Изначальное

– Я также был более высокого мнения о вас.

Зал, уже не первый раз за сегодня, накрыла гробовая тишина.

– Продолжай, – грозно повелел нахмурившийся монарх.

– Тайные коридоры многому учат, особенно если не подглядываешь за кем-то, а смотришь прямо в себя. Мне хотелось выйти последним, но я понял, что священник занял это место с самого начала. Имя мое, мой пароль – Сарказм, но мне ли одному принадлежит он? – закончил свою речь Шут и выхватил из-за пояса кинжал.

– Постой, – крикнул Король, но было поздно, узкое лезвие легко вошло под цветные лоскуты бархатного костюма и пронзило сердце.

– Пятый вышедший станет палачом и сам выберет свою жертву, – провозгласил над ним, словно панихиду, герольд.

Король закрыл лицо руками, друг, единственный человек в королевстве, с которым возможны были беседы на любые темы, даже самые сокровенные, покинул его, он (король) сам сделал все, чтобы это произошло.

Ладонь Короля взмокла. «Надо же, у меня есть слезы, может, это дар, ценнее всех богатств, сокрытых в моих подвалах».

– Дамы и Господа, – не меняющимся при любой ситуации голосом проорал герольд, – Священник.

– Ты опоздал, – не глядя на вошедшего, прохрипел Король.

Святой Отец, нисколько не смутившись, ответил, указывая на мертвого Шута:

– Ты о нем? Так самоубийце не полагается священник.

– А кому вообще он нужен? – поднимаясь с места, спросил монарх тоном, от которого у опытных придворных защемило в груди.

– Тебе, Король, – все так же невозмутимо сказал Святой Отец.

– Известна ли тебе твоя участь? – наступал Король.

– Известна ли тебе твоя? – парировал последний участник игры.

– Что ж, вразуми меня перед тем, как получишь награду опоздавшего, – ухмыльнулся монарх.

– Извольте, Ваше Величество, – Священник подошел к телу Шута и вынул из сердца кинжал. – Спросите себя, кто же покинул вас сегодня?

– Юная Леди, – вспомнив, ответил Король.

– Да, – подтвердил Священник, – а вместе с ней Обида. Затем, если я правильно предполагаю, свой пост оставил палач, то есть Гнев.

– Потом Фаворитка, – поспешил вставить Король.

– А с ней вас оставил Блуд, и последним из самостоятельных выходов из свиты стал Рыцарь, с ним, Ваше Величество, вы лишились иллюзий.

Король молча слушал, нахмурив брови, нервно перебирая кольца на пальцах.

– Шут убил себя, – задумчиво произнес он, – значит сарказм…

– Конечно, – закивал Священник, – твой сарказм уничтожил себя сам, изжил собственную природу.

Король начал догадываться, куда клонит Святой Отец.

– Что же есть ты, Священник, каков твой пароль, что должно быть умерщвлено?

– Я есть Гордыня, ее ты должен победить в себе, – Священник протянул Королю окровавленный кинжал.

– Я должен убить тебя? – почти в ужасе вскричал монарх.

– Не меня, гордыню, – Священник улыбался.

– Я не понимаю, – обескураженный Король стоял перед Священником в нерешительности, двор позабыл, как дышать, а Время, окутавшее Бальный Зал своею сетью, остановило ее движение окончательно.

– Время, проведенное в тайных коридорах, позволило задать мне самому себе вопрос – не будет ли Высшей Гордыней взойти на Голгофу и принять собственную смерть во имя жизни остальных, сделав это прилюдно?

– И как ты ответил на этот вопрос? – прошептал Король.

– Ответ в твоих руках, – снова улыбнулся священник и вложил кинжал в разжатую королевскую ладонь.

Явление Христа

Прозреть истину – не великий труд.

Жить по ней – тяжелый подвиг.

1

Сколько бы раз Иисус ни являл себя Человеку, он видел изумление, удивление, неприятие, замечал зависть и даже страх, но не находил любви. Глаза встречного омывались слезами горького сожаления, а не радости единения, руки складывались в молитвенный жест вместо раскрытия объятий, мысли же нашептывали о собственном ничтожестве, но не воспевали всеобщее величие.

Так было в Первый Его Приход, когда Вера в Человека стояла плечом к плечу с Верой в Бога. Отец, отпуская от себя Сына, сынами своими полагая всех, ожидал от Встречи соответствия, ибо Сын Его нес в себе любовь ту же, что и заложена была изначально во Всем и Вся.

Явленный же миру людей Иисус спросил тогда:

– Куда идти мне, Отче?

И ответил ему Отец Небесный:

– Иди к грешникам.

– Почему не к праведникам, Отче? – удивился Иисус.

– Иди и к праведникам, только найдешь ли таковых, – напутствовал его Отец.

Праведников и впрямь не повстречал Иисус, хотя внутри каждого грешника видел праведность, а распятый на Кресте, столь ярко воссиял сам, что зажег в каждом дремлющую до того Искру Божию, как согревает своим теплом солнечный луч всякого на тверди земной, пусть и скрывается тот в тени древ или под толщею вод.

Вознесенный Христос, вне мира людей, из мира ангелов в каждом усматривал праведника (от воспылавшей Искры Божьей), но спускаясь «ангельскими путями», находил грешника, в коем властвуют пороки, скрывая во глубине Истину. Многие тысячи раз касался Иисус трепетной дланью маковки Человека, не пропуская никого и никогда, но меняя устои и одежды, неизменным оставался он (Человек), неверующий, к сожалению, ни во что, оттого и не воспринимающий близости единения с Сыном Божьим.

– Отче? – возопил всякий раз Иисус, не покидая «пустыни» людского безразличия.

– Придет время, – отвечал Отец, и Иисус возвращался в мир ангелов.