Обрученные судьбой. Книга первая. Великий развал

Омар презирал хамелеона в погонах, готового за деньги предавать свою Родину. Люди, подобные Пестикову, служили не родной стране, а своему Хозяину. За хорошую мзду они, пользуясь своим положением, торговали государственными тайнами, человеческими жизнями…

– Молись своему русскому Богу, полковник, чтобы наши люди успели забрать документы…

Вернулись назад посланные на разведку бойцы с миноискателями и щупами. Со всей осторожностью они выкладывали находки. Возле САУ копошились орудийные расчеты. Они накручивали банники на штанги и приступали к чистке, к «пробивке» стволов соляркой, пока круто не «прикипела», не въелась пороховая гарь в структуру легированного металла. Жизнь продолжалась, она ни на секунду не останавливалась.

В походной палатке-шатре навзрыд рыдала Настенька. Она любила майора. Горе ее казалось безутешным. Существование без командира дивизиона представлялось ей совершенно бессмысленным…

Отстранив начштаба дивизиона от командования, генерал Буров забрал капитана с собой. Железные «стрекозы» оторвались от земли. Через пять минут они зависли над Ущельем Шайтана.

Откинув голову назад, Пестиков прикрыл глаза. Снова на его пути встал Валишев. Кажется, в первый раз они схлестнулись уже в далеком от них восемьдесят шестом году…

И именно после той самой памятной встречи все в его жизни пошло наперекосяк. Будто черная кошка дорогу ему перебежала…

Не прошло и двух месяцев, как торосами нагромоздились крупные неприятности на работе. Жена бросила его. Ушла Клара Карловна к его непосредственному начальнику. Дрянь такая, мразь неблагодарная…

Любимая им до беспамятства женщина покинула его и забрала с собой сына Володьку, оказавшегося вовсе и не его родным чадом…

Его не понизили в звании и в должности, а отправили работать на периферию. И лишь случившийся вскоре Великий Развал позволил ему вынырнуть, как поплавку, вновь оказаться в обойме. Он затесался среди тех, кто с видимой охотой и живым увлечением удил рыбку в мутной водице творящегося всюду беззакония и царящего кругом беспредела.

Постепенно затянулись рваные душевные раны. Все свои чувства, накопленные годами и ни на кого не растраченные, Борис направил на повстречавшуюся ему несколько месяцев назад чудную сестричку из армейского госпиталя. Инга до боли напоминала ему жену Клару…

Задумчивая складка пролегла через весь девичий лоб. Красиво очерченные губки то сжимались, то чуть приоткрывались.

На кукольном личике русоволосой красавицы отпечаталась легкая тень неопределенности и жгучего желания постичь тайну того самого, что ожидало ее в будущем, весьма близком и достаточно отдаленном.

– Ну, вышла я замуж… – протянула Инга. – И что дальше?

Вовсе непраздный вопрос прочно завис в воздухе. Лишь одно для нее виделось однозначным и не подлежащим сомнению: Пестикова она, увы, не любила и ждала ребенка вовсе не от него…

Противно зажужжал зуммер полевого телефона. Нехотя протянув руку, Инга со страдальческим выражением на своем ангельски красивом личике, подняла трубку, поднесла к уху.

– Полковник у себя?

– Нет, он встречается с каким-то важным чеченцем. Тахоев Омар, если мне не изменяет память…

На том конце провода замолчали. Инга пожала плечами. Отныне ей придется всю жизнь прожить с человеком, которого она не знала и не могла понять, хотя и не считала себя по жизни полной дурочкой. Порой ей явственно казалось, что Борис ведет двойную игру…

5

Начальник отдела департамента Министерства Внутренних Дел одного из новых суверенных государств, в предостаточном количестве появившихся на территории бывшего СССР, пани Дворжецкая, зашла домой и скинула с себя парадный мундир с новыми полковничьими погонами. На днях получила она очередное звание. Конец мая, а на улице невыносимая жара. Не раздеваясь, женщина опустилась в кресло.

