Следующий день

– Закон, есть закон, – важно проговорил Флавиан, поднимая при этом указательный палец вверх, как бы демонстрируя этим, что это основа основ.

– Как ты считаешь Луций, правилен ли этот закон? Не устарел ли он?? Не делает ли он из нас животных?? – при этом Кандид сделал упор именно на имя юноши, чтобы каждый понял, что вопрос адресован именно ему.

– Да, я слышал про беспорядки, которые устроил народ. Слышал их доводы в защиту рабов. Все они указывали на то, что из-за одного провинившегося раба, казнить остальных нельзя. Слышал, как они демонстрировали младенцев-рабов и вопрошали в толпу, в чем же они повинны? Слышал, как выводили стариков, отдавших жизнь на служение господину, и задавали тот же самый вопрос. И да, я знаю, что им ответил на это сенат, знаю, как не хотели они соблюдать закон, и как Гай Кассии, взял на себя последнее слово, которое и стало в итоге окончательным. И если вам интересно мое мнение, то я согласен с тем, что закон должен исполняться, даже если, с первого взгляда он противоречит нормам морали.

– Ага!! Все-таки противоречит. То есть ты считаешь, что сенат поступил не по чести, соблюдая закон? То есть и ты видишь в нем мерзость, которая ложится красными пятнами на честь достойного римлянина.

При этих словах, произносимых Кандидом, Флавиана передернуло и покоробило. Разговор стал заходить в то русло, из которого можно и не выбраться чистым. Кандид открыто протестовал против случившегося, но сейчас, он еще и компрометировал сына, навязывая тому свою точку зрения, искусно маскируя её под личиной благородия. Более того, Флавиан прекрасно знал честолюбие своего сына, знал какие мысли он носит в голове, а также слышал, через слуг конечно, как сын бранил сегодняшнюю власть. Сейчас, он видел как загорелись глаза Луция, стоило тому услышать, вот так запросто, в своем доме, такие опасные, но вместе с тем близкие ему слова. Однако, ответ сына заставил его пересмотреть взгляд на характер своего ребенка.

– Нет. Я считаю, что этот закон никоим образом не пятнает чести римлянина. И справедливость своей мысли я вижу в том, что убийство римлянина, префекта города, в своем собственном доме, не может быть действием спонтанным, а есть акция продуманная, хладнокровно решенная позорным рабом. Я уверен, что кто-нибудь из рабов обязательно знал или догадывался о злых мыслях убийцы, и не сделал ничего, позволив, свершится задуманному.

– То есть, из одного негодяя, должны погибнуть несколько сот человек? – уже каким-то загадочным и расстроенным голосом проговорил Кандид, заглядывая в глаза юноши, как-то искоса.

– Я считаю, что торжество закона должно превозмогать над чувствами. Я считаю, что если бы сенат отреагировал по-другому, то очень нехорошие мысли поселились бы в головах рабов по всему миру. И напоследок, я считаю, что каждый волен распоряжаться своими рабами, как ему будет угодно. Поэтому, придя в собственный дом после прений в суде, он смог бы явить рабам свою волю, сказав им о том, что их хозяин, является обладателем прогрессивных взглядов, и если бы случись в его доме что-то подобное, наказан будет только виновный.

Пирующие и обслуживающие пир рабы, уставились на Луция. Он стоял раскрасневшийся от эмоционального возбуждения, глаза юноши светились дьявольским пламенем. В нем читалась такая уверенность и решимость, что спорить с ним сейчас, было бы делом неблагодарным, даже, если бы, он оказался тысячу раз неправ. Свою тираду он выпалил с такой уверенной твердостью, что казалось, по-другому просто не может быть. Видимо не зря Луций занимался с греком-преподавателем искусством ораторского мастерства, ибо на лицах, слушающих его, не то чтобы сомнения в правоте слов юноши не было, отсутствовал даже намек на них. Однако, к такому еще не успели привыкнуть родители Луция. Они возлегали, разинув рты и не сводя глаз со своего ребенка. До этой минуты родители не замечали в своем мальчике яростного и непреклонного Демосфена. Хотя речь его и не особо понравилась Флавиану, потому что в ней виднелись нотки нападок на Кандида, как бы вызов ему, однако, в любом случае, она была пламенна, обдуманна и патриотична. Отцу особенно доставило удовольствие, что произнес речь именно его сын. Между тем Кандид ни капли не расстроился, и не принял на свой счет никаких обидняков. Напротив, ему импонировали люди, умеющие думать и идти за своими мыслями, даже если они пересекались с мнениями остальных, пускай и более авторитетных людей. Его подкупала открытость Луция, нравилось его неподдельное стремление отстаивать свою точку зрения. Да и просто, всем своим видом и напористостью он понравился Кандиду. Поэтому расплывшись в неподдельной улыбке, он ответил:

– Я такого, своим рабам никогда не скажу!! Что же я, сумасшедший что ли? – при этом он прыснул со смеху и так звонко расхохотался, что смог заразить смехом и остальных. Кто-то смеялся от его шутки, но большинство гоготали глядя на Кандида, как тот захлебывался, охал и трясся, держа себя то за живот, то за лицо, видимо, чтобы треснуть. Несколько минут ушло на то, чтоб успокоиться. Хохот то утихал, то снова взрывался от чьей-нибудь веселой шутки, доводя до трясучки всех гостей.

