Вера Сергеевна вздохнула, покачала головой, не веря в происходящее. Протянула ручку Профессору. Тот судорожно царапнул пером, прорвал бумагу.
Вот так нежданно-негаданно, в одночасье, благодаря чуткой заботе «друга-директора» Профессор был убран с глаз долой, из сердца вон.
Вера Сергеевна вытащила из сейфа конверт и протянула Профессору.
– Что это? – спросил поникшим голосом.
– Расчетные. По приказу директора, чтобы вас не травмировать…
– Спасибо. Какое лицедейство!
Ошарашенный Профессор выскочил из кабинета, и, не реагируя на сожаления сотрудников, поспешил к Круглову, надеясь получить объяснение.
Ольга, секретарша директора, особа довольно ограниченная, в томном возбуждении смотрела очередной мексиканский сериал.
– На месте? – Голос Профессора взорвал мелодраматическую атмосферу. Ольга с невероятным усилием вырвалась из страстных объятий Хуанито, округлила бездумные глаза и сообщила, что директор занят.
Профессор сдержался, резко открыл дверь и шагнул в кабинет.
Круглов пил кофе и, в отличие от пристрастий секретарши, смотрел американский боевик. При виде Профессора радушно заулыбался, словно они давно не виделись, и вот представился случай.
– Привет! Заходи. Кофе будешь? – Дружелюбный прием озадачил Профессора, сбил решимость. Он на негнущихся ногах подошел к журнальному столику, кивнул: то ли поздоровался, то ли согласился выпить кофе.
– Давно мы не кофейничали. Садись.
Профессор, с трудом согнув колени, опустился в кресло. Круглов налил из кофейника, придвинул чашку к Профессору.
– Пей! – приказал Круглов, но Профессор к чашке не притронулся. – Нашего замминистра сняли за взятку. Душа-человека обидели. За что? За благодарность. Это же в нас сидит генетически. Взятки брать и давать! И сам покушает и у других ложку не отберет. Он без работы не останется. Даст в руки кому надо, опять будет руководить!
– Кем руководить? – спросил озадаченный Профессор.
– Они решат! – с подобострастием ответил Круглов. – Руководитель это пожизненное клеймо. Мечта! А как ты руководишь, хорошо или плохо, без разницы. Главное – ты в обойме. И будут с тобой носиться до пенсии или пока с почестями не предадут земле.
Профессору доходчиво объяснили, кто становится начальником. Будь у тебя семь пядей во лбу, имел большой опыт работы, начальником не назначат ввиду отсутствия клейма.
– Теперь о делах, – лицо Круглова стало жестким, подавляя желание собеседника перечить. – Денег нет. Финансирование проекта приостановлено. Чертежи двигателя в архив, отдел передать Смирнову. Преподавание пойдет тебе на пользу, появятся идеи, а к тому времени и деньги будут. В главке посчитали, лучше сдать проект в архив, чем подвергнуть риску утечки. В наше бардачное время люди с ума сошли: ищут, кому «мозги» родины продать. Так что благодари! Не уйдет твоя разработка на запад! Не попадает в руки гнусным капиталистам. – Круглов улыбнулся, показав, что аудиенция завершена.
Профессор мог позвонить, попросить помощи, но понимал, если бы позиции директора не были сильны, об его увольнении он и думать не посмел. Значит, в главке согласились и вопрос решен. Там сидели люди новые, недоступные. Для них нет понятий чести, патриотизма и любви к родине. Занимая должности, пекутся о своем благе, богатеют, готовы в любой момент покинуть страну.
В отдел Профессор не вернулся. Долго гулял, рассуждая о происшедшем.
Генеральный директор Круглов был однокурсник Профессора. Дружбу они никогда не водили, общих интересов не имели, ни к чему не обязывающие отношения. После распределения их дороги разошлись.
Круглова за глаза звали Шариком – не по ассоциации с фамилией, а за образ жизни. Он катился по отделам главка, угодливо прыгал перед начальством, лихо проходил виражи обстоятельств, не считаясь с моралью, поднимался по карьерной лестнице все выше и выше.
Шарик был в партийных органах, вручал знамена и грамоты, дорос до начальника главка в министерстве. Профессор виделся с ним по торжественным случаям и радости особой не испытывал. Он не менялся: был стабилен и прыгуч. Заискивал, показывая, как ценит и уважает Профессора.
Профессор по распределению попал в секретный институт и остался там. Защитил диссертации – кандидатскую, докторскую. Стал начальником отдела по разработке новых двигателей.
НПО создавало двигатели для космических кораблей, ракет, самолетов. Десять цехов, множество лабораторий, тысячи смежников, заводов и фабрик. Научного персонала более тысячи человек. Финансирование бесперебойное. Дух захватывало от предоставленных им возможностей и возлагаемых на них надежд. И коллектив ожидания оправдал.
Когда генеральный директор ушел на пенсию, Профессору предложили возглавить институт. Он отказался: административная суета помешает завершить проект. Тут и запрыгал перед ним Шарик. Он красочно обрисовал, как они, пара тяжеловозов, впрягшись в один хомут, воплотят мечту Профессора. То ли красноречие ублажило, то ли прыжки загипнотизировали – Профессор предложил его.
