Следующий день

Время медленно тянулось, и Авелия не нашла себе другого развлечения, как доскональное рассматривание больного. Луций лежал пред ней неподвижно, будто бы вылепленный из воска. Цвет лица молодого патриция виделся бледноватым, но украшенный живым румянцем на щеках, выдавал скорейшее выздоровление. Остальные детали тела, вместе с руками и ногами, скрывало одеяло. Луций дышал спокойно, ровно, и с каким-то присвистом. Разглядывая его, Авелия невольно, но при этом в очередной раз для себя отметила, что юноша очень красивый. И если бы она обучалась творчеству скульптора, то непременно захотела бы использовать такое лицо для своих работ. Однако, не только красоту лица, она теперь хотела заметить. Пользуясь случаем девушка рассуждала о закрытым одеялом, молодом человеке. Какой он внутри?? Добрый или злой, ласковый или грубый. Прежде всего её настораживала какая-то непостоянность молодого господина, его ветреность. Хотя, если задуматься, Авелию тоже особенно серьезной, никто никогда не считал. А если бы их сравнили, то еще неизвестно кто бы победил. Какая же она серьёзная, если в течение одной ночи, успела поменять мнение, причем несколько раз. Ведь сперва же занесла над ним вазу, а после передумала. Хотя нет, не просто передумала, а еще и успела увлечься Луцием. Конечно никому, точнее сказать маме, потому что больше просто некому, она ничего не рассказала и даже намека на это не дала. Однако, это не умоляло того факта, что некое новое чувство, причем не отвращения презрения или чего-то подобного, поселилось в груди девушки. Что-то теплое и светлое застучало в израненном сердечке Авелии. Это что-то, наполняло ее нежностью радостью, пробудило в ней давно забытое, но такое знакомое беспокойное состояние, как бы, предвкушения. Но предвкушения чего?? Хотя чего греха таить?? Она знала чего. Вот только гнала эти мысли от себя подальше. И делать это, надо отметить, было очень и очень нелегко. Главной причиной, расстраивающей ее планы по вышибанию глупой любви из головы, являлась мама. Мама, которая, наоборот, вопреки здравому смыслу, убеждала дочь верить в чудо, верить в Луция и вообще верить в людей, даже если они римляне. Приводила примеры, рассказывала какие-то истории со сказочным концом, пыталась увязать всё это в один клубок, и даже каким-то образом увязывала. Однако, Авелия старалась быть непреклонной. Но старалась, не значит получилось. Пламя, нечаянно зажжённое в груди, словно трут в который попала молния, разгоралось с необычайной быстротой. Более того, слова матери не проходили бесследно. Словно дождь наполняющий кадку по капельке, и её душа начала наливаться верою в любовь. Ревекке удалось, возможно, совсем ненадолго, но переубедить своё дитя. Авелия и сама не поняла, как это произошло, однако, произошло совершенно точно. И только стоило тому случится, только стоило девушке уверовать, что любовь действительно может быть, она почувствовала лёгкость, причем такую, что казалось, сможет взлететь. Жизнь заставила ее видеть то, чего она раньше не замечала. Сверчки, среди ночи, запели для нее под музыку ветра. Небо раскрашенное звездами, уронило одну из них куда-то за горизонт не просто так, а специально для нее. Мир, до этого смотревший в другую сторону повернулся к Авелии лицом. Захотелось жить!! Впервые, после длительного промежутка, снова хотелось жить. Авелия чувствовала, что сегодня она улыбается для себя, не потому что надо, не еще почему-то, а для себя, от того что ей хорошо. И это казалось удивительным. Здесь, в доме врагов своих и вообще всего человечества, ей вдруг стало хорошо. Она открылась течению жизни, как и предлагала ей мать, она впустила в сердце всё то, чем должна жить нормальная женщина,. Но недолго музыка играла!! Она то почувствовала, а он?? Ну а что он?? Как учит мама, за счастье надо и побороться. Само оно редко в руки прыгает. Тщательно подготовившись к утренней встрече с избранником, намазав своё личико косметикой и сделавшись до неприличия красивой, Авелия ждала пробуждения суженного. И в тот момент, когда его должна сразить стрела Аполлона, он опрометью промчался, практически по ней, и даже не заметил охотящуюся на него девушку. Как это понимать? Что надо думать? В поисках ответа Авелия уставилась на маму, которая буквально минуту назад, рассказывала про кущи небесные, и как здорово на земле живется. Ревекка молчала. Да и что она могла сказать?? Всем своим видом, хотя и невольно, она показала дочери, что такого сама не ожидала. Тишина повисла в воздухе. Обе понимали, что надо что-то сказать, но обе боялись начинать. Ведь еще мгновение назад, они верили в совершенно другое. Каждая понимала, что только начнется разговор, их выдуманный мирок с треском развалится на части. Каждая понимала, что после, останется лишь то, что они уже хлебнули с излишком, что все вернется на свои места. Ах, как сложно, когда грезы разбиваются, словно посуда об пол. Иногда лучше ничего не иметь, чтобы ничего не терять.

– Авелия, – попыталась начать Ревекка. Но где там?? Слезы хлынули из ее глаз, а слезы дочери стали ответом. Говорить, в общем-то стало не о чем. Они пошли работать, ведь труд для рабынь никто не отменял. Прошло всего несколько дней, и вот она снова рядом с ним. Что за наваждение?? Ведь пока его не было, Авелия заново смогла превозобладать над собой, смогла вытолкать эти глупые чувства из головы подальше, а теперь снова здесь, и снова вместе с ним. Сколько слез выплакано, сколько слов себе сказано, сколько зароков выдано, чтобы никогда больше не попасться на удочку любви. И вот она снова здесь!!! И всё сказанное вчера, почему-то не актуально сегодня. Он красивый, он самый красивый на свете!! Да что за дурость то??? Что со мной?? Ведь завтра же, пинком под зад, как собаку!! Хватит строить воздушные замки!! Нет их в мире!! Ну нету!!! Снова взгляд застыл на нем. И снова все сломалось.

Однако, долго наблюдать за Луцием ей не пришилось. На пороге появился Аким. Он видимо получил похожие указания от Флавиана, и пришел справиться о том, как чувствует себя молодой господин. Их глаза встретились. Он, кивком головы в сторону Луция, задал немой вопрос «как чувствует себя хозяин?», на что в ответ Авелия лишь пожала плечами, и сложила руки ладонями друг к другу, тем самым показывая, что господин изволит почивать. Подойдя ближе Аким заглянул в лицо юноши и убедившись, что тот спит, молча, даже не глядя в сторону Авелии, протянул ей лоскут ткани, и жестом показал на ведро.