– Давайте передохнем от наших споров, – сквозь гогот, могучим голосом, прокричал Флавиан, при этом сделав знак рабу-распорядителя ужина, кивнув тому головой. В мгновение ока несколько ламп потушили, что создало эффект полумрака в триклинии. К гостям ближе подвинули курильни с благовониями, в которые предварительно добавили побольше ладана, дабы перебить запах еды, державшийся в воздухе после последних горячих блюд. Позади гостей, еле слышно, так чтобы их никто не заметил, выстроились музыканты, ожидающие команды играть. И началось. Сверху, казалось прямо с потолка, начали падать сначала одинокие, потом парные и тройные лепестки роз. Они казались такими воздушными, и падали так медленно раскачиваясь в воздухе, что казалось, будто это не лепестки вовсе, а лодочки, красных и белых цветов, плывут по воздуху. Музыканты, при каждом опускании лепестка на мозаику триклиния, повторяли звук похожий на каплю, разбивающуюся об пол. Дождь из роз усиливался, устилая своими корабликами все вокруг. Сзади слышались звуки ветра и дождя. Дождь пошел еще сильнее, потом еще сильнее. Барабанная дробь из падающих корабликов перемешалась между собой и стала чем-то единым. Вокруг не стало видно, ровным счетом, ничего. Лишь красно-белая стена, да грохот ударных. Казалось, что триклиний сейчас разлетится на куски, неспособный вмещать эту вакханалию. Как вдруг, в одно мгновенье, все прекратилось, и посредине триклиния оказалась девушка. Никто не видел, как и откуда она появилась. Казалось, что она родилась из тех лепестков, что падали сверху. Девушка стояла одна, среди разверзнутого цветочного моря, но рассмотреть ее не представлялось возможности. На ней, поверх головы, красовался полупрозрачный платок, покрывающий девушку до пояса, в тон цветам, разбросанным на полу. Ее тонкие ноги, прятались в юбку из такого же материала что и платок, однако цвет юбки смотрелся более бледным и хуже просвечивающим. Щиколотки, виднеющиеся из-под юбки, остались босыми, лишь чуть поверх них, виднелись несколько переплетенных между собой золотых цепочек. Запястья тоже украшались золотом, только в отличие от ног, эти украшения были браслетами, свободно гуляющими, по тоненьким вытянутым в разные стороны рукам. Гости застыли в ожидании чего-то нового и доселе невиданного. Триклиний наполнился такой тишиной, что слышалось, как масло горит в лампах, или как птицы горделиво выхаживают по саду. Однако, тишине не суждено править в сей обители. Заиграла музыка. Неспешно, местами тихо, она лилась мягко и спокойно, будто ручей воды. Непонятно почему, но присутствующие точно знали, что это ручей перерастет в реку, бурную, с порогами и крутыми поворотами. Но это должно случится впереди, этого надо ждать, заставляя гостей теперь лишь предчувствовать это. Сейчас же музыка играла спокойно, басами отбивая ритм сердца гостей. Вот девушка из роз встрепенулась раз, за ним второй, и плавно, могло даже показаться, немножко лениво, начала свой танец. Ее руки мерно рассекали воздух, как будто бы она обнимала кого-то невидимого, как будто гладила его ладонью, скользила пальцами по его невидимой коже. Танцовщица, как кошка, терлась и трепетала от этих невидимых прикосновений. Зрители не видели рядом с ней никого, но она видела!! Ее хрупкий стан вторил музыке, раскачиваясь и неспешно прогибаясь под ее влиянием. Спустя немного времени, ее партнер, так для всех кроме неё и невидимый, как будто бы растаял, и ее плавные нежные поглаживания, перешли на себя. Кончиками пальцев правой руки, она ввела по внутренней части левого плеча, неторопливо скользя вниз. Она повторяла это движение несколько раз, но с каждым следующим повтором, нажим её пальцев становился сильнее, и платок, накинутый сверху, мешал этому скольжению. Танцовщица специально чуть-чуть приблизилась к гостям, мягкой и медленной, в такт музыке, походкой. Ей хотелось чтобы гости ближе рассмотрели ее кожу, чтобы прочувствовали ее желание танцевать для них, ее желание отдаться этому танцу. Но не только это она хотела показать. Еще она демонстрировала как этот платок мешает ей наслаждаться собственным телом, чтобы гости, так же сильно как и она, захотели бы избавиться от него. Луций смотрел на девушку, и никак не мог насмотреться. У него совершенно не получалось разобрать, кто же та, что танцует танец. Он вглядывался в лицо, скрытое за прозрачным материалом, но разглядеть его черты не получалось. Под покрывалом виднелись лишь глаза, кошачьи, хитрые и самодовольные устремленные в него, как ему казалось в этот момент. И каждый из присутствующих мужчин, думал точно так же. Каждому из них думалось, что страсть и голод в тех глазах прикрытых платком, адресованы именно ему. Плавная музыка начала ускоряться, ударник прибавил быстроты на своем тимпане, и когда скорость касаний стала невероятной, громким железным лязгом грянули кимвалы, и девушка из роз сдернула платок с