Невероятный сезон

Тетя, однако, продолжала шептаться, прикрывшись веером, и не обращала на Талию ни малейшего внимания. Какими бы сплетнями она ни делилась, они, вероятно, были стоящими.

Незнакомец продолжил.

– Вы кажетесь разумной девушкой… слишком разумной, чтобы следовать нелепому обычаю. В конце концов, что такое знакомство на вечере, как этот? Предположительно, все присутствующие приглашены хозяевами, так что какие могут быть возражения против того, чтобы мы познакомились? Намекать, что нам не следует разговаривать без представления, – оскорбить вкус хозяев, равно как и наше собственное суждение.

Талия выпрямилась, отвечая на улыбку, затаившуюся в его темных глазах. Прежде она не очень задумывалась об этом, но он был совершенно прав. Это не то же самое, что заговорить с неизвестным человеком на улице.

– Талия Обри, – сказала она, протягивая руку в перчатке.

– Джеймс Дарби, – ответил он, крепко пожимая ее. Не слишком сильно, но и не слишком вяло. Что-то вспыхнуло в Талии от его прикосновения.

– Вы из Лондона, мистер Дарби?

– Я родился во Флоренции, но получил образование здесь, в Англии, у дяди, который стал моим опекуном после смерти отца, в поместье в Сассексе. Так что я не лондонец, хотя к настоящему моменту неплохо знаком с этим городом. А вы? Я бы предположил, что вы не из Лондона, иначе сразу бы поняли, что в моем акценте нет истинно-лондонского звучания.

– Я из Оксфордшира, – призналась она. – Значит, вы изучаете акценты, мистер Дарби?

– Ах, это мой старый конек! На самом деле, мисс Обри, я изучаю практически все и делаю это со времен учебы в Оксфорде. Языки, нравы, натурфилософию. Мой дядя предпочел бы, чтобы я посвятил себя одному курсу, но не считаю возможным ограничивать себя, когда мир так увлекателен.

– Каким скучным казался бы мир, останови мы свой выбор на одной ветви идей! Я обнаружила, что очень часто идеи подпитывают друг друга: изучение природы могло бы вдохновить поэта, а слова поэта – вдохновить философа.

Мистер Дарби улыбнулся ей сверху вниз.

– Вы здесь в хорошей компании. Многие из нас предпочитают дебаты танцам, поэзию – позерству. Вы читали последнее стихотворение Перси Шелли «Гимн интеллектуальной красоте»? Оно вышло лишь в январе этого года.

Талия покачала головой.

Она, конечно, знала о Перси Шелли – он изрядно шокировал светское общество, когда сбежал в Европу с дочерью Мэри Уолстонкрафт, Мэри Годвин. Но она не была знакома с его творчеством, так как папа не выписывал литературных журналов.

– Великолепные стихи, – сказал мистер Дарби. – Думаю, вам бы понравились. Шелли утверждает, что красота придает смысл безбожному миру.

Один лишь свет, туманом скрывший горы,
Иль музыка ночного ветерка,
Звенящего, как струны инструмента,
Иль лунный блеск на глади ручейка
Привносит правду в жизни тяжкий сон.

Когда мистер Дарби закончил цитировать, Талия молчала. У него был хороший голос для поэзии: низкий и чистый, и образы, рождавшиеся в стихотворных строках, тронули ее сердце. Но, как дочь викария, она не могла полностью согласиться.

– Вы верите в это? – спросила она. – Несомненно, наш мир достаточно велик, чтобы вместить в себя истины, отличные от божьих. – Их беседа приближалась к ереси, и Талия находила ее более волнующей, чем следовало бы. Но принять идею или возможность – не то же самое, что принять веру, сказала она себе, и, кроме того, она наслаждалась вечером.

– Талия, – позвал Адам, наконец вернувшись в сопровождении невысокого, коренастого мужчины. – Позволь представить моего друга…

Он замолчал, увидев рядом с ней мистера Дарби. Коротко поклонился.

– Дарби. – Тот ответил легким поклоном.

– Хетербридж.

– Талия, могу я поговорить с тобой? – спросил Адам. Не ожидая ответа, он взял ее под локоть и повел прочь, оставив и друга, и мистера Дарби.

Талия выдернула руку.

– Нет причин вести себя так грубо. Что такого ты должен сказать мне, чего нельзя сказать перед мистером Дарби?

– Твоя тетя представила тебя этому джентльмену?

Талия не ответила. Она не хотела лгать Адаму, но не собиралась говорить, что представилась сама, и услышать от него лекцию о манерах.

– Позволь угадаю. Он заявил, что обычай быть представленными друг другу – устаревший пережиток светского общества.

Талия почувствовала легкий укол удивления от того, как хорошо Адам прочитал мистера Дарби.

– Ты его знаешь?

– Он учился в Оксфорде на курс младше. Я знаю его достаточно, чтобы понимать, это не тот, с кем тебе стоит знакомиться, Талия. Он дружит с Байроном, Шелли и прочими из этой компании, и о нем можно сказать то же, что Каролина Лэм сказала о Байроне: «Безумное, плохое и опасное знакомство».

Талия уставилась на Адама. Она никогда не видела, чтобы он с таким пренебрежением относился к кому-то.

– Ты ревнуешь.

Он потер переносицу.

– К Дарби? Не неси чушь. Я не хочу, чтобы ты пострадала.

– Большое спасибо, но я способна постоять за себя. И мне едва ли грозит опасность в заполненном людьми зале в компании тети, дяди, сестры, кузины и более назойливого, чем необходимо, соседа. Я нахожу его хорошим собеседником, вот и все. Если хочешь знать, мы говорили о поэзии.

– Я тоже могу поговорить с тобой о поэзии, – сказал Адам, хотя Талия знала, что он едва ли находил что-то более утомительным, чем придумывание рифм.

– Жил был тюльпан, его звали Дарби,
Он соблазнял собой мисс Обри,
Скользкие речи скрывали жеманство,
Безвкусица – голову морочила ей.

Адам закончил, взмахнув рукой достаточно широко, чтобы привлечь взгляды окружающих. Даже тетя Гармония, казалось, наконец заметила, что что-то происходит, посмотрев на них с напряженным выражением лица.

Несколько противоречивых эмоций боролись в груди Талии. Ей хотелось рассмеяться, но также и возмутиться из-за самонадеянности Адама. Она отказывалась следовать требованию человека, которого знала так долго, такого ординарного, как ее друг.

Талия насмешливо захлопала в ладоши.

– Забудь о церкви, тебе стоит стать поэтом. Ты посрамил даже Вордсворта.

Помолчав, она добавила:

– Хотя, возможно, тебе захочется поработать над рифмами. «Жеманство» и «ей»? Серьезно, Адам.

Теперь он вспыхнул.

– Хорошо, это было нелепо. Я признаю. Но тебе и правда стоит избегать этого человека, и раз меня не хочешь слушать, прислушайся к стихам. – Он поморщился. – Ладно. Я понял. Прекращаю.