили отдыха измученной душе. Они только ранили ее, как осколки – осколки разбившегося мимолетного счастья…

Холодная ночь проплывала медленно, словно нехотя. Новые звезды восходили над вершинами гор с одной стороны неба, другие исчезали за линией Вахшского хребта с противоположной стороны. До утра было еще далеко. Рамазан не дождался Максуда, который в середине ночи должен был сменить его. Сон все-таки завладел им. Но спал он чутко, настороженно. И мелькали перед ним во сне отрывочные картины его прошлой жизни.

2

Приближаясь к морю, полноводная, широкая Волга растекается на множество мелких речек, словно торопясь влить могучие воды в голубую чашу Каспия. В этой благословенной частичке света когда-то существовал красивый, богатый город Золотой Орды Хаджи-Тархан.

Город назвали по имени одного праведного человека, совершившего хадж к святым местам – в Мекку и Медину, и который за свою благочестивую жизнь получил в подарок эту землю в дельте Волги от хана Золотой Орды, позволившего ему даже не платить подати. Отец говорил, что их родословная начала свой отсчет от одного из сыновей Хаджи-Тархана. На языке народов Золотой Орды слово «тархан» означало «беспошлинную землю».

И святого Хаджи, настоящего имени которого не осталось в истории, тоже в народе стали называть Хаджи-Тархан, так же, как и новое поселение. Вначале это была деревня, но потом она выросла до внушительного по тем временам размера богатого города, через пару столетий ставшим столицей отдельного ханства. Здесь сходились пути, ведущие с Запада на Восток. Здесь процветали торговля и ремесла. Немало повидал богатый город Хаджи-Тархан на своем веку. Многие соседние правители мечтали о таком лакомом кусочке. Здесь побывали войска могучего хана Тамерлана[22 - Тамерлан (Тимур ибн Тарагай Барлас – 1336–1405) – великий среднеазиатский правитель и полководец, сыгравший существенную роль в истории Средней, Южной и Западной Азии, а также Кавказа, Поволжья и Руси.] и крымского хана Сахиба Герея[23 - Сахиб Герей (1501–1551) – младший сын крымского хана Менгли I Герея, предположительно дядя Сулеймана Великолепного. Основатель Бахчисарая.]. Но город каждый раз возрождался из пепла.

По рассказу отца, один из ханов Хаджи-Тархана по имени Дервиш Али, оказался предателем, сдружился с опасным соседом – царем Иваном Грозным. После этого и случился захват ханства русскими войсками. Ханство перестало существовать.

Иван Грозный приказал строить новый город на другом берегу Итиля[24 - Итиль – в средневековых арабских, персидских и некоторых византийских источниках название нижнего и среднего течения Волги. Также употребляется татарами, башкирами, чувашами и некоторыми другими тюркоязычными народами для обозначения всей Волги.], куда постепенно и перебегал народ из Хаджи-Тархана, потому что там налаживалась жизнь – можно было найти работу и не бояться нападений извне. Хаджи-Тархан медленно разрушался. А новый город рос, крепчал и постепенно становился похожим на другие города Руси. И назывался он уже в русском произношении – Астрахань…Здесь рано приходит весна и вместе с ней расцветает красивейший в мире цветок – каспийская роза. Один из протоков Волги – Кутум – пересекает город с запада на восток. На стыке двух улиц, выходя фасадом на набережную реки, стояло двухэтажное здание старинного стиля, принадлежавшее Ахмедбаю – отцу Рамазана, круп- ному рыбопромышленнику и заводовладельцу.

Как наяву видит себя Рамазан в родном доме, где до боли знакома каждая вещь, и все напоминает ему о теплом уюте, окружавшем его в раннем детстве.

Любимец отца, единственный продолжатель его рода – какой заботой окружали мальчика все его домашние!

Ему прочили счастливое будущее. Вместо игрушек перед ним рассыпали золотые и серебряные монеты. Кормилицы и служанки выполняли любое желание маленького наследника. Тогда огромный отцовский дом казался ему целым миром, где царила торжественная тишина величественных комнат, где до самого потолка тускло поблескивали огромные зеркала.