– Принеси воды, – тихим шепотом, стараясь не разбудить Луция, сказал он.

Авелия вопросительно уставилась в ответ. На задумчивом женском лице появился легкий румянец, стремительно раскаляющийся докрасна, как будто бы кузнец положил кусок железа в печь. Она уже начала привыкать к своей незавидной доле, начинала признавать, что теперь не человек, а вещь, что у нее есть хозяин, но признать власть такого же раба как и она, девушка не собиралась. Что-то взорвалось в Авелии. На секунду она снова стала дочерью знатного рода, почитаемого вокруг. На секунду она вспомнила, что ей по крови присуще командовать, а не подчиняться. Возражать Акиму?? Какая глупость!!! Она решила, что спорить с этим рабом, ниже ее достоинства. Поэтому, не отвечая ни слова на распоряжение Акима, Авелия чуть-чуть приподняла голову, и направилась к выходу. Кто он такой, чтобы что-то требовать от нее подчинения. Такая же собачонка. Пускай за собой следит!! Но далеко уйти, ей было не суждено. Уже в дверях, девушка почувствовала, как что-то мягкое, но запущенное с огромной силой, шлепнуло ей в спину. Повернувшись, перед ней, на полу лежала та самая тряпка, которую протягивал ей Аким. Пренебрежительно посмотрев на этот лоскут, Авелия решила не размениваться на разговоры с рабом. Ничего не отвечая, иудейка шагнула в дверь, ведущую в атриум. Как же свободно и хорошо здесь дышалось. На улице, за стеною комнаты, пели птицы, грузно жужжа, пролетел деловой жук, вода в имплювии переливалась искрами на солнце, разбрасывая по стенам и полу солнечные блики. Свежесть дня наполнила ее легкостью и хорошим настроением. Правда, ненадолго. Спустя минуту, из кубикулума Луция вышел Аким, держащий в руке ведро, и быстрой походкой направился к ней навстречу. Его вид не выдавал ничего враждебного, однако и дружественным, его нельзя было назвать. Он виделся абсолютно спокойным, даже можно сказать, равнодушным. Внутренне Авелия приготовилась отстаивать свою позицию, в голове уже созрели ответы, на вопросы и претензии, которые должен предъявить презренный раб. Гордая девушка предчувствовала спор, да что спор – спорище, что завяжется промеж них. Иудейка чувствовала как посыплются убедительные доводы и возражения с обеих сторон. А что же будет дальше?? О-о, ей это было хорошо известно. Ведь, будучи еще совсем девочкой, она не раз присутствовала на прениях, где слышала речи, возможно, самых талантливых ораторов современности. Авелия помнила как восторгался ими отец, как он приговаривал: « казалось бы, дело проигранное, а он во как извернулся!!». А самое главное, ей нравилось разбираться в таких делах, и как потом отмечали ближайшие родственники, некоторый талант, на этот счет, у нее присутствовал. Именно поэтому, девушка не на секунду не сомневалась, что уж доказать глупому рабу свою правоту, у нее получится без проблем. Она даже начинала представлять свой триумф, и побитое состояние соперника, во взгляде которого, прочтется её правота. Предвкушение этого нелегкого противостояния, которое вот-вот должно начаться, придавало ей сил. Она распрямилась. Дерзкая ухмылка появилась на милом, самоуверенном лице. Как вдруг, стремительно приближающийся Аким, без всяких словесных баталий, отвесил ей такую оплеуху, что искры посыпались из глаз. Она упала на пол. Однако в себя прийти времени не оказалось. Не успев перевести дыхания девушка почувствовала сильнейший удар по ребрам, затем еще один. Тупая ноющая боль, в мгновении ока, разлилась от ребер и до головы. Авелия, скрючившись словно креветка, лежала ничком страшась поднять голову, чтобы тем самым не разозлить своего обидчика, и не получить еще порцию тумаков. Аким видимо закончил. Раб, с тем же бесцеремонным видом, поставил рядом с ней ведро, на дне которого лежал все тот же лоскут ткани. Приподняв за волосы ее голову, так что б их глаза встретились, он повторил приказ, который отдал в кубикулуме : «принеси воды», и с видом, будто ничего не произошло, побрел обратно, к господину в покои.

