Бых. Первая часть

– Потому что воля грешника была направлена не к поиску искупления, а только ко злу. В Священном Писании легко найти ответ на любой вопрос о том, почему под небесами случилось то, что представляется несправедливым. Когда-то я работал по сектам. – Артем удивился, что добавил это. Первейшее правило: без необходимости не сообщать о себе даже малейшей информации. Однако он закончил: – Поэтому дискуссии такого рода хорошо мне знакомы.

– Неужели есть те, для кого даже Бог не находит прощения? Неужели есть те, кого и Он не в силах обратить к свету?

– Иначе мы бы не вели речь о свободе воли.

– Значит, в какой-то момент, неожиданный даже для Него, наступает это понимание – нет, этого простить нельзя? Абсурд… Но если участь человека была предрешена, то к чему было позволять злые деяния, а не явить свой гнев ранее?

Артем уже не вполне понимал, где говорит отец Осерий, где звучат слова зловещего посетителя, а где – его собственные.

– Видимо, Он использовал его, как инструмент своей воли.

– И так мы пришли к тому, что оба пути, и к святости, и к падению, оказываются пригодны для целей Бога. И что человек, принявший себя как недостойного прощения, может не затрудняться выбором совести.

Артем пораженно уставился на отца Осерия, а священник продолжил идти к церкви, увлекая его за собой.

– Вы, Артем, не желаете однажды прийти и поговорить о том, что у вас на душе? Не обязательно в храме. Хоть на этой же скамеечке.

– Сходите в отдел, не откладывая. – Артем, как автомат, переключился на тему своего приезда. – Разумеется, я не прошу умолчать о моем визите, но, возможно, это не потребует упоминания.

Они дошли до храма; все еще не было сказано что-то важное, застрявшее между ними, как спазм. Артем бесстрастно пережидал его. Рот отца Осерия взволнованно приоткрылся, демонстрируя мелкие зубы.

– Такой человек не приехал бы, не узнав прежде мою биографию, – наконец, не выдержав, произнес священник.

Артем точно зачитал из личного дела:

– Тяжкие телесные повреждения, нанесенные в ходе пьяного застолья. Следствие пыталось доказать покушение на убийство. Вышел по УДО. Принял монашеский постриг. Увидев искреннее раскаянье, владыка рукоположил в иереи. Пару лет назад переведен в этот приход.

– Я хорошо разбираюсь в людях. И сразу вижу, если в них селится зло, ибо прекрасно изучил его в самом себе. В том человеке было зло. И он его уже не различает.

Однако это Артему было безразлично. Воплощает ли преступник зло или представляет собой заблудшую, но не потерянную душу, это ничего не прибавляло делу. Не попрощавшись, Артем направился к машине. Но вдруг остановился и полуобернулся, не показывая лица.

– Что вы увидели во мне, отец Осерий?

Священник взглянул с сожалением.

– Ничего.

Эдуард то и дело в растерянности

Задерганный в последнюю неделю, Эдуард чуть не заорал в унисон заверещавшему будильнику. Голова ждала тишины, как затухающий колокол, но уже кричали отложенные до утра мысли, шумели в кухне девчонки.

Эдуард поднялся, смятенный. Штаны, майка. «С добрым утром!» – гаркнул в коридоре. Отклик, если и был, потонул в гомоне. Шум воды, фырканье, шорох полотенца, включенный телевизор – все это наслаивалось какофонией, в которой Эдуард тщетно искал свою ноту.

Он поцеловал жену, строгую, всегда что-то оценивающую в нем. Она высохла за годы семейной жизни, отдала свою свежесть дочерям, но Эдуард понимал это и все же любил Оксану. «Шпана», – потрепал он светлые, в мать, головы девчонок. Ответные фразы слились в единственную – жизнеутверждающую, но вдруг навалившуюся на плечи.

– Сегодня не задерживайся, ты должен наконец повесить шторы.

Эдуард ощутил глухое недовольство, но тут же забыл о нем: на столе появилась тарелка с котлетами и гречкой. Дочери с воплями отбирали друг у друга телефон.

– Да я бы и вчера не задержался, этот священник меня уже у дежурки поймал… Так, успокоились!

В ответ дочери вместе закричали уже на него, отстаивая каждая свою правду. Эдуард поморщился, пережидая дребезжание в черепе.

– Соня, Варя! – посмотрев сквозь узкие, холодно блеснувшие очки, непререкаемо воззвала Оксана. – Ведите себя тише.

Девчонки тут же оставили перепалку и засопели над тарелками. Эдуард тоже притих, не сразу сообразив, что его требование не касалось.

Телевизор предлагал вчерашнее интервью с Седовым. Тот неохотно потчевал публику живыми выступлениями. «Всю неделю будут крутить», – сердито подумал Эдуард, но не переключил канал. В кухне раздался чуть надтреснутый, как бы охрипший голос:

– …продолжится развитие транспортной инфраструктуры, связывающей Россию с Тюркие джумуриэти. В кольцевую черноморскую дорогу будут объединены «Колхидская» трасса Е97 и «Дунайская» Е87. В дальнейшем мы создадим ответвления от этой мегатрассы к святым местам и к Югославии. Запланирована масштабная модернизация Одесского порта, да. Есть большие планы по развитию морского сообщения в целом. Гданьск имеет перспективу стать крупнейшим европейским портом Державы. Верфи в Турку получат рекордный государственный заказ на строительство судов для дальнейшего освоения Севморпути. Большое значение мы придаем Севморпути. Не останется без внимания Дальний Восток. Будет заложен мост через пролив Лаперуза, который вместе с Сахалинским мостом позволит продлить Шелковый путь до Японии…

– Политические передачи вызывают изжогу, – назидательно сообщила Оксана.

– М-хм, – отозвался Эдуард и убавил звук.

Речь дочек походила на щебетание, и Эдуард поймал себя на мысли, что не понимает ни слова из того, о чем они говорят между собой. Птенцы; голос жены был подобен властному карканью их, но не его вида. Эдуард громко спросил:

– Когда ачивки новые принесете?

Оксана, оборванная на полуслове, возмущенно уставилась на него.

– Так уже! – воскликнула Соня и одновременно с ней Варя выкрикнула что-то другое, напоминая о себе.

– Да? – расстроился Эдуард. – Все упустил! Ну-ка, ну-ка.

– За десять пятерок подряд!

Эдуард уважительно покивал, открыв дневник Сони в своем телефоне.

– А у меня вчера… – вклинивалась Варя.

– Не вертись! Вон, еду уронила.

– Я думал, ты давно эту ачивку получила, – крякнул Эдуард. Соня ужасно огорчилась – неужели ее достижение запоздало и уже не так ценно? – и отчаянно посмотрела на мать.

– Ее литература постоянно сбивала, – пояснила Оксана, помогая собрать со стола кашу.

– Да? – удивился Эдуард. – А мне литература всегда хорошо давалась.

– Мне на физкультуре сказали, что я очень хорошо бегаю! – завопила Варя.

– Варя, что за выкрики? – поразилась Оксана. Варя смутилась, но продолжала с задором коситься то на нее, то на отца. Оксана рассмеялась ее озорному виду. Эдуард воодушевился от ее запевшего голоса.

– Атлетика – это хорошо…

– Ты презентацию скачала на планшет?

– Еще вчера же!