Кадим остался один. Всё! Это случилось! У него есть работа! Какое счастье! К тому же Кадиму теперь не надо заморачиваться с обедом! Учётчик бригады имеет право обедать вместе с трактористами на поле! Ему теперь тарелка горячего супа с куском мяса и краюха хлеба обеспечены! Вот так везение!
Вечером к другу зашёл Салим. Узнав новость, он немного остудил Кадима. Оказывается, всё не так просто. На этой должности, как сообщил Салим, побывали уже почти все одноклассники Кадима, и не только они. Это – очень скандальная должность. Вести учёт работы трактористов очень сложно. Во-первых, надо уметь высчитывать площадь тех полей, где работали трактористы. А поля далеко не квадратные, и даже не прямоугольные! Попробуй, правильно измерь изогнутые стороны поля какой-либо сложной формы! А потом высчитай площадь! Тут профессором надо быть, а не с тремя классами образования, как одноклассники Салима! А ошибиться нельзя – речь идёт о зарплате! Пострадавший от твоей ошибки тракторист разорвёт тебя на мелкие кусочки! «Злые они, и много о себе воображают! – рассказывал Салим. – Как же! Они же – трактористы! Пупы земли!»
Ещё Салим предупредил, что с горючим надо быть очень осторожным. Его всегда тратится больше, чем рассчитано. Понятно, что трактористы используют трактор и по своим нуждам, или шабашничают, а горючее на эти дела никто не выделяет. Трактористы будут пытаться заставить его выдать больше, взять нахрапом. Будут наговаривать, что Кадим не додал, или будут пытаться склонять его к преступлению, чтобы меньше указал. Тут тонкостей много. Надо вести чёткий учёт, не поддаваться на провокации. Требовать, чтобы всегда расписывались, получая солярку или дрова для трактора.
Салим всё говорил и говорил, а Кадим задумался. Что же с ним будет? Подсчитать площадь любого поля он сумеет наверняка, и определить объём горючего в бочках – тоже. А вот удастся ли избежать стычек с трактористами? При первой же малейшей оплошности сразу же все вспомнят, чей он сын, обвинят во вредительстве и …И что? Пойти и отказаться от этой должности? Это невозможно, потому что наверняка ему больше ничего не предложат. Значит, надо идти и работать. Значит, оплошностей не должно быть! Кадим их не допустит!
Встав рано утром и попив водички с хлебом, Кадим пошёл на работу. Так начались обычные будни. Стал вникать в тонкости работы. Трактористы и все колхозники присматривались. Кадим вёл себя скромно и спокойно. Он собирался работать на этой должности долго, поэтому первым делом решил составить подробную карту полей колхоза. Такая карта была, ему дал счетовод. Но она была очень условная, кое-как начерченная. Такая карта Кадима совсем не устраивала. Надо было составить свою, правильную, точную, с указанием размеров площадей. И Кадим с энтузиазмом приступил к работе.
Первым делом Кадим стал измерять края полей землемерным циркулем в любой свободный час, когда не был занят основными обязанностями. Этот инструмент он попросил у счетовода. В колхозе называли его просто «сажень». За день пробегал много километров, добираясь до нужного поля с саженем в руках и со своей школьной букчой на плече. Проходить по краю поля с саженем, рукой бесконечно вертя верхушку, чтобы сажень «шагал», было утомительно. Уставал так, что к вечеру глаза слипались. К тому же, в первый же день к вечеру у Кадима на руках появились огромные водянистые волдыри. Его руки привычны к лопате, к топору, ладони уже давно в мозолях и не волдырятся при работе с этими инструментами. А сажень был новым и непривычным инструментом, он натирал в самом центре ладони, где кожа тонкая и нежная. На следующий день кожа с волдырей слезла, под ними образовались язвы, но Кадим продолжил работу, обмотав ладони тряпкой. Боль стала меньше, но не прошла.
Несмотря на эти мелкие неприятности, Кадим чувствовал себя превосходно. Эта работа по составлению карты ему была по душе! Очень нравилось считать, высчитывать, чертить, напрягать мозги, чтобы узнать площадь какой-либо сложной фигуры. Кроме того, Кадим мечтал о том дне, когда он сделает очень подробную и точную карту, по которой посчитать объём работы колхозников не составит большого труда. И, вообще, колхозу такая карта просто необходима!