головы, кинув его на пол. Музыка вернулась к первоначальному и степенному ритму. А танцовщица, вопреки ожиданиям присутствующих, оказалась еще в одном платке, но уже более прозрачным и более коротком, нежели предыдущий. Луций начал вглядываться еще пристальнее. Ему казалось, что он уже видел эту девушку, что это кто-то знакомая, а не нанятая отцом танцовщица. Там, за платком, начинали проясняться черты лица, но все равно слишком слабо, чтобы разобрать их. Ломая глаза в бесполезных попытках, Луцию лишь казалась, что танцовщица слегка закусила свою нижнюю губку, наслаждаясь плавными движениями пляски. Интрига захлестывала больше и больше. Он понимал, что хочет ее даже не зная, кто она и откуда, не зная, как выглядит ее лицо и сколько ей лет. Платок, оставшийся на ней, не закрывал оголенные предплечья, украшенные золотыми браслетами. В тусклом освещении, эти руки двигались, словно грациозные змеи заколдованные дудкой факира, заставляя смотреть только на них и не думая больше не о чем. Их белизна, их молодость притягивали взор, казалось, что они пахнут не тронутой юностью и наивностью. Девушка продолжала танцевать, только теперь ее кисти скользили не по плечам. Теперь они двигались от шеи, стекающими скользящими движениями вниз, проходили вокруг небольшой груди, описывая полукруг около каждой, достигали упругого, немножко выпуклого живота, и поднимались обратно, захватывая те же области. Снова застучали ударники, разгоняя темп музыки, снова последовал бой кимвал и девушка, быстрым движением рванула пояс, обвязанный вокруг талии. Но не сняла его, а лишь показала белоснежный живот, с родинкой над пупком, и ловким движением замоталась обратно. Музыка вновь вернулась к привычному темпу. Флавиан, возлегающий дальше всех от мнимой сцены, почувствовал нетерпение. Он быстрее других очаровался танцем, и жаждал чтобы танцовщица скорее сняла и второй платок, и когда этого не случилось, дыхание сперло от досады, а где-то внутри еле заметно, проступил гнев. Собственно говоря, про который он тут же забыл, потому что танцовщица так плавно и так изящно двигала бедрами, скользила руками по небольшим холмам груди, ласкала свою шею и руки, что гнев быстро ретировался, уступив свое место возбуждению. Она продолжала танцевать, то приближаясь то отдаляясь от гостей. В один момент она приблизилась к Луцию, и нежно коснулась его щеки кончиками пальцев. Юноша, совершенно не осознавая что происходит, протянул к ней руку, пытаясь схватить танцовщицу и привлечь к себе ближе, но она словно облако, выскользнула она из его объятий, оставляя в мальчишеской руке лишь тот платок, который укутывал талию. Этот трюк смотрелся так гармонично, будто был отрепетирован до этого, хотя конечно, это не являлась правдой. Луций притянул к себе платок и жадно вдохнул запах тела, которой еще оставался на нем. Ноздри его расширились. В этом вдохе сосредоточилась жадность и похоть одновременно. Флавиан заметил это и еле заметно улыбнулся, однако не успел скрыть свою улыбку от Кандида, тоже наблюдавшего за ним. Танцовщица продолжала двигаться, заставляя своими стройными ногами и руками, биться мужские сердца в учащенном ритме. Повернувшись спиною к гостям, она обхватила края верхнего платка пальцами и тихонько потащила его вперед. Он, повинуясь ее желанию начал спадать с головы, но делал это очень медленно, завораживая и притягивая взгляды. Сначала из-под него появились волосы, разбросанные по плечам и спине в беспорядке, вьющиеся, и черные как смоль. Даже в этих волосах чувствовалась энергия танца. На каждый ее изгиб в такт музыки, они отвечали ей мерным покачиванием, спаданием с плеч на спину, трением между собой, открыванием кусочков спины, видневшихся под ними. Когда платок все-таки покинул затылок она повернулась, придерживая его прямо над носом, открывая на обозрение свои черные алмазные глаза. Сколько же в них читалось кокетства, озорства, жизни и хитрости. Маленькими шашками она снова приблизилась к Луцию, и снова отошла от него, лишь только тот протянул руки на встречу. В этот раз ему не разрешалось стянуть его. В этот раз платок сам по себе полетел вниз, делая танцовщицу узнаваемой для всех. Это была Авелия. Насколько же красивой она смотрелась в этой воздушной юбке, под которой слегка просвечивала тоненькая, почти невидимая, набедренная повязка. Как же грациозно двигалась она в полоске из кожи, поддерживающей грудь, прилегающей неплотно, так что при определенных движениях ее нижняя часть открывалась взору гостей. Авелия являлась богиней сегодняшнего вечера, амазонка с растрепанными и живыми волосами, всевластная и всемогущая. Ритм музыки то разгонялся, то останавливался, и невозможно было предугадать, что произойдет в следующую минуту. Танцовщица продолжала танцевать, величественно извиваясь перед публикой. Руки скользили по открытому телу, задевая грудную повязку, заставляя ее сдвигаться