Ты зол на нас?
Я бы тоже злился.
Тебя, наверное, ждёт семья.
Беги обратно в степях резвиться,
а брату тайну не выдам я».
Но он стоял, и сочились слёзы
из глаза, битого остриём.
Я знал: ему возвращаться поздно
туда, где ночь вытесняет днём.
Нельзя.
Всё плачет и умирает.
Живое – корчится и горит.
И холод хлещет, и стрелы ранят –
И тундра тонет в густой крови.
Зато из алой земли горячей
растёт и ягель, и мох, и мак.
Слепым умерший родится зрячим.
В обличье зверя вернётся маг.
И станет озеро полным рыбой,
когда красавицу унесёт.
Лишь погибающий непрерывно
от смерти будет навек спасён.
Олень, забитый стрелой саама,
вернётся в стадо его живым.
И ты не плачь над холодной раной,
из пальцев в ночь утекает дым.
Олень молчал, но слова, как иглы,
кололи сердце и лунки глаз.
Вернулся ветер. Зола остыла.
Олень рванулся в последний раз.
«Прощай, – сказал я, – до скорой встречи».
И сон меня потащил на дно.
Наутро, ношу взвалив на плечи,
мы с братом шли по степи домой.
И я глядел на улыбку брата,
суровых глаз потаённый пыл.
«Ты был оленем давно когда-то, – сказал я, –
только уже забыл».
Кость
Этой ночью мне не спалось
Впервые за долгое время.
По углам и за дверью роились тени,
Не тянули рук, не взбирались на стены, а громко шипели
Одно только слово:
«кость».
«Кость» – слово острое на языке.
В нём остался древний ночной напев.
Взяли в горсть – и бросили в пасть костру.
Дрожащая тишина струн,
Ветер, поднимающий вверх листву,