Профессор и Душа

– С праздником! – сказал Профессор, и они чокнулись.

Вино было терпкое, вязало язык, но хорошо пилось. Оно пахло виноградом, сухой землей, жарким солнцем. В желудке стало тепло.

– Хачатур, отличный у тебя друг! – сказал Профессор.

Почистили яйца. Подражая Хачатуру, Профессор тоже завернул яйцо и тархун в лаваш. Было вкусно.

– Профессор, после Пасхи люди несут в себе любовь и веру, – говорил Хачатур. – Бог дал человеку душу, чтобы тот любил себе подобных! И если человек живет в согласии с душой, не поддается искушению и порокам, противится злу, корысти и зависти, он обретает земное счастье.

Хачатуру хотелось говорить о Боге и вечном. В принципе, он был прав: если не сегодня, то когда же?

– Профессор, можно? – Хачатур налил вина и поднял бокал. Профессор кивнул. – Давайте выпьем за светлые души наших близких, покинувших нас.

Хачатур поднял глаза к потолку, почтительно кивнул и улыбнулся, точно увидел души, за которые хотел выпить, потянул руку с бокалом к Профессору.

– За мертвых не чокаются, – отстранил бокал Профессор.

– Почему? – изумился Хачатур.

– Их нет. Чокаются за живых. Так принято.

– Я хочу выпить за их светлые души! Кто сказал, что их нет? Души бессмертны! Если души живы, значит, и они живы. Профессор, вы же не будете отрицать, что человек имеет душу?

Профессор в этот день спорить не хотел, да и рассуждения Хачатура пришлись весьма по душе и к месту.

– Ну, не знаю! Есть какая-то духовная субстанция. Подтверждений бытия души нет, ее влияние на сознание человека, возможно, косвенное.

– Профессор, верьте, душа у человека есть, и это большое счастье! Она существует, живет в нас! – с жаром сказал Хачатур. – Может, души наших близких, которых мы потеряли, на небесах, а может с нами, отмечают светлую Пасху: слушают нас, радуются, что мы помним их!

Хачатур весь светился, радостное озарение наполнило черные глаза, и Профессор в них буквально утонул.

Профессор вытер лицо салфеткой, отпил из бокала, прищурился.

– Кто «они»? Кого мы помним? – тихо спросил он.

– Души! Души наших близких, покинувших нас. Вы не верите или не хотите в это верить?

Профессор с любопытством смотрел на Хачатура. Поразительно: простой человек, толковал ему о вещах, которые раньше казались ему непонятыми и чуждыми, а теперь он принял их и обрадовался. Стало легко.

– Я хочу в это верить! – выдохнул профессор и словно в благодарность за сказанное, ощутил жар на лбу, куда его обычно целовала мама.

– Не дело смертных вникать в замысел Божий. Еще неизвестно, как бы жил, создавал и творил человек, если бы знал о бессмертии души. Я думаю, стал бы другим. Лучше! Они нас видят. Помогают в трудную минуту. Профессор, лучше в это верить!

Профессор тряхнул головой. Внутренне хотелось поверить, но сознание убеждало, что ученый не имеет права верить и принять то, чего нельзя увидеть или проверить опытом.

– А вы, уважаемый Профессор, хотите поверить, но сомневаетесь? – Хачатур пристально посмотрел на него.

– Блажен, кто верует. – Профессор отвел взгляд.

– Верить надо. Как же без веры? Без души?… Надо верить в Бога! Он возродит душу! Тогда легче жить, переносить трудности и невзгоды.

Профессор искренне позавидовал Хачатуру, в его словах была твердая убежденность, что захотелось быть сопричастным. Перед Профессором возник бокал: разубедить Хачатура было невозможно. Наперекор примете, они чокнулись. Выпили. Стало легко – то ли от вина, то ли от мысли, что души бессмертны. Может, и правда, души, покинувшие тело, невидимо присутствуют за столом и отмечают светлый праздник.

Что ж, мысль жизнетворная и трогательная в своей сути.

– И что, души возвращаются? – после раздумья спросил Профессор.

– Обязательно! Представляете, сколько их на небесах!

