Профессор и Душа

– Если голуби мира такие, что сказать о людях! – вслух произнес он.

Профессор посмотрел на артефакт, ему показалось, что поверхность металлического изваяния снова пошла рябью. Он вытер лицо, словно отгонял наваждение, объяснил это тяжелым сном, что мучил его.

Он закрыл окно. Достал из сумки сувениры и бумаги с работы, разложил по местам, прибрался и пропылесосил квартиру, принял душ, долго брился, вглядываясь в отражение в зеркале.

Спешить было некуда, да и незачем. Профессор включил телевизор. Послушал новости. День был длинный. Надо растянуть все дела, чтобы не чувствовать пустоту. Угнетала мысль: в сентябре начнутся занятия в институте.

Надо было смириться, не опускать руки. Профессор увидел гантели, выместил на них всю злость. Принял душ. Вода смыла напряжение.

Заварил свежий чай, выпил. Стало лучше.

Дом просыпался с громкими разговорами, эстрадным хитом, скандалом семейной пары: жена громко отчитывала мужа, он молчал, вставлял реплику, то пускался в пространные объяснения, отчего обстановка только накалялась. Разругавшись, супруги вышли из дома и разошлись в разные стороны.

От телефонного звонка, взорвавшего тишину, Профессор вздрогнул. Хачатур, сосед этажом ниже, приглашал на чашку кофе. Профессор охотно согласился. Часа два займет кофепитие в дружеской беседе, после почитать книгу, что-нибудь из классиков, неприкаянно походить по комнатам, пока ночь не захватит его сознание.

Профессор и Хачатур сдружились по случаю протечки бачка. Для ученого бытовая неполадка сродни катастрофе. Хачатур проникся бедой соседа, утечку устранил – и Профессор обрел покой. Хачатур категорически отказался от денег – соседи же, пригласил в гости и сварил отменный кофе.

Хачатур был строителем из Армении. Хозяева квартиры жили на даче, а Хачатур платил за комнату и охранял их собственность.

В хорошую погоду садились на кухне, открывали окно. Солнце приятно припекало, прохладный ветерок овевал лицо, а щебетание птиц умиротворяло. Рюмка коньяка расслабляла, кофе будоражил сознание, разговоры успокаивали. Говорил больше Хачатур, говорил эмоционально, и это нравилось Профессору.

– Мы дети Советского Союза. У нас одна судьба, – горячо говорил он. – Мой дед воевал в Первую мировую, в плен попал к прусакам. Мой отец воевал, мои дяди погибли в Отечественную. Я по путевке строил гостиницу в столице, а у меня спрашивают регистрацию? Мы вместе одолели войну и поднимали страну из разрухи. А ее разрушили одним росчерком пера глупого человека, и оправдываемся, что такое было время, и что во благо народа.

Выплеснув возмущение нравами, порядками, временем, Хачатур затихал. С тоской смотрел в небо, мыслями улетал на родину. Там его ждали родные и близкие, накрытый стол, разговоры с добрыми шутками, шум-гам детей и ясное ощущение, что в огромном мире ты не один и жизнь твоя сложилась. Все, что ты имеешь, заработано честным трудом, и каждый день встречаешь с радостью. Да, есть мир богатых, пресыщенных деньгами и утехами, но духовно пустым, но есть и твой мир, милостью Божьей, надо принимать все с благодарностью и смирением. После тебя останется дом, сад, дети, они продолжат твой род. Они расскажут своим детям о тебе, а те – своим, и пока они помнят тебя, ты жив.

Попивая кофе и коньяк, они вели себя, как душа пожелает: думали о своем, вспоминали прошлое, говорили, не стесняясь, о том, что тревожило их.

Они чувствовали себя свободными и были не одиноки.

И сегодня Профессору вспомнилось празднование Пасхи.

ГЛАВА 4. ПАСХА

Светлый праздник Пасхи.

Апрельский погожий день. Долгожданный, желанный, полный любви и веры, естественного благоволения, воскрешения и обретения вечности Иисусом.

Воистину, природа откликнулась на святой праздник. Истосковавшиеся души прихожан радовались благостному дню, слышали веселое щебетание птиц, любовалась игрой солнечных лучей в ветках деревьев, зеленеющей травкой – все давало им жизненную силу и надежду, вселяло радость бытия. Звон колоколов пробуждал их души, осветляя их христианской верой и любовью. Сердца людей преисполнились трепетным, светлым чувством ожидания будущего.