От старинной резной мебели веяло ароматом древней, давно прошедшей жизни. Огромные часы, принадлежавшие еще прапрадеду Рамазана, не спеша раскачивая золоченым маятником, отбивали каждые четверть часа торжественным боем, гулкое эхо от которого прокатывалось по всему дому. А сад, плотным зеленым кольцом обнимавший их дом? В этом чудесном уголке даже в самый жаркий и душный день стояла живительная прохлада.

Розы, белые, красные, розовые, задумчиво опустив тяжелые головки, расточали пряный, сладкий аромат. Вокруг цветов жужжали и суетились пчелы, торопящиеся вовремя собрать с цветов сладкую пыльцу. Их гуденье сливалось в жаркую полуденную музыку лета.

Раскидистые яблони дарили земле густую тень. С низко опущенных ветвей в шелковистую траву тихо падали большие розово-желтые спелые персики. Под тонкой сухой кожицей сливы бродил разогретый сок. А на грядках, пышные и великолепные, горели помидоры.

Такие впечатления остались у Рамазана от его раннего детства. Он почти не знал своей матери, но слышал от деда, высокомерного и чопорного, страшно худого и желчного старика, который постоянно с ненавистью повторял, что родилась она от бедного узбека и нищей татарки. Отец Джамили, Алихон, наемный работник одного самаркандского бая, приезжал в Астрахань со своим хозяином, помогая ему в торговле мануфактурой, и порой жил здесь по несколько месяцев в году, выполняя те или иные байские поручения. Мать Джамили, Халима, была дочерью местного рыбака. Алихону она сильно приглянулась и он взял ее второй женой. Жили молодые душа в душу. Алихон время от времени уезжал на родину, но неизменно по долгу службы и по зову сердца возвращался обратно. Горе пришло в эту счастливую семью неожиданно и внезапно. Джамиля была совсем маленькой, когда ее отец неожиданно умер от какой-то болезни. Мать с тоски тоже занемогла и пережила мужа совсем ненадолго. Старый рыбак один растил внучку, души в ней не чаял, но и его жизнь тоже оказалась короткой.

Джамиля осталась совсем одна. Добрые люди привели ее в дом Мухаммедрасула. Бай брезгливо глянул на девочку, но, соблазнившись тем, что ребенку можно не платить за работу, велел отвести ее в помещение для прислуги, отмыть, одеть опрятно и постепенно приучать к делу. Тогда ей шел только десятый годик. Тихая, молчаливая, она быстро и четко научилась исполнять приказания деспотичного хозяина и даже почти заслужила его благоволение.

Прошли годы и Джамиля превратилась в настоящую красавицу, хотя внешне оставалась девушкой тихой и незаметной. Младший сын Мухаммедрасуля Ахмед несколько лет поглядывал на этот чудесный, смуглый восточный цветок, чувствуя сердечное влечение. Потом юношеская влюбленность переросла в настоящую, глубокую любовь. Как-то он пришел к Джамиле и признался ей в своих чувствах. Девушка вспыхнула от счастья, и, застеснявшись, убежала в свою каморку. Ведь давно уже любовь к молодому хозяину робко стучалась в ее сердце, но она не допускала даже мысли о таком несбыточном счастье. Ахмедбай был настойчив. В один прекрасный день, когда Мухаммедрасуль был в отъезде, и зная, что отец никогда не одобрит его поступок, Ахмед решился на отчаянный шаг. Он приказал одеть Джамилю, как невесту и пригласил муллу, который прочитал положенные для данного случая молитвы.

Вернувшись и узнав о своевольном поступке сына, Мухаммедрасуль несколько дней метал гром и молнии. Ведь он уже давным-давно сосватал младшему сыну дочь своего компаньона, решив таким образом закрепить общие торговые дела.

После случившегося отец бывшей невесты сильно разобиделся – он не пожелал отдать любимую дочь второй женой. Тогда Мухаммедрасуль, пытаясь спасти положение, начал уговаривать своего компаньона подождать несколько месяцев, за которые он обещал выгнать непрошенную невестку из дома и все-таки заставить Ахмеда жениться на его дочери. Но компаньон, не желая больше обсуждать этот вопрос, окончательно порвал с несостоявшимся родственником. Мухаммедрасуль понес большие убытки.

У Ахмедбая хватило сил отстоять свой выбор при женитьбе, но он оказался слабым в повседневной жизни и не смог постоянно защищать права любимой жены. Своенравный свекор издевался над ней, травил ее, буквально не давая прохода.