с места, открывая на секунду молодую грудь, и закрывая ее обратно, не дав зрителям и нескольких секунд насладится зрелищем. Ловким движением, она сгребла волосы в копну и перебросила их через плечи, так чтобы они не закрывали ее тело от зрителей, и продолжала танцевать. Луций чувствовал, что теперь он находится не в своей власти а только в ее, и если бы сейчас его госпожа сказала бы разбить голову о стены, то он бы выполнил это с великой радостью. Кровь бурлила в жилах, будто лава в вулкане, на глаза нашла пелена застилающая все вокруг кроме нее, уши отказывались слышать, точно в них положили вату. Он чувствовал ломоту в костях, от безумного сумасшедшего желания, с которым не мог справиться, да и по правде говоря, не хотел справляться. Ее тело звало к себе, манило. Он уже чувствовал, что сейчас сорвется с места и унесет ее подальше от всех, однако, остатки здравых чувств смогли превозобладать и успокоить разгорячённое естество. В душе юноша уже молился своим богам, чтобы танец поскорее закончился, потому что справляться с собой сил, оставалось меньше и меньше. А она продолжала заигрывать с ним, и со всеми остальными одновременно. Бедра еще несколько раз качнулись, скрываемые под юбкой, но и этому суждено было прекратиться. Её тоненькие пальцы потащили юбку вниз, освобождая из плена красоту собственного тела. На свет явились трусики, тонкими линиями закрывающие прелести танцовщицы. Она продолжала извиваться. Чувствовалось, что в этот момент она сама себя любит, сама себя хочет. С каждым новым наклоном или поворотом, воспаленному вниманию Луция, открывались новые, неприкрытые части ее тела. Пухлые белые ягодицы, двумя свежими булочками, вырастали из-под повязки, заставляя сердце Луция колотиться с бешеной силой, особенно тогда, когда она находилась к нему полубоком, и плавными облегающими движениями вела руками по своему бедру снизу вверх. Еще чуть-чуть и контроль будет потерян безвозвратно. Он решил попробовать переключить внимание, чтобы хоть как-то успокоится. Глаза занимались поиском того, чем бы отвлечься, но тщетно. Словно завороженный, краем взгляда, он все равно ее видел. Рядом, на столе стоял бокал вина, который он осушил залпом. Ничего не могло его отвлечь. Как околдованный, он смотрел только в ее сторону, будто кролик повинующийся удаву, не в силах отказаться от нее и отвести взора. Авелия же ловким движением сдернула с груди повязку, прикрывшись лишь волосами, спадавшими с плечей. Голова молодого человека чуть не взорвалась от напряжённости. Луций слышал ее дыхание когда она гладила себя по груди, видел ее томный заигрывающий взгляд, когда мраморные пальцы прикоснулись к набедренной повязке, показав на мгновение, молодую поросль под ней. Все вокруг него закрутилось кувырком, голова сделалась тяжелой, мысли, переплетаясь в один огненный клубок, не давали сосредоточиться на чем-то одном. Только об ней он думал, только ее одну ему было надо. Юноше казалось, что даже дышат они в такт, то глубоко, то с замиранием, то громко выдыхая из живота огромную порцию воздуха. Вот набедренная повязка, задевая аккуратные колени, поползла вниз, оставляя ее как Афродиту, вышедшую из пены, нагую, сильную и прекрасную. Одной рукой она прикрывала грудь, вздымающуюся от усталости танца, другой прикрывала низ, оставаясь при этом самим совершенством. Музыка утихла, оставляя в воздухе лишь ее сбившееся дыхание, которое не могло быстро восстановиться после танца. Утих и триклиний. Каждый, кто стал свидетелем этого танца, переваривал сие событие. Оно было божественным, грациозным, одним единственным в своем роде, и самое главное, увиденным впервые. Авелия, уставшая и немного вспотевшая, буравила черными быстрыми глазами зрителей. И это возымело действие. Кандид приподнялся на своем ложе, вытянул голову вперед и стал медленно, но громко и выразительно, хлопать в ладоши. Звук этих хлопков, одинокий и сильный, метался по триклинию отражаясь от стен, пола и потолка, и растворяясь в ночи сада. Вслед за Кандидом аплодисменты поддержал Флавиан, за ним Луций, который уже не мог усидеть на месте, вытянувшийся во весь рост и хлопавший в ладоши так не истово, что казалось не танец он только что видел, а сам Аполлон с золотой кифарой в руках, выступал пред ними. Гости присоединились громкой овацией. Хлопали и рабы, никогда не видевшие ничего подобного. Но радостнее всех била в ладоши Эмилия. Ведь данный танец был отличным поводом похвалиться перед старыми подругами в Карфагене. А Авелия так и стояла недвижимая, перед ложами пирующих, как прекрасная обнаженная нимфа с распущенными волосами, желанная и недосягаемая как звезда. Флавиан жестом разрешил ей уйти, и она в тот же миг, подняв свои игривые глаза на Луция, почему-то сконфузилась. После, подняв платок лежащий рядом, быстро обвязалась им, и с румянцем на молодых розовых щеках, загадочно улыбаясь выбежала из триклиния.