Не сразу, но с третьей попытки у Авелии получилось подняться. Крупные слезинки, одна за другой, покатились по растрепанному лицу. Нет, не физическая боль заставляла ее плакать. К телесной боли она успела привыкнуть, но то положение, в которое загнала ее жизнь, причиняло нестерпимые мученья. Это лились слезы обиды и досады от всего вокруг. Вспомнился недавний разговор с мамой, как она рассказывала про терпение и женскую долю. Но это же совсем другое. То трепетать от римлян, покорителей человечества, а это кто? Паршивый раб!!! И что же?? И ему надо угождать? О господи, куда же ты нас загнал!! Валяющееся рядом ведро казалось ей некой чертой, преступив которую, вернуться к образу человека невозможно. Эта зияла та фатальная грань, за которой не может быть души, за которой останется лишь оболочка, способная приносить пользу и удовлетворенность, нынешним хозяевам. Хотя почему только хозяевам?? В мире с названием «кто сильнее,тот и прав» пользу придется приносить и рабам. Согласится сегодня с Акимом, значит умереть. Авелия представила себя в будущем. Ей стало непереносимо мерзко от этой картины. Когда казалось, что хуже некуда, открывались очень поганые перспективы. Кем же она станет? Не вопрос пугал ее, а ответ, вырисовывающейся вполне конкретным определением. Нет, не права оказалась мама, говорившая про жизнь дальше, что это не конец а начало новой истории. Такая история мне не нужна. Что в ней будет? Я ведь знаю, что в ней будет, думала Авелия про себя. Челюсть сжалась в решительном порыве. Будущее ей известно!!! Тут надо дураком быть, чтобы его не догадаться. Решительность наполнила девушку до краев. Она не боится видеть завтрашний день таким, каким он будет на самом деле, а надеяться на волшебные воздушные замки?? Вздор!! Это она уже переросла. У Авелии хватит смелости и честности, приоткрыть завесу грядущего и увидеть то уныние, ожидающее её впереди. Жить и терпеть? А зачем? Кому и что доказывать? Сейчас, от той Авелии жившей в Махероне когда-то, уцелело только чувство собственного достоинства, и поскольку это последнее, что осталось от человека, такого продолжения я себе не желаю. Полная мужества она встала во весь рост. Чувствуя непомерное желание действовать именно так как она решила, девушка пнула ногой ведро, которое со звучным бряцанием полетело в угол атриума. «Лучше умереть, чем так жить» свербело у нее в голове. «Не хочу, не буду, не такая!!» мысли продолжали втыкаться в ее голову, словно иглы скорняка в ткань. «Всякий человек смертен, так зачем же унижаться, если конец все равно определен. Лучше сейчас уйти человеком, чем потом непонятно кем. Хотя почему непонятно?? Очень даже понятно. Но сейчас хотя бы будет не стыдно, пред самой собой!!! Или после той жизни, что мама малюет радужными цветами, мне в рай дорога уготовлена!? Развратнице и падшей женщине!!! Я почему-то сомневаюсь!!» Она осмотрелась вокруг себя, как будто бы первый раз здесь очутилась. Только теперь Авелия смотрела по-иному. Целью девушка определила себе то, с чьей помощью можно совершить самоубийство. Первое, что пришло в голову, это утопиться в имплювии, но идея сразу не понравилась, так как он был слишком мелким. Тогда размозжить себе голову о стену, однако, здесь необходима уверенность, что силы удара хватит, и она именно погибнет, а не потеряет сознание или еще хуже, изувечит себя. Зарезаться!!! Вот это хорошая и верная идея, здесь промашки быть не может. Нож можно взять на кухне, она как раз находится здесь не далеко, под лестницей по коридору. Однако, чем ближе подвигалась реализация ее плана, тем менее уверенной она себя ощущала. Одновременно радость и какое-то сожаление заговорили в ней. Тонкой пеленой, сомнения, стали прокрадываться в голову и обживаться там. Решительность, которая еще несколько секунд назад, так неистово буйствовала в девушке, стала растворяться в этой самой пелене, словно туман на болоте. Глядя в плитку пола, Авелия поняла, что либо сейчас она решится на грех, либо никогда. Собрав в себе остатки уверенности, иудейка быстрыми шагами проследовала на кухню, но именно там ее ждало окончательное фиаско. Вломившись туда чуть ли не с разбегу, первым кого она встретила, оказалась мать, что-то готовившая на жаровне. По решительному, побитому и растрёпанному виду дочери, Ревекка быстро сообразила, что ее ребенок решился на что-то ужасное. Ни говоря ни слова, она сделала несколько шагов навстречу дочери, как бы преграждая ей проход, а после, прижала Авелию к себе, стиснув так мягко и крепко, что вырваться из ее объятий оказалось невозможным. Девочка в ответ обхватила мать руками, и стиснула как можно сильнее. Внутреннее состояние вырвалось наружу истеричным плачем, оглушив на миг кухню. Теплые соленые слезы, будто потоки горной реки, хлынули на тунику матери. Авелия рыдала так неистово, как ни плакала никогда. Все, что она держала в себе вырывалось наружу. В перерыве между всхлипами, она бранилась на всех вокруг, да такими словами, каких и Ревекка до этого не слыхивала. В порыве этого плача, разобрать, что именно она говорит, не представлялось возможным. То била ключом настоящая истерика. Мать это понимала и молча слушала, сильнее прижимая свою девочку к себе. Однако происходящее, окрашенное в самые громкие звуковые тона, привлекло внимание Флавиана, который направлялся на встречу с Кандидом и услышав шум, будучи рачительным властелином имения, заинтересовался. Уже через минуту он появился в проеме кухни. Взору открылась картина бьющейся в припадочном плаче дочери и испугавшейся матери, которая, при появлении господина, перепугалась еще больше, ибо уже знала, что за расплата ожидает обеих за подобные сцены. Но к удивлению Ревекки Флавиан не нахмурил взгляд, не свел брови галкой вниз, а скорее выглядел заинтересованным и мягким. Он так и не входил на кухню, оставаясь в проеме, и молча наблюдая. Мать пыталась одернуть дочь, сначала тихонько, чтобы он не заметил, а потом уже чуть ли не трясла ее, лишь бы та успокоилась. Действие возымело успех. Авелия пришла в себя и на секунду перевела мокрый взгляд, куда-то в сторону Флавиана. Однако нервный срыв, который в это время бил фонтаном в ее жилах, не дал ей сил собраться. Слезы вновь хлынули по лицу, рыдания затрясли грудь, лицо исказилось. Девушка не могущая себя контролировать, рванула вон их кухни, при этом аккуратно обежав хозяина. Ревекка сначала бросилась в погоню, но уже на пороге поняла всю безнадежность этого занятия, так как Авелии и след простыл. Остановившись, она испуганно подняла глаза на Флавиана, ожидая приговора, или может быть, пощады. Но вердикта не следовало, более того, глава семьи, смотрел на нее в ответ, каким-то вопросительным заинтересованным взглядом. И надо отметить, что этого уже оказалось не мало. Обычно в подобных ситуациях, вердикт наступал в тот же момент. Но сейчас тишина. Ревекка бросилась перед ним на колени. Из ее уст, тонким, быстрым, дрожащим от страха голосом, послышались объяснения. Она бормотала о своем и дочерином прошлом в иудеи, рассказывала про семью, про смерть мужа и брата, про то как стала рабыней, про то, что дороже ее доченьки Авелии нет никого на белом свете, и умоляла не наказывать строго, за сегодняшнее представление. Закончив щебетание, рабыня подползла к хозяину и принялась лобызать ему руки, а тот стоял, как будто находясь в каком-то отрешении, и никак не реагировал на происходящие. Вдруг очнувшись, патриций уставился с удивленным взглядом на неё, на кухню, и вообще на всё окружающее. Видимо что-то вспомнив, он отдернув руку, и пошел прочь. Ревекка не соображая, как понимать такой ответ, тихо семеня на почтительном расстоянии, пошла за ним. Через несколько шагов тот обернулся, и увидав ее сказал:

– Твою дочь не накажут, но проследи чтобы истерик больше не было. – И уже твердой походкой направился к выходу, где его дожидались лектики.