– Не представляю.

– Я тоже! Души, прожившие грешную жизнь, отправляются в ад. А праведные души возвращаются в тело. Человек, Божье создание, часть природы. А что нетленно? Дух! Тело умирает, душа очищается и возвращается в новое тело. Душа человека бессмертна, а если так, то и человек бессмертен!

– Это вы славно придумали, Хачатур! – похвалил Профессор. Он хотел прекратить дискуссию, но внутри что-то воспротивилось, закололо сердце.

– Это заложено в нас с рождения, а со временем снисходит как озарение. Переселение души в новое тело называется реинкарнацей.

Познаниями в этой области Профессор не обладал и потому не спорил. В одном Хачатур прав: ничто не мешает Профессору поверить в бессмертие души, и неспроста он поставил на стол прибор, и может, душа мамы празднует с ними Пасху. Внутри возликовало. То, о чем говорил Хачатур, всегда было в его сознании, подспудно мучило, и достаточно было уверенности соседа, чтобы он поверил в бессмертие души.

– Правильно. Пусть души возвращаются. Мы их любим! Мы скучаем по ним! Ох, как скучаем! – Вино все сильнее действовало на Профессора.

– Мы помним и любим их. Парк кез аствац! Слава тебе, Господи!

Душа Хачатура страдала, искала понимающую, чувственную душу и она отозвалась в Профессоре. Хачатур посмотрел на мертвый цветок.

– Засохла… – посочувствовал Хачатур – Роза чувствовала любовь.

– Я часто думаю о жизни… – Профессор уставился на глазурь кулича, искал ответ в ее белизне. – Как славно ты говорил о бессмертии души. Мне даже завидно стало. Такая в тебе вера… В суете забываем Бога, обманываем наши души, а ради чего? В чем искать силы, как обрести душевный покой? Вот ты, Хачатур, веришь, в бессмертие души, что она переселяется в новое тело?

– Верю! Всей душой верю! – с горячностью подтвердил Хачатур.

Хачатур вытер платком вспотевшее лицо. Он побледнел, закашлял в кулак, опустил страдальческое лицо, глухим голосом поведал Профессору:

– Мой мальчик остался под руинами школы, ему было восемь… Армения вопила в горе: «За что, Господи?!» В скорби слезились скалы, плакала природа, рыдало небо. Слезы текли днем и ночью. Истерзанные души жаждали покоя. Я искал утешение в смерти. Но она особа капризная. Я запил, сжигал себя. Мечтал умереть, чтобы моя душа свиделась с душой моего мальчика…

Хачатур оглянулся, словно боялся, что кто-то его услышит.

– Мне не дано было умереть. Я узнал великую тайну! – тихо сказал он.

Он горестно вздохнул, слезы струились по щекам и, натыкаясь на плотину белых усов, искрились росой.

– Меня спас мой мальчик… – Черные глаза сверкали безумным блеском. Профессор смотрел с сочувствием. – Верьте мне! Это было в сороковины моего мальчика. Сердце пронзила невыносимая боль. Я обрадовался: скоро встречусь с сыном и канул в темноту. Бригада кардиологов из России спасла меня. Жена спросила, кто их вызвал, как оказались здесь. Врач сказал, их остановил мальчик, в слезах умолял спасти отца. Пока сообщали центру, мальчик исчез.

Тело Хачатура обмякло, лицо утонуло в грубых руках. Профессор не выдержал, положил руку ему на плечо. Хачатур поблагодарил кивком и его прорвало. Клокочущий плач шел из оголенной души и трепетавшего от боли сердца. Он выдохнул душераздирающую боль, поднял голову, улыбнулся.

– В Пасху мы шутливо били яйца. Он всегда побеждал. Смеялся, сверкая глазками, и все счастье мира было в моем сердце… Ради такой минуты, я жизнь готов отдать!… – тихо проговорил. – Его душа спасла меня… Я верю, его душа жива. Профессор, знаете, что мне помогает жить? – шептал он.

– Что? – выдохнул Профессор, сознавая, что обрел друга, желающего поделиться сокровенной тайной.