– Каково тебе?? – спросил Флавиан Кандида, занова уволившегося на кушетку.

– Да!! Признаться, слыхал я про этот иудейский танец, но не думал, что он настолько прекрасен, и так будоражит естество внутри. Кровь во мне старая, а забурлила так, что в пору и молодым фору давать, – при этом он рассмеялся, косясь одним глазом на Луция. Юноша уже успокоился окончательно, и ответил ему улыбкой.

– Мы с Луцием купили их случайно, чтобы как-то сгладить тоску по Карфагену и развлечь себя. И признаться до сих пор не знали, что нам так с ними повезло. Теперь же она дожидается его в кубикуле. Да и где ей еще быть?! Ты видел сына? Я думал, он заживо сгорит от её танца, – Флавиан весело дружески засмеялся и потрепал Луция за голову.

– Надеюсь, он не посрамит славный род Флавиана, и покажет этой наложнице, что после этаких танцев, римлянина не так-то просто усладить и успокоить!!! – при этом он заржал как сивый мерин, хлопая себя по ляжкам, и подмигивая Луцию, который немного засмущался, и отвечал присутствующим лишь глупой улыбкой, гуляющей на лице.

Ужин подходил к концу. Пришло время десерта. Рабы уставляли стол амфорами, только что отмытыми от грязи и плесени, несущими с собой запах сырости винного погреба. Но боках сосудов, в нижней их части, плохо виднелись надписи, и только приглядевшись можно было что-то разобрать: Фалернское вино, и цифры пятьдесят шесть. Дамы зажмурились в предвкушении, это вино считалось самым удачным урожаем за последние несколько лет. Сосуды распечатали, и зал наполнился фруктово-кислым ароматом. В триклиний внесли большой ушастый кратер, с широким горлышком, для смешивания вина. На его дне уже томился разлитый жидкий мед. Амфоры перевернули в него, и темно-красное вино, словно кровь из артерии, брызнув потекло внутрь. Откуда-то из темноты появился раб, несущий перед собой огромные золотые кубки. Позади его семенила рабыня, тащащая на плече сосуд с водой. Вмешав содержимое, и раздав полные до краев кубки гостям, Флавиан предложить выпить за здоровье и долголетие их общего друга Луция Пизона, и так же чтобы всё что он пожелал, сбылось. А чтобы пилось веселее, предложил отхлебывать по пол кубка залпом, за каждую букву его имени. Задорную затею поддержали все кроме Луция, который, отнесся к пожеланию отца сначала с готовностью, но в последствии недопивал вина. Тому была причина. Причина основательная и серьезная, дожидающаяся его в кубикулуме. Все его мысли занимала Авелия, то как она ждет его на кровати, то как он насладится ее телом, упьется вкусом ее губ, пропитается ароматом ее волос. Он не слышал веселых шуток гремящих за столом, больше не мог понимать предмета разговора. Точнее пытался его уловить, однако спустя несколько минут терял нить беседы, утопая в фантазиях грядущей ночи. Никогда в жизни он не желал девушку так сильно, как сегодня. Это было даже не желание, а какое-то помешательство. Оно столь сильно занимало его, что временами юноше казалось, будто бы плевать ему на все законы этикета, на гостей, даже на родителей, да и вообще на всё, лишь бы только покинуть эту злосчастную пирушку. Чем больше тянулось времени без неё, тем больше он начинал раздражаться. Толстый патриций и Кандид начинали откровенно злить, своими, казалось бы, безобидными шутками. Отец замучил намеками и подмигиваниями. Юноше начало казаться, что рабы смеются над ними, или, по крайней мере, снисходительно улыбаются, видя в нем маленького неопытного щенка, у которого сегодня будет дебют на арене. Но Луций терпел. Терпел потому что знал, что такое честь. Знал, как тяжело ее заслужить и как легко потерять. Знал самое главное правило, которое талдычил ему отец, наверное, каждый день – всему свое время! Не торопись! И Луций не торопился. Он ждал, гримасничал и скрывал от всех свое настоящее настроение, потому что сейчас, так было необходимо.

Однако у всего есть предел. Уже через несколько часов, пир наконец-то закончился. Гостей, хвативших через чур лишнего, разносили по лектикам, складывая ласково и осторожно, так чтобы они не проснулись. Каждый раб прекрасно понимал груз ответственности. Он знал, что если хозяин неожиданно пробудится, то это может очень дурно закончиться, просто потому что он сейчас пьяный. А получить кучу плетей просто так, разумеется, никто не хотел.

