Изначальное

– Идиот, – фыркнула придворная дама и затянула шелковые шнурки.

Палач появился перед ожидавшим его стражником с нахмуренным лбом, шевелящимися губами и постоянно сгибающим пальцы на руке, то в одну, то в другую сторону. От сложных математических выкладок Палач вспотел, у него разболелась голова так, что он готов был смахнуть ее с собственных плеч своим же топором.

Стражник остановил его:

– Я жду правильного ответа, и тогда проход открыт, нет, ты остаешься подле меня.

Мигрень безжалостной лапой начинала ломать кости черепной коробки, и несчастный был согласен сейчас на что угодно. Он, забывшись, утвердительно махнул головой и тут же схватился за нее обеими руками, взвыв от боли.

– Я начинаю, сэр, – сказал стражник:

– Как налетевший бурный шторм,

Скалистый брег смиряет в пену.

Так кровь, вздувающую вену,

Уйми в себе, уйдет и он.

Палач задумался. С чем он пришел сюда? С головной болью – да, с умением считать до пяти – да, но было что-то еще, не связанное с головой, с разумом, то, что засело в сердце не сегодня, не вчера, а очень давно.

– Гнев, – сказал он громко, головная боль мгновенно отпустила, а стражник указал рукой в нужный коридор:

– Вам сюда, сэр.

Шутовство при дворе сродни цирковому искусству, весело и беззаботно кривляться приходится на тонком канате, под которым бездна. Шут давно просыпался с одним и тем же вопросом – вернусь ли сегодня вечером в эту кровать? В молодости ему казалось, хотя мало ли что кажется в молодости, ровным счетом ничего не сбылось, не свершилось и последние годы растягиваться в улыбке заставляли только лицевые мышцы, сердце в этом процессе не участвовало.

Ожидая (как мы знаем намеренно) своей очереди в тайный коридор, Шут пришел ко мнению, что рад решению Короля, меняющему его, застывшую, подобно мухе в паутине, жизнь среди дворцовой суеты и интриг. Он желал перемен давно, и вот они пришли, финал не имел значения.

Ковыряясь в себе, Шут не заметил, как острый конец алебарды уткнулся ему в лоб, бубенцы на шапке обиженно звякнули.

– Чтобы пройти, нужен ответ, причем правильный, – строго произнес гвардеец.

– Вы поцарапали мне лоб, юноша, – возмутился Шут, вытирая пальцем каплю крови, устремившуюся к переносице.

– Я мог бы пробить его совсем, будь вы понастойчивей, – съязвил солдат.

– Шутить при исполнении – моя прерогатива, – парировал Шут.

– Я прочту вам кое-что, а вы пошутите по этому поводу, – не сдавался стражник.

Он развернул свиток и нарочито торжественно продекламировал:

– Изгибы зеркала не насмешат до слез,

Не испугают до смерти и не изменят суть.

Так стоит ли, средь громов гроз

Промокнуть, отправляясь в путь.

– Я знаю ответ, но подожду, – спокойно сказал Шут.

– Чего же, ваше Веселое Величество? – сыронизировал стражник.

– Судьбы, – коротко ответил Шут.

Голый Король

Бальный зал вот уже несколько часов был погружен в перманентную тишину, все общества ожидали развязки этой престранной (если не сказать страшной) игры. Высшее общество, привыкшее к развлечениям и беззаботному времяпрепровождению, вдруг сразу попритихло, посерьезнело. Напудренные дамы и их разодетые кавалеры прикидывали шансы и судьбы королевских избранников, без желания насаживая на вилки угощения, не притрагиваясь к вину и десертам.

Наконец главные двери Бального Зала распахнулись и королевский герольд, обладатель луженой глотки, провозгласил:

– Дамы и Господа, Юная Леди.

Девица ворвалась в зал со словами: «Неужели первая?», – а «общество левой руки средь» взорвалось аплодисментами. Король, несколько удивленный таким исходом (точнее, таким приходом), тем не менее, улыбнулся и сказал: «Я ошибался в вас, но рад своей ошибке».

Затем, повернувшись к обществу, сделал королевский жест рукой: «Просите награду для своей героини».

Бальный Зал замер, и в звенящей тишине прозвучал вдруг слабый голосок: «Королевский Перстень».

Толстенная дамба, сдерживающая гигантское давление воды в своих объятиях, лопнула от крохотной капли, что тут началось: «Правильно, Перстень, Достойна, заслужила, Перстень, Перстень…»

К «обществу левой руки средь» присоединились и другие гости, поднялся настоящий гвалт, безумие, восторженное, радостное, возбужденное. Король молча поднял левую руку, в оркестре барабанщик дважды ударил в гонг, возвращая залу приличествующую тишину.

Надо уточнить, Королевский Перстень, красовавшийся на большом пальце правой руки монарха, больше напоминал (по размерам) придорожный камень. Золотые лапки черепахи намертво удерживали огромный алмаз. Поговаривали, сосед с севера предлагал Королю за него половину своих земель вместе с женой и табуном арабских скакунов.

«Что ж, – произнес Король, – уговор есть уговор, а скрепленный словом Короля…– он стащил с пальца Перстень и протянул Юной Леди. – Ваш».

Девушка не тронулась с места: «Ваше Величество, Перстень не стоит и десятой доли того, что вынесла я из игры. Мое вознаграждение уже получено, оно во мне, а алмаз – всего лишь камень на вашем пальце». Она сделала реверанс и под удивленные взгляды гостей покинула зал.

Едва двери закрылись за ее гордой спиной, как снова распахнулись и герольд объявил:

– Дамы и Господа, Палач.

Здесь удивлению собравшихся уже не было предела, человек, виртуозно владеющий топором и веревкой, был не глуп, но и не слишком умен.

– Вот настоящий сюрприз, – захохотал Король, цепляя Перстень обратно на свое место, – может, мне стоит сделать тебя королевским Советником?

– Какой я по счету? – вместо приветствия спросил Палач.

– Вы второй, сэр, – сказал герольд, – и не получите ничего, ни смерти, ни злата.

– Ты хотел рискнуть, Палач, ноне выиграл ничего, – усмехнулся Король, – бессмысленный поход, ни богатых трофеев, ни славной гибели.

– Не выиграв ничего, Ваше Величество, я приобрел нечто иное.

– Интересно, – Король поудобнее развалился на троне.