Став генеральным директором, Шарик повел себя демократично и учтиво. По любому вопросу спрашивал мнение Профессора. Поначалу это импонировало, потом раздражало, вскоре, на облегчение Профессору, исчезло.
При Шарике изменилось финансирование. Перспективные и готовые разработки легли на полки, с трудом выплачивалась зарплата. Началась распродажа оборудования, сырья и автомашин. Генеральный директор все прибрал к рукам. Вопросы решал единолично.
Начались сокращения, многие уволились. Министерство все обещало изыскать финансы или способствовать получению заграничного гранта.
Надо отметить, что Шарик стал выглядеть респектабельно. Одевался дорого, стильно. В шикарном костюме и модной шляпе, с ослепительной улыбкой, стал похож на артиста, непонятным образом ставшего директором секретного учреждения с нищающими сотрудниками
Теперь Профессор порывался поговорить с ним, но наталкивался на привычную отговорку: «Занят, старик! Кручусь-верчусь, дома не ночую!»
Часть производственных помещений отдали в аренду под цеха и склады. Китайцы и вьетнамцы производили в них ширпотреб. Это в закрытом ящике, где, принимая на работу, до десятого колена проверяли родословную. В цехах изготавливали сладости, полуфабрикаты. По праздникам выдавали сотрудникам пару килограммов сладостей или сосисок в счет зарплаты. Сотрудники молчали, терпели. Голова шла кругом – от перестройки и рыночных отношений.
Профессор, осмыслив происшедшее, огорчился, забрел в кафе, заказал стакан водки и горячее. Водку выпил с удовольствием.
За соседним столом четверо мужчин уплетали шашлык, пили водку, громко решали проблему: Федор душил разборками, требовал больших откатов.
Спиной к Профессору сидел человек в кожаной куртке, с массивным обритым затылком, точно вбитым в туловище. Он решал вопрос радикально.
– Чего тут думать? Думать – себе вредить. Язву наживем. Мочить надо – и все дела! Дешевле обойдется. Он же крыса ненасытная. Не угомонится.
– Да погоди ты! Надо людей найти. – нервно возражал другой.
– А что их искать! Народ озверел, им злость куда бы деть! Кому кровь пустить! А если за бабло, так еще спасибо скажут.
Обсуждение проходило открыто, шумно, окружающих не стеснялись. Человека лишали жизни и не скрывали умысла.
Современная жизнь превратилась в кровавое ристалище, где нет закона и порядка. Если не хочешь валяться оплеванным, униженным на задворках жизни, а хочешь жить красиво и богато, забудь о душе и морали. Люди в одиночку или сбившись в банды убивают, грабят, предаются порокам, заглушая страх пьянством и наркотиками. Газеты – как сводки с фронтов. Дух смерти витает над столицей, превратился в обыденность, наводя на обывателя тихий ужас. Ведь по ошибке и тебя отправят к праотцам. Кто станет разбираться?
Профессора озарило: и у него возникли бы проблемы, если потребовал объяснений по увольнению. Может, в шикарном ресторане господа пили кофе с дорогим коньяком и решали, что с ним делать? Разрешили жить! Спасибо им за это. Проект двигателя представлял интерес для заграницы. Круглов не раз намекал: продать ее и обеспечить себе шикарную жизнь. Теперь проект продадут, заимеют счета в банке, а в архив отправят черновики и записи.
Профессор усмехнулся. В проекте есть узлы, он их осмотрительно не обозначил. Без них двигатель – игрушка. Он представил, как Круглов, весь трясется и обгаженный, стоит на коленях под дулами пистолетов.
Профессор решил уйти по-английски, сходить в институт, собрать вещи. Охрана посочувствовав, отдала честь. Профессора благодарно закивал в ответ. Открыл дверь кабинета – в храм фантастических идей, как шутили коллеги. Не включая света, стоял в раздумье, разглядывая свою тень на полу. Обвел взглядом кабинет, стараясь напоследок все запечатлеть в памяти.
Сел за старый дубовый стол. Сердце забилось, руки ощутили тепло от дерева. Сколько радостных минут озарения пришло к нему, когда работал за ним. На прощание Профессор погладил стол рукой. Перебрал документы, сложил по папкам, чтобы тот, кто займет его место, смог войти в курс дела.
Посидел в гнетущей тишине. Память оживала, слышались возбужденные голоса невидимых сотрудников, разгоряченных в своей правоте и желающих отстоять собственную точку зрения. В воображении возникали их лица. Кто-то уже покинул этот бренный мир. Те, что помоложе, уехали в поисках счастья на землю обетованную, но он помнил всех и любил. Они были частицей славного времени, когда создавались современные ракетные двигатели. Он мог гордиться собой, имел право. Конечно, если бы не он, нашелся бы другой. Страна богата незаурядными умами и бескорыстными талантами. Но судьба выбрала его. Итоги их работы – двигатели запущенных ракет, самолетов, ордена и звания.
Из шкафа вытащил старый саквояж, обязательный атрибут командировок на полигоны. Собрал подарки. Было бы тяжко смотреть в глаза сотрудникам отдела, объяснять причину увольнения.
Профессор встал, напоследок оглядел кабинет.
Грустные глаза Циолковского на фотографии с укором спрашивали: неужели он оставит его здесь?
Глава 3 ЛЮБИТЕ РОДИНУ – МАТЬ НАШУ!