Луций чуть ли не бегом, помчался в свой кубикул, предвкушая чудесную ночь, а точнее, глядя на пропадающие звезды с неба, предвкушая чудесное утро. Ворвавшись в дверь, как разъяренный муж и пылкий любовник в одном флаконе, он приблизился к кровати, полный неутолимого желания и предвкушения. Глаза в секунду привыкли к полумраку, и выхватили из темноты ее, лежавшую на ложе, полубоком, спиною к нему. Какого же было удивление молодого человека, когда ответом на его появление, стало лишь мерное посапывание. Он так бежал, так трепетал, так желал ее, что увиденное его несколько надломило. Авелия, в ожидании своего принца, заснула. И что же делать??!! Вот ведь странный вопрос??!! Луций улыбнулся, однако ничего не предпринимал. Точнее, не то чтобы совсем ничего не предпринимал, что-то он все-таки делал. Он любовался ею, ведь девушка во сне была еще прекраснее. Её тоненькая рука тянулась белоснежной изогнутой линией по бедру, вторую она подложила под голову, спрятав кисть в копне черных растрепанных волос. Спина безмятежно двигалась, повторяя такт дыхания, то чуть поднимаясь, то немного опускаясь. Ножки она прятала в его одеяло, под которым слегка подогнула их, как делают дети, желающие поскорее согреться. Неожиданно он почувствовал новый запах, который стоял в комнате, и доселе, которого тут не бывало. Луций сразу разобрал – так пахли лилии. Они лежали рядом с ней на кровати. Цветы, сложенные в несколько букетов почивали вместе с ней, а остальные остались просто разбросанными по полу. Как же прекрасна смотрелась она в это мгновенье. Будто бы Селена спустилась к нему, в прозрачных воздушных одеяниях. Но Авелия не была такой холодной как богиня Луны, напротив, она согрелась на шерстяном матрасе, и теперь дарила тепло комнате, да что там комнате, всему дому. Луций немного приблизил лицо к ее шее и увидел маленькую испаринку под волосами. Запах чего-то молочного, молодого и теплого ударил в нос. Какое-то новое чувство гуляло в нем, словно ветер по полю. Юноша действительно не понимал, что он сейчас чувствует. Он не понимал хорошо ему или плохо, тяжело или легко, он вообще не мог решить, как ему сейчас. Глядя то на нее, то в пустоту комнаты, Луций не мог унять переживаний, одновременно потряхивающих и будоражащих растравленную душу. Белизна ее кожи манила и останавливала одновременно. Луций смотрел на Авелию и никак не мог насмотреться. Он буквально поедал ее глазами, и при этом боялся сделать первый шаг. Более того, он совершенно заблудился в себе. От своего бездействия юноша присел на кровать. Авелия заново приковывала его внимание. Юноша чувствовал, как либидо нарастает в нем, что от желания начинает кружиться голова и стучать виски, но он не хотел ее побеспокоить. Нет, не побеспокоить, скорее вспугнуть. Поднеся руку ближе, он нежно дотронулся кончиками пальцев до ее руки. Кожа был мягкая, упругая и бархатистая. Авелия ответила на касание, но не просыпанием, а каким-то бурчанием, и громко причмокнув, продолжила свой сон. Луций лег рядом с нею на соседнюю подушку, закинул руки под голову и стал смотреть в потолок, туда, где темнота покрывала всё полностью, а барельефы в углах казались неразличимыми. Подумать о чем-то одном не получалось, мысли путались, наверное, усталость вечера начала забирать своё. Глупая улыбка появилась на юном лице, просто так, без причины. Он лежал и радовался, не понимая чему или кому, просто радовался проведенному дню, ужину, да и всему остальному вокруг. Ему было хорошо. Такое хорошо бывает у всех, правда не часто, но все же бывает. Беспричинное, стихийное, заставляющее любить и умиляться всему в округ. Хорошо, заставляющее не замечать плохого, а если все-таки замечать, то перешагивать через него, сразу же забывая. И всё-таки!!! Мужское естество никто не отменял. Голод, так неистово пробуждённый танцовщицей, никуда не девался!!! Юноша повернулся лицом к своей богине. Однако та и не думала просыпаться. Луций специально кашлянул, дабы звуком этим пробудить прекрасную Венеру, однако сей маневр, эффекта не возымел. Более того, Авелия отвернулась от него в другую сторону, свернулась калачиком, заставляя простыню покрытую сверху, принять соблазнительные формы её тела. Зевс Всемогущий!! Обтянутые шелком, спортивные, сильные, немного приподнятые кверху ягодицы, заблестели тканым лоском в ночной темноте. Глядя на них, словно вылепленных из глины величайшим скульптором, или нет, сотканных богом, у Луция закружилась голова. Не взять теперь Авелию стало бы преступлением. Томление, зажжённое еще на пиру, больше не могло раздуваться!! Оно взорвалось!! Юноша, не ведая ничего кроме неё, сгреб Авелию в охапку. Поцелуи, словно тысячи стрел Аполлона, обрушились на еще спящую девушку. Горячее дыхание, словно раскаленная домна, наполняли комнату жаром. Сильные руки похотливо шарили по девушке. Авелия, первый раз за долгое время, заснувшая на кровати, не сразу сообразила, что происходит. Уж больно сладко и вольготно лежалось на пуховых подушках. Однако, следуя в кубикулум Луция, подгоняемая пошлым охранником, девушка понимала, зачем ее туда ведут. Она не сопротивлялась. Смысл что-то доказывать рабу. Тоже мне всезнайка!! Пускай болтает. Авелия, почему-то считала, что Луций не позволит себе ничего такого. Что с ним можно договориться, так ей казалось. Откуда она это взяла, не известно, но как говорится, женщина сердцем чует. Вот девушке и казалось, что Луция она чувствует именно сердцем. И какого же было ее удивление, когда проснулась она не от сердца стучавшего с ней в унисон, а от грязных объятий и поцелуев, обволакивающих ее, словно бешеный ливень. Вместе с приходом сознания, проснулась ненависть, злоба и вражда. Авелия, буквально кипела от смущения и негодования. Не отдавая себе отчет!! Не ведая и не задумываясь о том, что будет дальше, девушка принялась обороняться. Хотя, такая оборона называется атакой. Она не стала увиливать от него. Напротив!! Словно обезумевшая пантера защищающая свой выводок, бросилась она слона, в образе Луция. И как бросилась!! Девушка не пыталась царапаться или кусаться!! Нет!! Маленькие, грациозные пальцы сомкнулись в кулаки, оголяя белеющие костяшки. Отец когда-то учил ее бить человека. Учил просто так, на потеху, а вот пригодилось!!! Град, не чувствительных, но всё-таки ударов обрушился на юношу. Луций не сразу понял, что это вообще такое. На какое-то мгновенье ему показалась, что это Авелия так распалилась, и не сдерживая больше чувств пытается воспламенить и его. Однако, это иллюзия начала сходить на нет, когда карфагенянка подключила к обороне колени. Скок – скок, застучали они по телу Луция. Окончательно же он разуверился в своих доводах, когда остановившись в непонимании, смел уставится на предмет своих вожделений. И секунды не пришло, как выверенный хук справа, словно острая зубочистка, вонзился в левую щеку. Луций совсем остолбенел. Придя сюда, в свою комнату, он ожидал чего угодно, но точно не того, что избранница начнет его колотить. Фаза осмысления несколько затянулась. Он, будто бы окаменел, нависая над ней и ничего не предпринимая. Больше не дралась и она. Кроме того, Авелия даже испугалась, ибо удар, тот что заставил Луция остановиться, показался ей слишком сильным. Девушка испугалась за него, при этом ненавидя и злясь. Луция же на самом деле, не столько тронул удар, сколько факт этого удара. Чтобы его кто-то ударил?? Да такое невозможно. Первое, что защищало от покушений подобного рода – это авторитет отца. Второе, больше для сверстников конечно, но Луций действительно был силен, и любой задумавший драку прежде чем полезть, очень крепко подумал бы. А тут!!! На тебе!! И прям в морду!! Прямо со всего размаха!!! Очень обидно и странно!! Луций отполз на другую сторону кровати и замер. Юноша действительно не понимал, как на это реагировать??! От кого он получил эту оплеуху ?? От рабыни?? От девушки?? Что-то непонятное происходило в его душе. Смятение, пожар!! Не зная что делать и как на это реагировать, Луций уставился на неё. Эта хрупкая девушка, прячущая срам под одеялом на другой стороне кровати, смотрела в ответ. Однако ее взгляд не выглядел растерянным. Наоборот. Собранная воедино, готовая броситься в любой момент, и не делающая этого только лишь потому что ждала какого-то действия от Луция. Авелия готовила противодействие, и сама на рожон не собиралась. Повисла пауза. Оба молчали. Оба думали. Первый, не выдержал Луций. Протрезвевшим языком и со злобной обидой он начал: – Что это было??

Авелия не отвечала. Она смотрела на соперника еще глубже куталась в одеяла, как будто то были не шелковые ткани, а железная броня. Девушка не успела успокоиться, и потому оказалась не готова к разговору.

