Невероятный сезон

Калли ахнула, а папины брови сошлись на переносице. Но ее слова возымели должный эффект, заставив мистера Левесона обратить на нее внимание.

– И почему я должен стараться быть вежливым, – спросил он, – когда ваш отец представляет меня, рассказывая, откуда я родом, и упоминая доходы моего отца?

– Разве не принято, представляя кого-то в обществе, указывать на что-то контекстуальное, откуда человек родом, чем занимается? Представление предполагает возможность более длительного общения, и в этом случае может быть полезно узнать что-то о человеке, с которым вас знакомят. В данном случае я рада контекстным сведениям и вашему ответу, он говорит о том, что это – не то знакомство, которое я хотела бы продолжить. Доброго дня, мистер Левесон.

Она начала поворачиваться, когда его голос остановил ее.

– Как удобно для вас, мисс Элфинстоун.

Нахмурившись, она обернулась.

– Боюсь, я не совсем понимаю.

– Использовать моральное превосходство в качестве щита, прикрывая им свои предубеждения. Довольно удобно.

– Мои что? – Она шагнула к нему, смутно осознавая, что Калли пытается схватить ее за руку. – Это вы, сэр, отмахнулись от нас, как от чего-то неинтересного, едва нас познакомили. Без сомнения, потому, что мой отец недостаточно важен и богат для вас, а я – не бриллиант чистой воды.

Улыбка, промелькнувшая на его губах, была неприятна.

– Разве, будучи представленной мне и узнав, что я – англо-индиец, вы не сочли себя оскорбленной? Гораздо безопаснее выразить презрение к моему поведению, нежели признать предвзятое отношение к моей расе. Вы не первая англичанка, которая делает подобные заявления.

Грация глубоко вздохнула, тщательно взвешивая ответ.

– Мне неприятна не раса, которую никто не волен выбирать, но манеры, которых вы придерживаетесь. И поскольку этот разговор никому из нас не доставляет удовольствия, предпочитаю закончить его. Хорошего дня, мистер Левесон.

С решимостью, которую не вполне ощущала, Грация взяла отца под руку, Калли – за руку и потащила обоих прочь от мистера Левесона.

– Грация! – воскликнул отец, когда они оказались вне пределов его слышимости. – Как ты могла так говорить с мистером Левесоном?

– Он был груб, – ответила Грация, смущенная теперь, когда ее эмоции стихли. Ей никогда не удавалось долго сдерживать гнев. Мистер Левесон вел себя грубо, но ее поведение едва ли можно высоко оценить, и это раздражало ее больше, чем его грубость. Предубеждена ли она против него, узнав, что его мать была индианкой? Она так не думала, но, как ученому, ей следовало внимательнее изучить собственную реакцию.

– Грация, ты хоть знаешь, кто это? – спросила Калли. – Мистер Левесон – самородок. Он молод, но повсюду вызывает восхищение своим вкусом. Его называют новым Красавчиком Браммеллем. Даже принц-регент высоко отзывается о нем. Оскорбишь его, и тебе лучше не показываться в обществе.

Чувство вины кольнуло ее. После всех усилий мама не переживет, если Грация испортит свои перспективы в первый же вечер в свете. С другой стороны…

– Хорошо, – сказала она. – Если все надежды для меня потеряны, мама не станет настаивать, чтобы я вела бессмысленные вежливые беседы, и я смогу вернуться домой.

Папа похлопал ее по руке.

– Уверен, до этого не дойдет. Я поговорю с мистером Левесоном, извинюсь и объясню, что ты всего лишь защищала меня.

– Я бы не хотела, чтобы ты делал это, папа. Извиняться должен он, а не ты.

Но отец не захотел слушать. Он пробрался сквозь толпу к мистеру Левесону и начал что-то говорить. Однако тот не обращал на него внимания. Его взгляд был прикован к Грации, и от выражения его лица у нее по телу пробежала дрожь.

Она отвернулась. Отвратительный человек. Пусть погубит ее, если может. Ей наплевать на него, на все, что бы он ни сказал и ни сделал.

Грация направилась к столику с закусками, забыв о намерении остаться с Калли. Несколько приятных минут она провела, изучая выбор, прежде чем остановиться на изящно оформленном шоколаде. Пока сладость растекалась по ее языку, она почувствовала себя в целом намного лучше. И взяла еще одну шоколадку.

