давно ли цветные звёзды
звенели в твоих руках?
слетают к твоим покровам
и сыплются в пепел перья –
а я сквозь горелый воздух
ловлю языком их прах.
он падает мне на плечи,
белит в волосах, как иней,
но – верю или не верю –
я с ним не смогу летать.
я стал бы намного легче,
дождём разметённой пыли
с пыльцой от капризной феи,
но фея давно мертва.
и взглядом остекленевшим
взирает сквозь лёд витрины,
и сотни таких же пленниц,
как передовой отряд.
и крылья цветные блещут
фольги неживым отливом,
и дети их рвут, надеясь,
что феи не улетят.
всё бьётся с хрустальным треском,
и обнажены скелеты
тех ярмарочных палаток,
где мы обретаем плен.
мне тут не осталось места.
я в небе ищу планету,
откуда сбежал когда-то
под именем Питер Пэн.
Джеймс
Джеймс, это море достало до самых окон,
и все книги твои, все письма твои промокли,
и конверт, где хранился чей-то кудрявый локон,
течением к телевышке несёт вода.
Прервана бесконечная череда
долгих очередей, огоньков машин.
Мы сидим в безбрежной морской тиши.
На солнце горят разбитые витражи.
Это наша жизнь – разноцветные муляжи,
некогда забетонированные во лжи.
А теперь – дыши!
Джеймс, это же наш шанс никого не ждать!
Плыть, отталкиваясь от крыш остриём ножа,
нанизанным на весло, – это штык, штандарт
одиночек,
дрейфующих без якорей и карт.
Базы данных стёрты. Перерезаны провода. Миром правит вода.
Свобода ещё никогда
не была так близко.