Тронувшись в путь, он размышлял на тему детей и родителей. Ревекка до сих пор стояла перед глазами, и просила за дочь. Он слышал и чувствовал ее слова так остро, как будто бы говорил их сам. Правда в отличии от иудейки, он адресовал свой монолог, непонятно кому. Слова просильные, слова молящие о здравие детей. И если рабыня просила за свою дочь, то он просил за Луция. Но кого?? Скорее всего богиню Морс, чтобы та не отнимала жизни у Луция а наоборот даровала прекрасное самочувствие. Сильные переживания за здоровье родных, вообще были присущи Флавиану, и как только близкий человек начинал хворать, он становился мягким, нервным, ранимым и очень душевным человеком. Оказавшись в таком же положении что и Ревекка, ведь у обоих дети чувствовали себя плохо, ему показалось хорошей идеей проявить снисхождение к Авелие, чтобы это каким-то образом отразилось, безусловно в хорошую сторону, на самочувствии Луция. «О дети, дети!!! Мы на все готовы ради вашего блага. Так пускай же, вместе со слезами той девушки, уйдут и невзгоды моего сына. Пусть их обоих озарит луч Фортуны, а Аполлон дарует благоденствие.» От этих мыслей лицо старого война просветлело, и остаток пути он продолжил в состоянии покоя и хорошем настроении.

Тем временем, предоставленная сама себе Ревекка, не понимавшая, что стало причиной срыва у Авелии, пыталась в этом разобраться. Выяснить подробности оказалось не тяжело. Бродя по дому в поисках дочери, ей повстречался раздосадованный Аким. Молодой раб совершенно не планировал тратить время на поучения иудейки старшей. Однако и не надоумить мать обнаглевшей девочки, он тоже не мог.

– Где твоя дочь? – голосом полным презрения, вместо приветствия начал он. От внимания Ревекки не ускользнуло, то, что Аким раздражен.

– Я не могу ответить тебе, потому что сама её ищу, – с поклоном ответила она. Будучи женщиной опытной и искушенной в беседах с мужчинами, Ревекка кое-что знала наверняка. Лесть является лучшим способом, расположить собеседника к себе. Умное, еле заметное угодничество способно расположить мужчину в любую сторону. Ну а если дать ему почувствовать себя, хотя бы на чуточку выше, то можно приобрести, хорошего и верного друга. Именно для этого и нужен был тот поклон. Надо отметить, это возымело действие. Первичная спесь Акима потушилась, словно пожар водой. Из нервного и раздраженного, он превратился в чуть надменного, но довольного молодого человека.

– Когда найдешь передай ей, что я не всегда буду таким добрым как сегодня. И если она еще раз, позволит себе не выполнить моих поручений, то таких добрых поглаживаний, как сегодня, больше не будет. Расскажу об этом хозяину, и ее засекут на дворе, как безмозглую девку, – при этом Аким весело прихихикнул.

– Спасибо тебе добрый друг, – она снова поклонилась, – спасибо, что даешь нам время пообвыкнуться в новой семье. Не принимай близко к сердцу, строптивый характер Авелии. Она еще совсем девчонка и не успела отвыкнуть от прошлой жизни. А теперь скажи, пожалуйста, чем она тебе не угодила и могу ли я загладить вину дочери?

Аким, в красках, рассказал про ее наплевательское отношение к молодому господину. Как он попросил принести для него воды, и как она отказалась. Разумеется, его история несколько отличалась от оригинала. В ней он представлялся неутомимым и преданным другом Луция, искренне переживающим за его судьбу, а Авелия, мерзким демоном, сильно избалованной девчонкой, думающей только о себе. И, конечно же, сцену, когда он избил девчонку, Аким изобразил совсем по-иному, нежели было на самом деле. В ней он себя видел, как бы старшим братом или отцом-настоятелем, и преподносил побои, как науку на будущее. Хотя, наверное, часть правды в этом действительно присутствовала. Ведь если бы Авелия, взбрыкнула подобным образом, где-нибудь в другом месте, последствия могли бы быть, самыми печальными.

Ревекка еще раз извинилась за поведение дочери, поблагодарила за доброту и обещала провести с Авелией, самый, что ни на есть, серьезный разговор. Аким лишь сухо фыркнул в ее сторону, и удалился восвояси. На том конфликт оказался исчерпанным, по крайней мере, на какое-то время.

Вечер сменил полуденное солнце, а затем и ночь накрыла пригород Остии темным покрывалом, подарив обитателям покой и заслуженный отдых. Храп и мирное посапывание послышалось из всех уголков имения. Лишь Авелия не спала. После представления, так не удачно выкинутого днем, она убежала в самый дальний угол перестиля, где на протяжении оставшегося дня, пряталась и оставалась незаметной. То время, что у неё появилось, она смогла потратить с пользой, сумев навести в своей голове, какой не весть, а порядок. Горе со слезами вышло наружу, и поутихло. Будущая жизнь, хотя и не прояснилась лучами надежды на мрачном небосводе, однако, приобрела новые, до этого неизвестные краски. Смысл этих красок виделся в неком вызове, который она бросала сама себе и всем остальным, вместе взятым. Заключался же он в следующем: пускай судьба поступила так, пускай загнала ее в самый гадкий угол на свете, но это не повод сдаваться, угаснуть или сгинуть. Наоборот. Раз случилось так, что её уделом является прислужничество, то она проживет свой срок достойно, с высоко поднятой головой, чтобы там на небесах это каждый мог заметить. Авелия принимает такой путь, и послушно пойдет по нему, как бы ей того и не хотелось. Этот вызов сейчас был необходим девушке, как рыбе вода. В противном случае, смысл жить терялся. Она даже сравнивала себя с Христом, который тоже терпел от людей и за людей, а оказавшись на кресте, заставил полюбить себя и уверовать, еще большее количество народа. Что же я тогда ропщу? Ведь мой век только начался, а я уже… Неожиданно в голову пришла мысль. Та, что не давала покоя уже много дней. И хотя мысль оказалась вовсе не новой, Авелия смогла увидеть ее с другой стороны. Неожиданно она поняла, что не только мама придумывала воздушные замки о будущей жизни. Она и сама их насочиняла, только в отличие от маминых счастливых и благополучных, ее замки виделись печальными и трагичными. Но и у нее и у мамы, это были лишь воздушные замки, выдуманные замки, чтобы тешить фантазию, чтобы как-то представлять своё будущее. Но никто не знал наверняка, как будет дальше. А вот на что надеяться, каждый выбирает сам!!!! Эти мысли придали ей сил. Она даже попыталась искать счастья в новой жизни, но вот так сразу, ничего не получилось. И решив, что с новой мыслью надо двигаться поступательно, направилась обратно в жизнь реальную. Авелия осмотрелась. С игрою в прятки она явно переборщила, ибо засветло убежав и скрываясь тут целый день, позволила себе всё это время не работать. Будучи уже человеком сознательным и взрослым, девушка сообразила, какие последствия за такие проделки, могут её ожидать. Ведь неработающего раба приравнивают практически к мятежу. Ну да ладно, что сделано, то сделано. Теперь надо идти и принимать то, что будет.