Постепенно колхозники привыкли, что где-то там, вдалеке, по краю поля с землемерным саженем в руках, крутя его, шагает человек. Если к нему подойти близко, он, будучи очень занятым, на встречного не обратит никакого внимания, или же слегка кивнёт и продолжит что-то бормотать себе под нос. Это он считает про себя метры. Некоторым занятие Кадима казалось странным. Зачем ему это надо? Некоторые зауважали – надо же, какой настырный! И не лень ему! Колхоз за эту работу – за составление карты, ему всё равно ничего не заплатит. Ему заплатят только за работу учётчика тракторной бригады. А ему всё нипочём – знай себе ходит с саженем по полям! А ведь труд-то, труд-то какой! «Блаженный он какой-то, похоже!» – судачили некоторые между собой. Тут же кличку дали. «Землемер».
Обедать вместе со всеми трактористами у Кадима не получалось. Пару раз, когда ещё только начинал работать, остался без обеда – повариха тётя Малика забывала про него. Когда Кадим приходил обедать, а супа уже нет, эта добрая женщина расстраивалась до слёз, начинала кричать на парня, что надо приходить вовремя. Но потом как-то всё наладилось – тётя Малика стала оставлять суп в тарелке, закрыв большим листом лопуха. Суп иногда остывал, но всё равно был очень вкусный. Тётя Малика иногда и добавку ему давала, всё больше – украдкой. Также украдкой от всех часто совала ему под рубаху краюху хлеба – на ужин. Знала, что у мальчика дома нет никакой еды. Иногда давала маленький мешочек с крупой, чтобы Кадим дома сварил себе кашу. Но Кадим так уставал, что готовить ужин просто не было сил. Заваливался спать, съев с водой тот самый хлеб. Если тёте Малике не удавалось передать хлеб, ложился без ужина.
Ну и что с того? Зато он в своём доме, в родной деревне, он – полноценный работник колхоза! Кадим был доволен своей жизнью! Что с ним будет зимой? Как он будет жить в доме один? Кто будет топить печь? Где взять дрова? Кто будет Кадиму готовить еду, ведь тётя Малика будет стряпать на поле только до конца сентября? Кадим старался об этом не думать. Сегодня хорошо, и ладно.
Война
В этот день, как обычно, Кадим отправился к правлению колхоза, чтобы на чьём-нибудь тракторе добраться до нужного ему места. Желающих проехать до поля безлошадных много, поэтому надо договариваться сразу же по приходу к правлению. Кадим, как пришёл, сразу же нашёл себе транспорт. Поехали сразу, долго прохлаждаться у здания правления не пришлось.
Хорошая вещь – трактор, но грохочет очень сильно, так, что уши закладывает. Совершенно невозможно разговаривать с трактористом, если только не орать изо всех сил. Мало того, что грохочет, трактор ещё и трясёт, как будто душу из тебя хочет вытрясти. Поэтому иногда Кадиму трактористов бывает жалко.
Кадим соскочил на землю, когда подъехали к полю. Поблагодарил тракториста кивком головы. Трактор с грохотом поехал дальше, а Кадим нырнул в кусты – искать спрятанный им вчера землемерный циркуль. Найдя, пошёл работать – измерять край поля.
День был просто знойный. Оно и немудрено – приближался июль, самая жаркая пора лета. Кадим стал вспоминать, какое сегодня число. 22 июня 1941 года. Почти месяц Кадим занимался созданием карты, никак не принося ущерб основной работе. И карта уже вчерне была готова. Это была вещь! Сколько времени и сил потратил Кадим на её создание – сам только знает! Теперь она лежала в букче Кадима. От одной мысли о ней на душе у Кадима становилось радостно! Какое там «радостно», Кадим просто ликовал! Он был очень доволен собой! Он смог, он сделал это! Скоро, очень скоро он представит эту карту перед правленцами! Сделает копию, и сам будет пользоваться.