– Ты глухая?! – продолжал Луций уже раздраженно.

– Нет – прошипела та, как будто бы из засады.

– Тогда повторяю вопрос. Что это было?

Мысли Авелии остановились и потихоньку стали приходить в порядок.

– А на что похоже? – прошипела она. Мыслей о том, что она поступила неправильно, даже намека на это, в голове не присутствовало. Луций получил по делу и точка.

– За что ты меня ударила? – как-то потерянно продолжил Луций. Тон которым Авелия прошипела ему ответ, перестроил его на ее позицию. Слишком уж уверено девушка говорила. Так может отвечать только тот человек, который абсолютно уверен в правильности своего ответа. Однако это забытьё, эта еле чувствительная слабина, моментально начала сходить на нет. Луций вспомнил кто он, кто она, и где они находятся. Прерывая самого себя, он продолжил:

– Как смела ты, поднять руку на меня?

Теперь пришло время смущаться Авелии. Вглядываясь в темноту, она уже не видела страстного Луция. Того пылкого любовника, что требовал от неё страсти больше не существовало. Теперь, из сумрака кубикулума с ней беседовал хозяин. Властный, высокомерный, непреклонный и всемогущий. Страх, умело вбитый в сознание еще на корабле, побежал по жилам вместо злости и ненависти. Авелия почувствовала, что былая уверенность тает с каждым мгновеньем. Она размякла, она раскисла, а от прошлой решимости не осталось и следа.

– Я защищалась!! – пропищала она сквозь подступающие слезы. Комок в горле, раздувался сильнее и сильнее, мешая ей говорить дальше.

– От кого ты защищалась? – спокойным железным голосом вопросил Луций.

– От тебя!! – уже сквозя всхлипы, простонала Авелия.

Как же жалко она смотрелась в этот момент. Характер Луция не успел пока сформироваться полностью. Ему стало жалко плачущую девчонку. Надменный вид пропадал, превращая надменного хозяина обратно в доброго юношу.

– Что же это я такой страшный что ли?? – проговорил он улыбаясь.

– Не страшный, – отозвалась из противоположного угла девушка, чувствующая собеседника, – а только так не по-людски!!

Луций обалдел от такого ответа. Чего угодно ожидал он услышать от неё, но только не такую реплику. Живой, мальчишеский интерес заиграл внутри новым волшебным блеском. Кроме того, и сам того до конца того не осознавая, он тоже ощущал некую неправильность ситуации. И неправильность эта исходила именно с его стороны.

– А как по-людски?? – он фальшиво хихикнул, напуская на себя беспечности.

Авелия немного успокоилась. Глядя на Луция она твёрдо понимала, что, по крайней мере сейчас, он не бросится на неё. Хватка, с которой она прижимала одеяло к себе, ослабла. Девушка задумалась. А действительно, какого сценария она ожидала?? Что он сделал такого, что перечило бы правилам или попрекало какие-нибудь законы. Ничего!! Это при том, что ее статус рабыня, а его хозяин. Авелия уставилась на него в поисках какого-нибудь ответа. Луций в свою очередь ее, этим ответом удостаивать не собирался. Поэтому девушка сидела на кровати и внешним видом походила на рыбу, только что вытащенную из воды. То есть, абсолютно ничего не понимая. Умного, в голову ничего не лезло, а между тем, ответить, хотя бы что-нибудь, надо. Зато лезло глупое!! Хотя почему глупое? Это можно назвать и неподтвержденным, или может быть, желаемым!!! Авелия знала, прекрасно знала, какой смысл вкладывался в фразу «не по-людски». Что тут греха таить? Луций ей успел понравиться. Быть может даже больше чем понравился. И, наверное, это и являлось основным припоном. Если бы на неё накинулся Флавиан, или её б отдали в наложницы Кандиду, тут всё понятно. Но Луций!! Луций совершенно другое дело!! Глядя на него, и пускай для Авелии он небожитель, что-то недосягаемое, что-то невозможное. Но сердце!! Женское сердце уже выстукивало па в его сторону. Фантазии, самими дикими грезами рисовали юношу совершенно другим: нежным, заботливым, сильным. Она придумала его для себя. Поверила, в то что придумала. А тут!! Э-эээ-х!! А тут реальность!! Девушка еще раз окинула взглядом хозяина. Теперь и навсегда, именно хозяина, а не веселого юношу. Луция, парня из своих фантазий больше не существовало. Он умер так и не успев родиться. Только что, и теперь навсегда.

– Простите, – пробормотала Авелия, таким языком, которым говорят последнее слово, проговорённые на эшафоте. – Я!! Я как-то непроизвольно, – Авелия начала заикаться, – Я просто не такая!! – слезы хлынули из глаз, но она держалась. Ни одного всхлипа!! Девушка аккуратно отложила от себя покрывало, оставшись пред ним в одной сорочке на тоненьких бретельках. Глядя мокрыми глазами вперед, куда-то сквозь Луция, карфагенянка начала снимать и ее. Правда не через лямки, а почему-то через голову.

– Стой, – прервал её Луций.

Что было это «стой» в ночной тишине??? Это жизнь забрезжила слабым, бессильным лучом. Это сердце, нетронутое девичье сердце, заново застучало. Это смысл, только что успевший разбиться начал склеиваться воедино. Это душа, выпотрошенная и мертвая, подала жалобный писк надежды.

Авелия отправила рубашку обратно и как-то непроизвольно притянула одеяло к себе. Слезы остановились. Она смотрела на него взглядом молящим о продолжении, она безмолвно умаляла продолжить Луция, воскрешать в ней надежду и жизнь. Она просила, как можно дольше сохранить в ней жизнь человеческую, а не скотскую рабскую.