Джамиля чахла и медленно угасала. Приход в мир наследника, который появился на свет в ночь перед постом месяца рамазан, мало повлияло на ее положение в этой семье. Узнав о рождении внука, дед многозначительно хмыкнул, войдя в комнату, скользнул взглядом по люльке, в которой лежал спеленутый смуглый новорожденный, проворчал: «Черный узбек…» и вышел, даже не поздравив сына. Дальше он почти не замечал Рамазана – такое дали малышу имя – пока была жива его мать. Иногда только, вдруг неожиданно на мгновение подобрев, старик давал ребенку что-нибудь сладкое. Ахмедбай всерьез подумывал об уходе со своей семьей из отчего дома, но так и не успел. Джамиля покинула этот мир, когда сыну не было еще и трех лет. Она просто заснула и не проснулась. Смерть ее была легкой и тихой, как и вся ее жизнь. Навсегда Рамазан запомнил только ее темные печальные глаза и ласковый голос.

От матери Рамазан унаследовал ее отзывчивое и доброе сердце, смуглый цвет лица и миндалевидные черные глаза. От отца – его благородство и чуткость души.

3

Рамазан смутно помнил тот день, когда перешел в мир иной его деспотичный дед Мухаммедрасуль, и последующую дележку наследства между отцом и дядей. Это было тяжелое время, так как завещание не было написано, а старший брат, Абдуррахман, не отличался благонравным поведением и честностью. К тому времени он уже был трижды женат, причем женился все три раза самовольно, не спрашивая позволения отца. Абдуррахман проживал со своей многочисленной семьей в дальнем крыле их большого дома, почти не общался с отцом и братом, время от времени грозя Мухаммедрасулю расправой, если тот будет вмешиваться в его дела. А Мухаммедрасулю не хватало сил справиться с сильным, непослушным, разнузданным старшим сыном. Смутное время в их семье длилось почти два года, пока братья полностью не разделились. Ахмедбаю удалось отстоять для себя отцовский дом. Абдуррахман, обиженный и недовольный, переехал в новые, только что отстроенные хоромы, в которые вложил баснословную сумму денег, и несколько лет не общался с младшим братом. Потом отношения их немного наладились, но всегда оставались прохладными и поверхностными.

К отцу Рамазан всегда относился с беззаветной любовью и благоговением. Справедливый и добрый, одетый всегда просто и без излишеств, Ахмедбай, тем не менее, после смерти отца очень скоро вышел в крупные промышленники и стал одним из богатейших людей города. Ему уже принадлежал большой рыбный завод, а во многих поволжских городах открывались его магазины и лавки. Энергичный и деятельный, он целыми днями пропадал на рыбных промыслах, на судоверфях и на пристанях. Его часто можно было встретить на заводе, где своих рабочих он знал по именам, относился к ним, как к детям, помогал больным и многосемейным. Далеко за полночь горела лампа в его кабинете – щелкая счетами, он проверял цифры из торгового оборота, перечитывал и сверял деловые бумаги. Ахмедбай весь отдавался работе. Он не пожелал жениться второй раз – не хотел, чтобы у его единственного сына была неродная мать. После смерти любимой жены Рамазан стал для него целью и смыслом жизни…

Вспоминая отца, Рамазан всегда представлял его таким, каким видел в последний раз. Встревоженное лицо, чуть тронутые сединой усы, совсем белые виски и окруженные мелкими морщинками усталые глаза. Таким видел его и во сне.

Рамазан рано научился читать. Ахмедбай смолоду любил старинные книги и рукописи и собирал дома библиотеку. На досуге он был не прочь почитать что-нибудь мудрое, но только времени ему на это постоянно не хватало. Поэтому он рано приобщил сына к дружбе с книгами.

В гимназию Ахмедбай сына не отдал. Он считал, что Рамазан достоин лучшего и поэтому приглашал на дом самых известных на тот момент учителей, которые охотно посещали эти уроки, ибо Ахмедбай никогда не скупился в средствах на образование сына. Рамазан учился увлеченно, почти жадно, ему все было нужно, все было интересно, он забрасывал своих наставников многочисленными вопросами, даже ставя их иногда в тупик.