Кадим торопился – хотелось как можно быстрее закончить. Но шагать с этим циркулем очень трудно, поэтому, как бы ему не хотелось работать без перерыва, приходилось время от времени отдыхать. Он просто падал на траву лицом вниз и слушал, как жужжат насекомые в траве. Восхищался: как же их много, этих маленьких живых существ, какие они разные! Каждый раз рассматривал новых. Жалел, что так мало знает о них, о жизни насекомых.
Обедать в этот день Кадим пришёл вовремя. За столом сидело человек двадцать, а с десяток колхозников ждали своей очереди под кустами в тенёчке, тихо переговариваясь. Кадим помыл руки и лицо под умывальником и присел к мужчинам.
Вдруг, подняв клубы дыма, из-за леса вылетел, громыхая, грузовик и подъехал к людям. Мужчины успели заметить, что это – не грузовик колхоза, а чужой, из района. Из кабины выскочили двое военных. Видно было, что они очень взволнованы, чем-то сильно озабочены. Люди уставились на них и стали ждать, что же те скажут. Зачем они приехали? Наступила тишина.
–Товарищи! Началась война! Прошлой ночью на нашу страну вероломно напала фашистская Германия! Сейчас, когда вы тут сидите и обедаете, враги бомбят наши города, ступают по нашей земле, убивают наших людей. Мы должны защитить свою Родину! – с жаром проговорил один из военных.
Люди онемели от ужаса и удивления. Казалось, это какой-то сон, наваждение. Так же стрекочут насекомые в траве, так же ярко и радостно светит солнце на небе. Так же, как несколько минут назад, люди сидят за столами. Ничего не изменилось. Но в то же время всё изменилось – это почувствовали все. Это был конец мирной жизни. А для многих сидящих здесь мужчин – это был конец их жизни в родной деревне, и, вообще, конец их жизни.
Через несколько минут заговорил второй мужчина в военной форме. Он объявил, для чего они приехали. Не для того, чтобы сообщить деревенским о том, что случилось. Они приехали забрать мужчин на войну. И тут же зачитал список. Из этого списка четырнадцать человек сидели здесь – кто за столом, кто под кустом. Некоторых из списка здесь не было – они были кто в кузнице, кто на других полях, кто в конюшне. Военные их отметили на своём листке. Шесть трактористов из бригады Кадима были в этом списке. Шесть чумазых мужчин. Кадим смотрел на них во все глаза. Кто-нибудь вернётся из них живым? Или все они погибнут? Кадим гадал: если кто-то вернётся, кто же это будет?
Мужчинам приказали построиться в ряд. Они выстроились. Военные объявили, что их сейчас отвезут в деревню для того, чтобы они попрощались с родными и собрались в дорогу.
Наступившую напряжённую тишину нарушила тётя Малика. Она истошным голосом закричала, чтобы военные разрешили поесть тем, кто не успел. «Ведь они голодные!» – плакала навзрыд тётя Малика, как будто это на данный момент было самое главное. Военные, немного поколебавшись, разрешили. Тем, кто ещё не успел пообедать, тётя Малика налила суп. Их было четверо. Все остальные люди остались на местах, как каменные статуи. Молчали. Кто-то курил. Все переваривали страшную новость. Пытались понять, что же всё-таки происходит. Стали ждать, когда поедят эти четверо. Может быть, мысли у них были далеко, но смотрели они на этих четверых, и ждали. А те не могли есть. Посидев немного, глядя на свой суп, проглотив с трудом несколько ложек похлёбки, стали вылезать из-за стола.
Военные приказали всем перечисленным мужчинам залезть в кузов машины и держаться друг за друга, чтоб во время езды не выпасть. Могли и не говорить, потому что это были ловкие и сильные ребята, и у них был уже большой опыт езды в кузове – у колхоза тоже есть машина.
Мужчины быстрым шагом направились к машине, а потом вдруг замешкались. Потоптавшись, повернули обратно – к односельчанам. На миг остановились перед ними. Растерялись. Как? Это всё? Возможно, этих людей, таких милых и родных, они больше никогда не увидят? А потом стали прощаться. Обнимались, говорили друг другу тёплые слова, просили остающихся помогать их семьям. Кадим тоже попрощался со всеми уезжающими. Ему было страшно.