Женщины со светлыми лицами, нарядно одетые, с покрытой головой, с корзинами, накрытыми вышитыми полотенцами, спешили в церковь. Рядом резвились дети, следом степенно шли мужчины. Возле церкви толпился народ, ждали выхода батюшки. Приехали господа на роскошных машинах, разодетые, пахнущие дорогой парфюмерией, недоступные, далекие от мирской жизни.

За церковной оградой выстроились бомжи и калеки. Им давали денег или завернутые в салфетку куски пирога, пару яиц, а кто и бутылку вина.

– Христос воскресе!

– Воистину воскресе!

– …Воскресе!

– …Воскресе!

– …Воскресе! – эхом отражалось в колокольном звоне, плыло в воздухе, умиротворяющей улыбкой светились лица прихожан.

Во дворе церкви стояли в ряд столы. Они плотно заставлены корзинами, накрытые полотенцами. В них куличи, расписанные яйца, бутылки красного вина и выпечка. Налетел жужжащий рой пчел, на удивление, настроенный миролюбиво.

Женщины с волнением ожидали торжественного момента, когда батюшка осветит пасхальный кулич, крашеные яйца и яства. У девочек косички спрятаны под цветными платками, и это делало их похожими на разукрашенных живых матрешек. Они кротко стояли у столов, подперев щечки ладонями, взирали на происходящее. Мальчики озорничали, бегали окрест. Все шумели, смеялись, искали знакомых и радовались встрече.

Из открытых дверей церкви шел запах ладана и потухших свечей. Прихожане толпились за дверью: вежливые, дружелюбные, ждали очереди. Они крестились, заходили в церковь, ставили свечки. После службы вышел к ним батюшка в праздничной одежде и с ликующим лицом. Ночная служба не утомила его. Все в радостном порыве двинулись к нему, окружили. Батюшка успевал поздороваться, перекрестить, одарить добрыми словами. Он прошел вдоль столов, окропляя святой водой выставленные яства. Брызги падали на счастливых прихожан, они целовали крест в руках батюшки и крестились.

Зазвонили колокола в храме Живоначальной Троицы в усадьбе Свиблово.

Профессор накрывал стол. Обстоятельно, долго. Вспоминал, как это делала мама. Она любила этот праздник, хотя в церковь ходила редко и пост не соблюдала. Профессор, отмечая Пасху, ощущал маму живой.

Он расстелил украшенную узором скатерть, поставил два прибора, хотя никого не ждал, разложил красивые салфетки. В центре стола, на тарелке лежал кулич с сахарной глазурью. Рядом в тарелке лежали крашеные яйца. Профессор красил по инструкции. Пара яиц треснула, ниточки белка выступили на скорлупе. На большом блюде разложил ассорти: сырокопченую колбасу, сыр, фрукты. Критически осмотрел стол. Мама была бы довольна.

Раздался звонок. Профессор, шлепая тапочками, пошел открывать дверь.

На площадке стоял нарядно одетый Хачатур с лучезарной улыбкой. В одной руке держал бутылку, а в другой – блюдо, накрытое салфеткой.

– Христос воскресе! – восторженно объявил Хачатур.

– Воистину воскресе! – ответил Профессор.

Хачатур распахнул объятия, троекратно поцеловался с Профессором, зацепив колоритным носом. Оба смутились, рассмеялись.

– Христос учит: раздели с ближним своим пасхальный стол и возблагодари Бога за радостный день, – торжественно сказал Хачатур.

– Конечно-конечно, заходи! – обрадовался Профессор.

Хачатур вошел. Сразу сделалось хорошо: появилась живая душа.

Хачатур поставил блюдо на стол. Убрал бумажную салфетку: крашеные яйца, нарезка бастурмы, куски сладкого пирога, стопка нарезанного лаваша, пучок зелени – тархуна, кусок брынзы. Хачатур любовался дарами родины, напевая что-то веселое, Профессор сервировал стол еще на одну персону.

– Вот, из дома прислали. Дары Армении! – похвастался Хачатур.

– Прекрасные дары!

– Предлагаю выпить вина. Как вы на это смотрите, уважаемый Профессор?

– Полностью разделяю ваше желание.

– Друг прислал, на Пасху. Сказал: выпей с хорошим человеком.

– Значит, я хороший человек? – рассмеялся Профессор.

– До кончиков пальцев! – улыбнулся Хачатур.

Он накрыл горлышко бутылки салфеткой, сломал сургуч, вытащил пробку. Налил вино в бокалы. Красный напиток заиграл на свету. Поднялся со стула Профессор с бокалом, встал и Хачатур.