Ночь встретила девушку прохладным дыханием, заставив съежится от холода. Вокруг стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь неугомонными сверчками, трещащими по кустам. В свете луны, полно и кругло зависшей над землей, виделось так же хорошо, как и днем. Однако, в отличие от солнца, согревающего своими лучами и тем самым оживляя всё вокруг, луна отливала мертвым светом. В ее бледных красках, окружающее, приобретало какой-то мистический оттенок, и немножечко пугало, своею серебристой белизной. Окончательно собравшись с мыслями, Авелия решила выбираться из засады. Первым делом она положила для себя, объясниться с матерью, так беспечно оставленной один на один с хозяином. А ведь бог знает, что там с ней могло произойти. Это открытие очень испугало девушку. Сейчас она в полной мере осознала, что было сделано и как, за такое проявление глупости, могут наказать. Совесть, в мгновение ока, заточило сердце в тиски и сдавило так сильно, что слезы брызнули из глаз. Она побежала на поиски матери. В этаком испуганном состоянии, пробегая мимо бассейна, девушка бросила в него неосторожный взгляд. Отражение ее поразило. От Авелии прошлой, не осталось и следа. Из глубины вод, в блеске луны, на нее смотрел совершенно другой человек. Ноги сами собой остановились. Она подошла ближе, стала на колени над водой, что б поточнее разглядеть себя. Изменения, произошедшие в ней, изумили Авелию. Нет, она не стала страшной или некрасивой. Напротив, ее детские черты лица окончательно преобразились, явив на свет прекрасную девушку, с очень милым лицом, красиво закругленными плечами и длинными, шелковистыми волосами, как бы обрамляющими ее. Непонятная теплота разлилась по телу и укутала, словно одеялом. От увиденного, ей стало так хорошо, что захотелось кричать в голос, и радоваться за себя. Не в силах сдерживать этот порыв, она решила поделиться им с матерью, и вспомнив про нее, заново остолбенела. Да что же это со мной??!!! Как я могла забыть?? Ведь её могли наказать?! И даже непременно наказали за поведение дочери, а я тут собой любуюсь. Испугавшись, ноги сами понесли ее на поиски, которые, впрочем, быстро увенчались успехом. Ревекка оказалась ровно там же, где и оставила ее дочь. Она сидела под лестницей ведущей на кухню, прислонившись головой к стене, и смотревшая, куда-то вперед. Мать была задумчива и столь поглощена раздумьями, что даже не сразу заметила дочь, бросившуюся к ней на шею. Ревекка встрепенулась лишь тогда, когда горячее дыхание Авелии, уткнувшейся в неё, пробудило сознание. Мама почувствовала, как влажные губы дитя целовали ее, как теплые слезы, большими каплями, одна за другой, разбивались о её загоревшую кожу. Дочь, обвив тонкими, длинными руками мать, шептала ей про новый взгляд на жизнь, извинялась, рассказывала про воздушные замки, которые успела выдумать, и много-много всего остального. Ревекка, не особенно разбирала, что там щебечет ее дочка. Глядя на неё она просто радовалась, что её чадо улыбается, что хочет жить и главное, обещает жить. Ведь будучи человеком, глубоко верующим, мать переживала за глупость, которую может сотворить Авелия. Сейчас эти мысли улетали прочь из ее головы. Она сидела тихонько и смиренно радуясь. В этот момент, ей казалось, что она счастлива так сильно, как не была никогда до этого. Дочка сидела рядом с ней, здоровая, красивая, пышущая будущими надеждами. Это, наверное, и есть настоящее счастье, а все остальное суета. Поймав себя на этой мысли, Ревекка почувствовала удовлетворение жизнью, ведь вера, подкрепленная личным примером и опытом, становится намного крепче и легче.

Ночь шла своим чередом. Тишина, нарушаемая разве что трескотней насекомых, безраздельно властвовала в эту пору. Мир вокруг остановился и замер, в ожидании нового дня, полного надежд и какого-то будущего счастья. Луций, долго ворочавшийся в кровати, проснулся окончательно, и уставившись глазами в потолок, пытался там что-нибудь разглядеть. Однако выполнить эту затею не представлялось возможности. В кубикулуме, как и положено ночному времени суток, ничего не было видно. Струйка света, нарисованная месяцем, выползала из-под двери, давая хоть какое-то освещение. Рядом, где-то внизу, мерно посапывал Аким, подложивший скамеечку для одевания обуви, под голову. Ночь, хоть и принесла прохладу после знойного дня, но все же оставалась теплой. Об этом Луций догадался, достав ногу из-под одеяла, и при этом ни капельки не замерзнув. Он несколько раз зевнул. Сон его покинул окончательно, да и сколько можно валяться в кровати?? Не придумав ничего интереснее, юноша решил выйти наружу и пройтись. Общество Акима ему не хотелось, поэтому он не стал будить раба, а перешагнув того, взял сандалии и тихо, почти крадучись, вышел из комнаты вон. Очутившись снаружи, Луций несколько раз вдохнул полной грудью. Как прекрасен и чист ночной воздух. Легкие, залеженные за несколько дней в кровати, с радостью раскрылись, впуская в себя струи прохладного и свежего кислорода. Хорошо!! Ему стало весело на душе. Подняв глаза вверх, через отверстие в потолке проделанное над имплювием, он увидел небо так густо усеянное звездами, что казалось, если захочется добавить туда еще одну, ее просто не куда будет повесить. Юноше захотелось выйти за ворота, чтобы не какой потолок не отделял его от ночи, чтобы слиться с ней во что-то единое, и стать с нею одним целым. Всё в нем пело и радовалось жизни. Слабость, мучавшая его во время болезни, исчезла, не оставив и следа. В два прыжка юноша оказался на улице. Зевс Всемогущий, как хорошо-то!! Глаза устремились высоко в небо радуясь его бесконечности. Теперь стало понятно, почему так хотелось выйти. Темно- синее покрывало, необъятной величины, мерцало и искрилось миллионами звезд. Некоторые горели так ярко, что казалось, смогли бы при желании заменить солнце. Остальные напротив, мерцали тусклыми огоньками, а между ними, между тусклыми и яркими ночными светилами, небо было вымазано звездной пылью, уносившейся куда-то далеко вдаль. Луций уже приготовился бежать, куда-то вперед, как невольно почувствовал, что за ним наблюдают. Покрутив головой по сторонам, он заметил Авелию, стоявшую в дверном проеме, и с интересом наблюдающую за ним. Однако, Луция это ни капли не смутило. Наоборот, ему думалось, что в такой миг у всех, непременно у всех, желание жить должно бить через край. Ведь не может же один человек чувствовать эту ночь так ярко, а другой не замечать вовсе. Поэтому, подбежав к девушке он схватил ее за руку, и подняв глаза к небу, спросил:

– Хорошо???