Наконец, военные дали приказ всем забраться в машину. В кузове народу оказалось много, потому что близкие родственники уходящих на фронт тоже забрались на машину. Они тоже поехали до деревни. Сами военные забрались в кабину. Грузовик тронулся. Через несколько минут оставшиеся видели только облачко пыли. Долго стояли растерявшиеся люди, не зная, что дальше делать, что говорить.
Тишина затянулась. Наконец, бригадир тракторной бригады тихо сказал:
– Война, значит. Ну что ж, война, так война. Значит, будем воевать. А пока – надо работать. Давайте, все по местам.
Народ нехотя расходился. Похлебав немного супа, Кадим пошёл на край поля, где оставил землемерный сажень. В голове, как колокола в звоннице церкви соседней русской деревни, звучало одно страшное слово: «Война! Война! Война!»
Первый год войны, самый тяжёлый
Правильно сделал Кадим, что не переживал тогда по поводу того, что с ним будет зимой. Вопрос решился сам собой. Бабушка Мухлиса, одинокая старушка, живущая в другом конце деревни, согласилась на предложение мамы Салима Мафтухи пожить с мальчиком-сиротой в его доме. Кадиму что – он согласен. Осенью бабушка Мухлиса перебралась к Кадиму. За один вечер Салим и Кадим перетащили весь её скарб.
Кадим получил от колхоза причитающуюся ему часть урожая. Бабушка, хоть и была старенькая, но могла истопить печь и приготовить кашу к приходу Кадима. И с дровами вопрос решился – трактористы помогли.
Уже к осени в тракторной бригаде осталось только двое мужчин. Остальные – девушки и молодые женщины. И вообще, в деревне мужчин осталось очень мало. Те самые военные приезжали время от времени, грузили мужчин в машину и увозили на войну. Забирали не только людей. Забрали лучшие тракторы. Так что, тракторная бригада сразу уменьшилась почти вдвое. Грузовик забрали вместе с шофёром. Забрали всех лучших лошадей колхоза. Никто не ворчал – все хотели победы. Всё для фронта – с этим соглашались все.
Некоторые парни уезжали на фронт добровольно, не дожидаясь, пока их призовут. Эти уезжали героями. Несколько дней перед тем, как отправиться в районный центр, они гуляли, с гармошками ходили по улицам, горланя песни, хлебнувшие немного бражки для поднятия духа. Прощались с деревенскими девушками. Они отправлялись в райцентр не на грузовике, а на колхозных лошадях, на телеге, опять же с гармошками, напевая песенки о войне с Германией, которых народ сочинил к этому времени великое множество. Эти смельчаки уверяли, что они очень скоро вернутся героями, вернутся с победой над Гитлером. Были полны решимости и смелости.
Кадим им завидовал. Ему тоже хотелось, как этим джигитам, забраться на телегу, встать, зацепив руки за спиной с другими, образовать кружок и горланить лихие песни, уходя на фронт. Но ему исполнилось только четырнадцать, его никто не возьмёт на войну, тут ничего не поделаешь. Значит, надо быть полезным Родине здесь. И Кадим старательно работал. Карту он доделал, теперь делал копии. Сам он уже вовсю пользовался своей картой. Стало очень удобно.
В правлении колхоза повесили радио – чёрного цвета тарелку. Репродуктор называется. Эта тарелка каждый день включалась и передавала новости с фронта. Каждый день весь народ собирался слушать вести о положении дел на фронте. Новости были нерадостные. Враг наступал, а наши войска, со слов диктора, с большими потерями отступали. Послушав, люди уныло разбредались по домам и полям. Молчали.
А советские войска всю осень отступали и отступали. Но люди верили, что очень скоро репродуктор начнёт говорить об успехах на фронте. А, между тем, в деревне почти не осталось семьи, не проводившей кого-либо на войну. К зиме многие женщины в деревне стали вдовами – получили похоронки на мужей. Не получившие же жили в тревоге, изо дня в день с ужасом ожидая её.