Одним из преподавателей Рамазана был Хайретдин хазрат, обучавший его основам ислама, восточным языкам и литературе. Это был уже пожилой, невысокий, худощавый человек. Его лицо, смуглое и морщинистое, излучало доброту и любовь, говорило о высокой духовности, даже одухотворенности его внутреннего мира. В молодости Хайретдин учился в Бухаре, потом какое-то время был имамом махаллинской мечети[25 - Махалля – квартал (микрорайон), жители которого осуществляют местное самоуправление путем выбора комитета махалли и его председателя. Почти в каждой махалле имеется своя мечеть.], но уже давно покинул это поприще.

«Теперешние муллы – рабы денег, почестей и славы – говорил он. – Они зазубрили некоторые истины и дальше этого думать не хотят. Мне тяжело и невыносимо находиться среди них».

Чтобы как-нибудь прожить, он стал давать частные уроки восточных языков и, часто бывая в семье Ахмедбая, постепенно стал его ближайшим другом, а для Рамазана – добрым духовным наставником.

Именно через него Рамазан познакомился с тем исламом, который не преподавали в обычных медресе[26 - Медресе – высшее мусульманское учебное заведение.] и нельзя было услышать в наставлениях махаллинского муллы. Прежде всего учитель начал с того, что не стал будить Рамазана на утренний намаз. И вообще не требовал точного исполнения всех предписаний ислама. «Человеку нужно думать и понимать, что он делает и зачем он это совершает. Все действия должны быть осознанными. И намаз нужно творить со вдохновением, и сердцем чувствовать присутствие Аллаха. Рамазан еще мал, пусть спит. Не нужно его мучить. Он сам решит, что и когда ему делать».

Ахмедбай сначала был очень возмущен, даже чуть не прогнал учителя, но, решив к нему поближе присмотреться, все-таки оставил его на время. Рамазан хорошо запомнил беседы отца и Хайретдина хазрата, часто переходящие в жаркие споры, которые обычно проходили вечерами на веранде. Горел красный абажур, множество ночных бабочек носилось вокруг лампы.

Учитель говорил о каких-то семи путях, которые должна пройти душа, о ее путешествиях по просторам Вселенной после смерти и возвращении на землю.

Он читал строки известных поэтов-суфиев – Руми, Джами, Хайяма[27 - Мавлана Джалалиддин Мухаммад Руми (1207–1273) – выдающийся поэт-суфий, мусульманский богослов. Абдурахман Джами (1414–1492) – крупнейший персидско-таджикский поэт, писатель, суфий, философ, филолог, музыковед. Гайясаддин Абу-ль-Фатх Омар ибн Ибрахим Хайям Нишапури (1048–1131) – персидский философ, математик, астроном и поэт.], подкрепляя их примерами из жизни. Ахмедбай, будучи правоверным мусульманином, спорил, доказывая все те же банальные истины, о которых каждую пятницу говорилось в проповеди в мечети, но потом заинтересовался иной точкой зрения и уже слушал Хайретдина, почти не перебивая. Позже Ахмедбай окончательно стал сторонником суфизма[28 - Суфизм – аскетически-мистическое направление в исламе, вклю- чающее в себя как учение, так и духовные практики, направленные на борьбу человека с сокрытыми душевными пороками и духовное воспитание личности; мусульманское подвижничество.], он начал видеть смысл жизни совсем по-другому.

Кроме обязательных уроков Рамазан проводил с Хайретдином хазратом много свободного времени. Именно в эти часы неторопливой задушевной беседы где-нибудь в саду или на берегу реки умудренный жизнью наставник рассказывал о давно минувших временах, былых народах и царствах.

Учитель часто разговаривал с ним по-арабски и на фарси. Иногда он делал это вперемежку, общаясь то на одном языке, то на другом. Получалось что-то вроде игры.

Рамазан быстро запоминал незнакомые слова, они легко укладывались в его голове именно при помощи такого непринужденного разговора. Вечером, встречая отца, он с гордостью начинал болтать с ним на разных языках.

Ахмедбай вначале понимал сына, потому что он тоже в свое время изучал восточные языки, но через некоторое время Рамазан легко его обогнал в этих знаниях.

Хайредин хазрат постоянно читал какие-нибудь стихи.

«Все мы тленны, дитя, таков Вселенной ход.

Мы – словно воробьи, а смерть, как ястреб, ждет.

И рано ль, поздно ли – любой цветок увянет, —