Авелия внимательно уставилась на него. Нет!! Она не считала, что Луций сошел с ума. Напротив!!! В его голосе она слышала то неподдельное счастье, ту радость жизни, то настроение, что успела потерять, но в данный момент не жалеющая об этом. Сладкая нега, теплыми волнами побежала по женскому телу. Силы, невесть откуда, прильнули в молодое гибкое тело. Девушке захотелось побежать куда-нибудь вместе с ним, сломя голову, так чтобы вечерним ветром обдало ее естество. Скованность от неподвижности, от этого глупого разговора, начала терзать юную деву. Иудейка снова перевела взор на него. Она смотрела своими огромными глазами, ставшими еще более черными в свете ночи, и отвечала машинально, не задумываясь, выпустив ответ из самых недр своей души:

– Да, хорошо, – и непонятно от чего, но ей стало действительно хорошо и так же весело.

– Я пойду проведать Лоста, а ты составишь мне компанию! – и не дожидаясь ответа, предварительно взяв ее за руку, Луций пошел к зверинцу.

Авелия внутренне согласилось с предложением, и зашагала рядом. Ночь дышала чем-то романтичным и игривым. Сейчас она пошла бы за ним куда угодно. Да, хоть к черту на рога!!! По пути, в голове промелькнула мысль, что не согласиться на прогулку она и не могла, положение нынче к этому не располагает. Но открытость, неподдельная искренность Луция, в этой внезапно нагрянувшей радости, придавали ей сил и хорошего настроения. Сейчас, рядом с ним, она снова как будто бы ожила в старом времени. Авелия чувствовала себя именно девушкой, а не рабой. Она именно гуляла с ним, а не тащилась по указке хозяина. Эту мысль и этот миг ей хотелось продолжать как можно дольше. Девушка шла от него по правую руку, разглядывая попеременно то небо, то дорогу, а то, краешком глаза и Луция, который этого не замечал, и казалось думал, о чем-то другом. Глядя на него она думала, что юноша вылеплен из пружинистого счастья, которое должно вот-вот разорвать его, и с бешеной скоростью, вырваться наружу. Авелии хотелось поговорить с ним, но она не знала с чего начать разговор. Вдруг она выберет тему, которая ему не понравится, и тогда он больше не захочет беседовать с ней. Или наоборот, выберет ту, которую, в дальнейшем не сможет поддержать, и тогда будет казаться, вовсе набитой дурой. Эти мысли поначалу не давали покоя, а потом, будто по мановению волшебной палочки, пропали. Наверное, виной тому был Луций, улыбающийся ночи так искренне, что тишину в которой они тихо брели, стало жалко будоражить разговорами. Теплый ветер легонько шевелил листву на деревьях, заставляя ее подпевать, своему тихому посвисту. Звездное небо, возглавляемое полукруглым месяцем, освещало вокруг себя причудливым сказочным светом. Вокруг чувствовалась безмятежность во всем: в тишине, в их дремлющей походке, в ясности теплого воздуха, думалось, что весь мир сейчас принадлежал только им одним. Так, в баюкающем молчании, они подошли к воротам зверинца. Эти ворота нарушали изящество ночи, своей неправильной громоздкостью и совершенно не вписывающимся в общую картину красоты, видом. Простояв пред ними с минуту и убедившись, что их никто не видит, и соответственно никто не откроет, Луций громко постучал в створ. За забором послышались шаги, и огонек, отбрасывающий тень из-под ворот, начал приближаться. Идущий двигался медленно и вальяжно, не довольно кряхтя и чего-то бормоча при этом. Лязгнул засов у ворот. Навстречу молодым людям, высунулась крупная голова, протягивающая вперед себя факел, дабы рассмотреть незваных гостей. Луций, быстрым движением, попытался выбить факел из рук светившего, но попытка оказалась неудачной. Охранник ловко увернулся, вернув факел в прежнее положение, и лишь внимательно рассмотрев гостей, убрал огонь от их лиц.

– Молодой господин?! – сдерживая зевоту, и подавляя некоторое удивление, проговорил охранник. – Чем могу служить? – уже более угодливо проговорил он.

– Открой ворота, и проводи нас к Лосту, – шипящим голосом проговорил Луций. Его сильно задело подобное отношение к себе. Юношу взбесило, что он не попал по руке с факелом, и то, что ему в лицо светили, как какому-то бездомному. От жизнерадостности, присущей ему всего минуту назад, не осталось и следа. Он втянул голову в плечи и сдерживая себя, чтобы не накинуться на охранника прямо сейчас, молча пошел за ним. Авелия, находившаяся рядом, заметила эти изменения в настроении спутника. Рука, за которую Луций держал ее, оказалась так сильно сжатой, что иудейка невольно взвизгнула. Более того, кисть задетого юноши, вибрировала от нервной тряски и эмоционального напряжения.