Неожиданно для себя Кадим стал в деревне очень востребованным человеком. Он стал письмописцем. Неграмотных женщин в деревне было большинство. Бедные, они не могли ни прочитать письма от мужей, ни сами написать. Им приходилось просить других, умеющих это делать. Хорошо, если в семье есть ребёнок, который уже умеет читать и писать, а, если нет, то отправить письмо сыну или мужу становилось трудновыполнимой задачей.
Как-то очень быстро распространилось в деревне мнение, что Кадим пишет хорошо, красиво, грамотно. И началось… Теперь почти каждый вечер к возвращению Кадима с работы в доме сидела какая-либо женщина, а то и несколько: кому просто – прочитать письмо, а кому – написать.
Женщины, как сороки, любят трещать, поэтому теперь Кадим всегда знал последние новости в деревне. А происходили в основном страшные вещи. Когда приходила похоронка, некоторые женщины теряли рассудок, совершали неразумные поступки. Были случаи, когда пытались покончить с собой. Тогда деревенские установили правило: если в какой-то дом приходит «чёрная бумага», в первые дни и первые ночи женщину одну не оставляют, а охраняют всем миром, помогают по хозяйству и за детьми присматривают. Война сплотила людей.
Иногда женщины приходили в дом Кадима к бабушке Мухлисе просто так, посидеть и поговорить. Но без дела ни минуты не сидели! Пряли пряжу из овечьей шерсти, а потом вязали варежки и носки для солдат. Варежки надо было вязать по-особому. Для указательного пальца правой руки должна быть своя ячейка. Женщины знали – это для того, чтобы в этих варежках можно нажать на курок. Значит, эти варежки будут участвовать в боях! Всё для фронта, всё для победы!
В готовые варежки девушки должны были положить письмо для бойца с пожеланием скорой победы и, вообще, с добрыми словами. Тут опять Кадим выручал. Он писал под диктовку письма, помогал придумывать тёплые и добрые слова для бойцов, мог пририсовать цветочек в углу письма. Рисовал он хорошо. Получалось красиво.
Наступила весна, а потом – лето. Год прошёл, а конца войны не было. Репродуктор продолжал говорить о том, что идут кровопролитные бои, что потери большие, что советские войска проявляют мужество и героизм. Когда же будет победа?
Деревенский люд терпеливо ждал того дня, когда диктор начнёт говорить приятные вести. Не сомневались, что так будет. Только надо терпеть и делать всё для того, чтобы победа наступила быстрее. Колхозники, напрягаясь до предела, выращивали хлеб, картошку, скотину, птицу и сдавали государству, оставляя себе самую малую часть, чтобы только выжить.
Мужчин в деревне становилось всё меньше и меньше. Салима пока не забрали. Но он уже жил ожиданием: не сегодня, так завтра. Здоровый и горячий, он не сомневался в том, что для того, чтобы наши войска начали побеждать, не хватает на фронте только его. А тут мать виснет на шее, не хочет отпускать, а то он бы уже давным-давно воевал, и, может быть, героем бы уже стал…А. может быть, даже посмертно…
Кадим Салиму завидовал. Везёт же некоторым… Кадиму тоже хотелось бы воевать… О том, что сыновей репрессированных берут на войну, он знал. Вон у Хурматуллы, тоже «врага народа», на фронт ушли три сына, на одного уже похоронка пришла…
Помощник председателя
По деревне распространился слух, что отправляют на фронт мужчину, исполняющего обязанности председателя колхоза. Самого председателя забрали ещё полгода назад. Счетовода не брали, потому что он уже был глубокий старик. Женщины вечером в доме Кадима и Мухлисы эби только об этом и говорили. Решали, кого можно поставить на место председателя. Никак не могли решить. В деревне больше не было подходящей кандидатуры. Кто возьмётся? Да никто! «Шутка ли – такая ответственность, да ещё в такое трудное время! Некому поручить!» – расстраивались женщины.
Слухи подтвердились. Передав дела счетоводу, исполняющий обязанности председателя мужчина ушёл на войну. Надо было срочно решить вопрос о новом председателе.
Устроили собрание. Пришли в клуб все колхозники, кто был здоров и мог ходить. Конечно, сразу бросалось в глаза, что мужчин почти нет. Кадим пришёл рано, сел на предпоследний ряд и стал ждать начала собрания.