– Мисс Элфинстоун?

От удивления она едва не подавилась. И обернувшись, почувствовала, как жар разливается по лицу.

Мистер Левесон стоял перед ней, протягивая бокал с лимонадом, и улыбался. Сердце Грации странно затрепетало. С его стороны было решительно несправедливо выглядеть настолько красивым. Если бы жизнь строилась на справедливости, лицо человека отражало бы его сердце, и девушки знали, каких мужчин стоит избегать, едва взглянув на них. В конце концов, ядовитые животные часто обозначают себя цветом, погремушками или как-то иначе. Почему не люди?

Грация отвела взгляд от мистера Левесона в поисках Калли или отца: кого-нибудь, кто спас бы ее от этого разговора. Но кузина разговаривала с мистером Солсбери, а отец лишь ободряюще улыбался, стоя в нескольких футах от нее.

Грация взяла предложенный лимонад. Ей отчаянно хотелось выпить бокал до дна, лишь бы избежать разговора с мистером Левесоном, но она боялась, что, если попробует, тот скажет что-нибудь предосудительное, отчего она втянет лимонад носом и остаток вечера проведет, снедаемая унижением, мучаясь от жжения в носу. Хотела бы она, чтобы ее рассуждения об унижении и горящем носе основывались на чистой теории, но, к сожалению, это было не так.

Мистер Левесон стоял, разглядывая ее. Его взгляд скользнул от ее макушки – неужели волосы уже растрепались? – к бледно-розовому платью, на выборе которого настояла ее мама. Легкая гримаса отвращения искривила его губы, и гнев зажегся у нее внутри. Ей стало интересно, что не понравилось ему больше: чрезмерные оборки на платье или она сама. Как смеет он пытаться заставить ее почувствовать себя ничтожеством?

После долгой паузы мистер Левесон спросил:

– Ваш отец сообщил, вы хотели мне что-то сказать?

Грация сжала губы. Папа предполагал, что она извинится, без сомнения. Но она не станет этого делать. Лучше умереть.

– Я уже высказала вам все, что хотела, сэр. – Она очень осторожно отхлебнула лимонад, и приличия заставили ее добавить: – Спасибо за угощение.

– Очень хорошо, – ответил он. – Но признайтесь, вы намеренно желали оскорбить меня? Если не из-за моей расы, то, возможно, из-за статуса? Есть те, кто считает своим моральным долгом пренебрегать людьми моды, будто изысканность одежды свидетельствует о нищете души.

Грация невинно распахнула глаза.

– Вы – человек моды? Признаюсь, никогда не слышала о вас до сегодняшнего вечера.

Он громко расхохотался. От этого звука по телу Грации пробежала восхитительная волна, хотя она безжалостно подавила желание улыбнуться.

– О, очень хорошо, мисс Элфинстоун, – сказал он. – Примите ли вы мои извинения за проявленную грубость и позволите начать наше знакомство заново?

Грация заколебалась. В мистере Левесоне было нечто привлекательное, когда он не вел себя грубо, а ей не хватало друзей в Лондоне. Но нельзя было забывать, что в первые же минуты знакомства он пробудил в ней все самое худшее.

Мистер Левесон улыбнулся.

– Ну же. Большинство находят меня приемлемым. Мне даже говорили, что моя дружба может придать определенную привлекательность чьей-то репутации.

Это решило все. Если и было что-то, чего Грация терпеть не могла – хотя на самом деле ее много чего раздражало, – так это тщеславия, числившегося в ее списке ненависти под номером один.

– Боюсь, это невозможно, сэр.

Прохлада скользнула по его лицу, стирая всякую мягкость.

– Нет? Прошу вас, скажите почему?

– Мне не нравятся богатые красивые мужчины. – Грация пожалела об этих словах, едва они сорвались с ее губ. Ей следовало закончить разговор и уйти подальше от мистера Левесона.

– О, так вы действительно находите меня красивым? Очень великодушно с вашей стороны. – Его глаза блеснули. – Интересные у вас принципы. Многие в высшем свете ставят внешность и богатство среди приоритетов.

Грация собиралась завершить разговор. Но не смогла удержаться от ответа.