Дорога до клетки Лоста не заняла много времени. Испорченное настроение напугало Авелию, поэтому путь до льва они шли в молчании. Впереди, с факелом, освещая путь, шагал охранник. Чуть поодаль Луций, фактически тащивший за собой Авелию, быстро семенившую за ним. Дойдя, наконец-таки, до ограды со львом, Лост сбил текущее напряжение, сильно удивив пришедших к нему гостей. Вопреки своей лености и надменности, зверь поднялся и пошел к ним навстречу. Данное одолжение делалось впервые!!! Причем не только пришедшим гостям, а вообще впервые!! Ко льву приходило много посетителей: врачи, чтобы справиться о здоровье; зеваки, дабы поглазеть; уборщики клетки. Никого, ровным счетом никого, лев вниманием не баловал, лежа на траве, лишь изредка поглядывая из-под желтых век, на окружающих. Но в этот раз, стоило Луцию подойти к ограде, хищник поднялся ему навстречу, и пройдя почти всю клетку от противоположного угла, сел на задние лапы против юноши, став того рассматривать, повертывая головой то влево, то вправо. Юноша замер, вперев ответный взгляд прямо во льва. Это смотрение протекало не быстро. Оба с интересом, будто видя друг друга первый раз в жизни, переглядывались. Что царило в голове животного непонятно, а вот молодой юноша, польщенный этаким вниманием, с интересом ждал развития событий. Лев никуда не торопился. Он сидел на месте и крутил крупной головой из стороны в сторону, не сводя с юноши, своих больших мутно-желтых глаз. Разные мысли, в это время, крутились в голове Луция. Особняком же стояла одна, которая, по его мнению, являлась логичной и вполне себе правильной. Да и нравилась она ему больше остальных. Луцию казалось, что Лост, таким образом, выражает благодарность за извлечение косточки. И теперь, когда мысль сформировалась, ему хотелось проверить свою догадку. Но как?? Снова зайти в клетку и посмотреть, что будет??? Нет!! На это больше не хватало духу. Признаться, юноша до сих пор не понимал, как до этого решился на подобный поступок. Теперь глядя на царя зверей, видя его перед собой во всей красе, никакого глупого желания войти в клетку, почему-то не приходило. С каким-то наваждением и восхищением смотрел он на хищника сейчас. Прямо напротив, не более чем в полуметр от него, сидел его кумир и самый главный страх, одновременно. Огромный, невозмутимый, мускулистый, украшенный боевыми шрамами и вечною славой, лев по имени Лост. Хотя невозмутимый, можно, наверное, и убрать, потому что лев искренне интересовался своим визави. Не отрывая взгляда, он следил за Луцием, за каждым его движением, за каждым его вдохом. Но следил не как обычно взглядом охотника, а наблюдал как-то по-другому. В его, обычно стеклянных мутно-желтых глазах, не прорисовывалась смерть или желание растерзать соперника, так же не читалось там и безразличия, которого во льве было еще больше, чем желания убивать. Да что там говорить!!! Про то, что царь зверей имеет в арсенале, что-то кроме этих двух чувств, стало известно только сегодня. Так как же описать взгляд хищника?? На самом деле очень просто. Лост смотрел на Луция как на львенка. Вроде и интересно, а вроде и не очень. Однако, в любом случае, интерес присутствовал и самое главное, был беззлобным. Но если Лост разглядывал Луция с каким-то спокойствием, то юноша с точностью до наоборот. Он сгорал от нетерпения и желания утвердится в своей дружеской гипотезе. Правда страх, бегущий по жилам при мысли о возращении в клетку, всякий раз трезвил его, заставляя придумывать что-то другое. Больше того, уже в данный момент Луций твердо решил, что собственной персоной он точно не будет рисковать, для доказательств своей правоты. Неожиданно, словно вспышка молнии на черном цвете небосклона, в память вернулась обида нанесенная охранником, светящим факелом ему прямо в лицо. Кровь заново вскипела, окрасив молодое лицо в бледный багрянец. Губы сжались в узкую полоску, глаза заискрились неутолимым чувством мести и справедливости.

– Лост выглядит выздоровевшим, и как мне кажется готовым к играм, – практически цедил слова юноша, сквозь стиснутые зубы.

– И мне так кажется, – радостно ответил охранник, – после того как он задрал Митраса, лев чувствует себя хорошо, и кушает с аппетитом.

– Вот и отлично! –приглушающимся ядовитым голосом проговорил Луций. – А теперь иди к нему в клетку, и так же, как и несколько минут назад, помаши зажженным факелом перед его мордой, как перед моим лицом. Посмотрим, как он отреагирует – окончание он уже говорил твердо, отчетливо чеканя каждое слово.

Охранник, закопченный от работы под солнцем, начал бледнеть так сильно, что его белизна стала заметна в ночи. Глаза замигали как у только что разбуженной совы, при этом взгляд не был сфокусирован на чем-то одном. Он будто бы искал помощи вокруг, но не мог ее найти. Рот, как у рыбы, выброшенной на сушу, жадно ловил воздух. Подобного итога прогулки он никак не ожидал.

– Но господин??!! – жалобно пролепетал он. Охранник начал опускаться на колени, то ли от слабости, то ли для того чтобы Луций над ним сжалился.

– Господин, – продолжал он тихо шептать еле-еле слышным голосом, ибо губы охранника стали огромными, а язык за ними приобрел неподъемный вес. И тут никакого преувеличения. Ужас, который вселял Лост в людей, был непомерно велик. Горло охранника пересохло. Половина слов, которые он пытался сказать, так и не поднятые воздухом из легких, проваливались обратно, будто бы в бездонный колодец.

– Господин, пожалейте меня, – хныкал этот огромный человек, как маленький ребенок. – У меня есть маленький сын, и хозяин разрешает мне заниматься его воспитанием. Есть женщина, с которой мне можно жить. Прошу вас господин, сжальтесь надо мной. Не лишайте их. Вокруг каждый замечает мой труд, а новый господин, ваш отец, даже хвалил меня несколько раз …

– Если ты сейчас же не отправишься в клетку, то завтра твое место в ней, займет сын. Его ведь никто пока не хвалил, – жестко перебил охранника Луций, с некоторым ехидством.

Голос юноши из просто едкого, переходил на нервический полукрик. Жила на его шее вздулась, как после бега, дыхание становилось тяжелым и быстрым. Глаза горели так не истово ярко, что от одного только взгляда кровь в жилах охранника забурлила. Он смотрел снизу, с колен, вверх на разъяренного мальчика, обладающего сейчас столь безграничной властью, и действительно не знал, что ему предпринять. Если промедлить, то завтра его место займет сын, в этом сомнений быть не может. Если пойти сейчас, это верная гибель, ибо от Лоста ни один человек живым не возвращался. Что же делать? Жажда жить не разрешала вот так взять и согласиться. Голова кружилась, дыхание в груди сперло от жалости к себе и к своей семье. Режущее чувство несправедливости клокотало внутри. Что же делать, ведь я хочу жить!! – эта мысль отстукивала в висках охранника.

– Ты, вижу, собрался завтра вместе с сыном навестить Лоста? Я тебе это устрою, – грубо процедил Луций, взбешенный неповиновением раба. Он уже собрался уходить, когда пронзительный возглас раба, и руки, цепляющиеся за сандалии, остановили его.

– Хозяин, не губите дитё!!! – при этом охранник возвел длани к нему и к небу одновременно.