– Ты не ответила на мой вопрос. Как по-людски?? – каким-то мнущимся, стесняющимся голосом продолжил он. Однако, после сказанного, вновь продемонстрировал некоторое пренебрежение к ситуации, разулыбавшись.

Авелия собралась с духом. Чему быть, тому не миновать!!! Как говорится, перед смертью не надышишься!! Боже, но как же не хочется сознаваться пред ним сейчас. Подумать только, ведь еще мгновение назад молила Бога о надежде, а теперь получив её, хочу просить об отсрочке этого разговора. Нет!! Это нечестно. Больше не посмею ни о чем умолять. Она еще раз бросила взгляд на Луция. Тот, можно даже сказать, с каким-то нетерпением ждал её исповеди, или если точнее, ответа на свой вопрос. Глубоко вздохнув, Авелия начала:

– Мой ответ зависит, – она задумалась, но продолжила практически сразу, – он зависит от того, кем ты меня видишь, господин.

– А кем же мне тебя видеть? – практически прервал ее Луций.

Авелии терять было нечего. Уже с уверенностью она начала:

– Кого ты во мне видишь? Рабу? Твою личную игрушку? Или, – уверенность пропала, а тон стал в несколько раз тише, – или девушку?

Луций, выпотрошенный сегодняшним днем, казалось бы, наизнанку, оказывается еще мог удивляться. Иудейка ловко передала права ведущего ему. Теперь ему необходимо отвечать, вместо того, чтобы послушать Авелию. Хотя, если быть совсем честным, эти права и так были у него в руках. Ведь от его слова, или от его желания зависла дальнейшая судьба Авелии. Да и не только Авелии, а любого раба, принадлежавшего их семье. И тут вопрос иудейки приобретал вполне себе, логичный смысл. Кого он видит в ней? Юноша уперся в девушку глазами и растерянно рассматривал. Причины тому были самые, что ни на есть, весомые. Правда, если откровенничать до конца, то его весомые причины, были точно такими же, как и у нее. Авелия интересовала юношу. Но как?? Он пока не задавался этим вопросом!! Причем совсем не задавался!! Девочка казалась ему хорошенькой, симпатичненькой, интересненькой. Следуя этой логической цепочке, получается и проблемы, вроде, нет!! Ан нет!! Все-таки есть!! И еще какая!! Так в чем же дело??? А в том, что раньше девушек, подобных Авелии, не красотой, хотя и красотой тоже, он не встречал. Рим диктовал свои законы!! Следую сводам негласных правил великого города, любая, действительно любая девица, взирая на чины и происхождения, с огромным удовольствием составила бы ему партию. Но речь не про девицу. Речь про рабыню, про наложницу, купленную для утех и так себя ведущую. Сегодня, мало того что он получил по башке, так Авелия еще и первый раз в жизни его отвергла. Так сказать, за всех остальных, испорченных и обманутых. Луций почесал щеку. Сейчас он знал точно, что карфагенянка ему не безразлична, но как правильно толковать свои чувства? Как, самому в них разобраться? Одно становилось ясно совершенно точно. Авелия не та, которую можно взять силой. Точнее, взять то можно, но не можно. Как это понять хотя бы самому, потому что объяснить это кому-то другому, действительно не хватил сил и красноречия. Да так и понять!!! Обладать ее безумно хочется, но не варварски. Авелия, словно что-то драгоценное, являлась чем-то новым, тем, с чем обращаются хрупко и трепетно. Она была каким-то жизненным вызовом, который необходимо принять. Вот только не понятно, что в дальнейшем считать победой в этом вызове. Каким-то неведомым чутьем Луций знал, что эта девушка может быть его, должна быть его, и обязательно будет. Но также юноша понимал, что она совершенно другая, и обладать ею, не значит взять силой, это означает получить ее добровольно!! Сделать так, чтобы она сама захотела отдаться в его руки, чтобы вся и без остатка. С пониманием этого, приходили и дальнейшие отгадки на появившиеся вопросы. Юноша понял, что ее любовь, это и есть та высшая награда. Что только тогда он и будет счастлив, когда Авелия станет его, но по собственной воле. Но он никогда не ухаживал не за кем!! Просто не нужно было. Любая млела от одного только его взгляда, подгоняемая отцом, которому подобные отношения сильно бы позолотили ручку. Но у Авелии отца нет. Ей никто не подскажет. Как правильно показать ей свое внимание, ведь неправильно я уже показал и получил по голове. Да, вот тут начинались проблемы и неуверенность. А как только мужчину посещают чувства подобные, он превращается в идиота. Но с ней нельзя быть идиотом. Такие девушки не растрачиваются на идиотов!! Луций запутался. Он бросил в неё молящий о помощи взгляд, но Авелия не разобрала его.

– Я не знаю!! – соврал он в ответ, – Я еще не решил… Он пристыженно опустил голову.

Однако, такой ответ для Авелии оказался дороже жизни. Как уже говорилось, она и сама боялась этих светлых чувств и не особо верила, что здесь, в рассаднике зла и разврата, она может влюбиться. Еще больше девушка не верила в то, что чувства эти могут оказаться взаимными. И, признаться не верила совсем, ну может быть самую чуточку, что избранником может стать молодой наследник. Черные глаза во мраке комнаты уставились на избранника. В уголках как-то сами собой собрались бассейны слез. Он ничего не сказал, но тем не менее, сказал всё. От переживаний у девушки закружилась голова. Воздух в комнате стал заканчиваться, вместе с силами. Авелия поняла, что не может больше разговаривать, отстаивая свою точку зрения. Она не может больше ничего. Голова упала на пуховую подушку. Силы покидали ее столь стремительно, сколько быстро вода может уходить из разбитого сосуда.

– Простите, – бросила она, теряя сознание.