Луций молча смотрел на него, ничего не отвечая. Он ждал. Тем временем охранник поднялся, бросил еще один взгляд, полный надежд на мальчишку, и увидев в ответ лишь стужу, обреченно, качающейся походкой, поплелся к воротам, ведущим в клетку. Он шел медленно, изо всех сил пытаясь продлить этим секунды своей жизни. Пальцы машинально цеплялись за каждый прут клетки, как будто бы он шел не сам, а его тащили на казнь. Слезы, хотя он был человеком крепким, потекли тоненькими, еле заметными струйками. Луций молча смотрел, как выполняется его распоряжение. Однако, уже сейчас юноша не получал утешения от справедливой кары. Или получал?? В нём, как в коктейльном бокале, смешивались сразу несколько чувств. С одной стороны, он негодовал от оскорбления, нанесенного ему этим дерзким рабом. С другой, ему попросту стало жалко бедолагу. И это другое, с каждым шагом приговоренного, росло в душе юноши. Глядя на него, он знал уже наверняка, что не получит удовлетворения от увиденного, однако, теперь это являлось необходимостью. Ведь нельзя казнить и миловать в туже секунду. Если сказал, надо выполнять. В противном случае рабы никогда не смогут видеть в нем твёрдого хозяина. Мягкость, проявленная сейчас, в дальнейшем сослужит печальную службу. И все-таки, может быть, не заслуживает бедолага подобного?? Картина будущей расправы вызывала в нем отвращение. Однако, не один Луций питал подобные чувства. Авелия, признаться, вообще не сразу сообразила, что происходит. То есть она видела, что охранник оскорбил молодого господина, видела, что того это задело. Но чтобы развязка могла оказаться настолько жёсткой!! Нет!! Этого она и представить не могла. Признаться честно, не только страх за бедолагу наполнил ее душу. Вместе со страхом, туда влились отвращение и брезгливость, по отношению к Луцию. Ведь всего несколько минут назад, она, практически, завидовала его счастью и жизнелюбию. Она хотела разделить эти чувства с ним. А тут!! Вместе с презрением к нему, она чувствовала и презрение к себе. Сколько можно быть такой наивной дурой??!! Сколько можно верить в то, чему не суждено сбыться?? Из самообмана нельзя слепить ничего хорошего. Ведь у всего есть предел. Он такой, какой есть. А я устала!! Её взор устремился к охраннику, ступающему свои последние шаги. К человеку, допустившему оплошность спросонок, и теперь теряющему всё!! Жизнь, любовь!! Но это же нечестно!! Так не должно быть!! Как же его сын?? Как же женщина, которая его любит??! Ведь они сейчас, наверное, спят и не догадываются о нависшей страшнейшей беде. Я не могу позволить этому случится. Что-то непонятное придало ей сил. Авелия не знала, что она будет делать конкретно, но то, что она будет делать что-то, решилось однозначно. Тем временем, лев сообразил куда идет охранник. Он отвернул свою огромную голову от Луция, зевнул, при этом громко щелкнув зубами, поднялся, и потягивающейся походкой, не спеша, отправился навстречу к жертве. Как же массивно и грациозно смотрелся он в движении. Мощные плечи, тяжеленая огромная голова, массивный круп, воистину Лост был достоин изваяний из мрамора, прямо на форуме первого цирка в мире.

– Господин! – нежно, но в тоже время каким-то уверенным голосом прервала мысли Луция Авелия. – Ты тысячу раз прав, в своем решении, но не учел одного. Если бы ты шел к зверинцу один, то раб не посмел бы вести себя так дерзко и бездумно, но я, на его беду, шла рядом с тобой, и этим смутила глупого охранника.

Между тем, бедолага остановился, почувствовав в воздухе, запах надежды на жизнь. Охранник уставился своими огромными, от ужаса и ожидания чуда глазами, в сторону диалога.

– Ни о чем не прошу тебя господин, только о справедливости, в коей тебе отказать нельзя, – продолжала Авелия. – Так получилось, что я виновата не меньше чем он, и потому, так же заслуживаю наказания.

Не дожидаясь ответа, быстрым шагом она направилась ко входу в клетку. В ее походке виделось столько смелости и решимости, что не было никаких сомнений в честности ее слов. Поравнявшись с охранником, она нежно улыбнулась ему, успокаивающей улыбкой. В свете ее глаз не виделось упрека, а лишь смирение и намерение выполнить то, что задумано.

– Стой!! – громким голосом окрикнул ее Луций. Все вокруг замерло, даже лев, который маячил против входа остановился и уперся в юношу вопросительным взглядом.

– Стой, – еще раз повторил он. – Тебе я не приказывал этого делать.

– Я знаю господин, – уверенным и спокойным голосом ответила она, – но позволить тебе запятнать свое имя этим решением, я не могу. Никто не должен даже допустить мысли о том, что молодой патриций несправедлив.

Где-то в глубине души Луцию казалось, что Авелия играет с ним, пытаясь одурачить, но с другой стороны, она шла в клетку ко льву, а Лост точно шутить не умеет. Поступок его заинтриговал. Захотелось узнать, правда ли она так переживает за его имя. Ведь если да, то что это может значить? А только то, что его имя ей небезразлично, как остальным рабам. Что она не хочет, чтобы оно оказалось запачканным, потому что … Что сладкое взорвалось в молодом теле. Как же приятно, когда ты кому-то важен, а тем более ей. А может это уловка, чтобы спасти жизнь рабу?? Да и пускай. Внутренне Луций жалел раба, и решение уже сейчас казалось чрезмерно жестоким. Но как теперь донести это до них, чтобы после кто-нибудь не подумал, что она им манипулирует, ведь именно после поступка Авелии, решение поменялось. Пока Луций стоял в раздумьях, девушка уже почти открыла клетку, но тяжелая рука охранника помешала его завершить задуманное. Он схватил засов, и не давал ему двинуться в сторону.

– Не знаю, кто ты добрая девочка, но твою жертву я не приму, хотя и запомню на всю жизнь, – тихонько прошептал он, так, чтобы слышала только Авелия. Тем временем Луций направился к ним, широко улыбаясь и как-то по-особому подбоченясь.

– Ты готова сделать подоное, чтобы не запятнать мое имя? – произнося фразу он так осклабился, что казалось его лицо, может треснуть пополам.

– Да, господин – смиренно, с легким поклоном головой, ответила Авелия.

– Тогда я отменяю наказание, ибо уважаю преданность, честь и смелость. Но тебе, – он указал пальцем на охранника, и улыбка стерлась с его лица – завтра же, надо получить двадцать плетей, и прийти ко мне показать результат.