– Меня ни для кого нет… – глухо произнесла она.

Десятилетняя дочка оторвалась от книжки, посмотрела на мать.

– Мама, что с тобой? – девочка удивленно моргнула. – Тебе плохо? На тебе же лица нет.

Откинув голову, большой милицейский начальник с накопившейся усталостью и с прорывающейся глухой раздраженностью, казалось бы, в безразлично потухшем голосе вяло проговорила:

– Что-то, Настенька, мне как-то нехорошо. Духота. И на душе что-то совсем неспокойно. От папки нашего что-то давно ничего нет.

– Мама, а ты его еще любишь? – не по-детски серьезно спросила дочь, присев возле матери.

Женская рука опустилась на девичью головку. Дина со щемящей жалостью и к дочке, и к самой себе ласково погладила девочку:

– Люблю, Настенька, очень я его люблю. И он нас очень любит. Лучше нашего папки на свете никого нет.

– А почему же он, мама, не живет тут с нами? – с обидой в голосе допытывалась девочка. – Зачем он уехал? Ему что, с нами было плохо?

– Нет, доченька, ему с нами хорошо, – глаза у Дины затуманились и подернулись радужной пленкой. – Но здесь он никак не мог найти себе места. Его неспокойная душа мечется в поисках утраченного смысла жизни, не дает ему покоя. Он пытается найти себя в этом новом мире…

Закрыв глаза, женщина тяжело вздохнула. Никак не могла понять она, почему ей так тревожно и неспокойно. Может, сердце чувствует, что с ним что-то не так? Не дай-то Бог! Где он, что с ним?

… – Ма, ма! Дивись-ка, ма! Москали тату показуют! – Настя от охватившего ее волнения невольно перешла на державну мову.

Монотонный голос диктора без всяческого выражения буднично зачитывал телетекст, появляющийся перед ним на экране монитора:

– …По показаниям взятых в плен боевиков акция спланирована заранее и преследовала единственную цель захвата важных документов, содержащих сведения, являющиеся предметом государственной тайны, о дислокации группировки войск, расположенных в данном районе…

По всей видимости, бандитов заранее оповестили о маршруте и о времени прохождения колонны. Специалисты отмечают целый ряд вопиющих упущений, приведших к ужасной трагедии…

По их мнению, не было выделено авиационное обеспечение. В ходе проводки военной колонны недостаточно велась разведка прилегающей местности с использованием пеших боевых дозоров в наиболее опасных местах. Не осуществлялось также выставление на наиболее опасных участках боковых сторожевых застав, а также занятие выгодных высот на всем маршруте движения…

Неравный бой длился около двух часов. Наши бойцы отбили не одну и не две атаки превосходящих их по численности боевиков…

В самый последний момент командир гаубичного дивизиона, в зоне ответственности которого находится прилегающий участок местности – активно выясняется причина, по которой он оказался в составе колонны – принял, на его взгляд, единственно верное решение…

Майор Валишев подал команду своим батареям и вызвал их огонь прямо на себя. Сотни боевиков – количество их постоянно уточняется – нашли в ущелье свой бесславный конец. Около сотни бандитов взяты в плен ранеными. Количество наших потерь подсчитывается. Все раненые бойцы отправлены по госпиталям. Несколько человек до сих пор еще не опознаны. Вот перед вами фото, найденное у одного из них…

– Мама! – воскликнула девочка. – Мама, это же твоя фотография!

– Господи! – надрывно охнула пани Дворжецкая.

Дина хорошо помнила снимок, который нравился ее мужу больше всех остальных. Сама же она и подписала его.

«Прости меня, Звездочка…», – читал голос за кадром.

– Рэмка! – глухо простонала женщина. – Дорогой мой! Что же ты наделал? Что же ты наделал, любимый мой!

Женские глаза непонимающе раскрылись. Как, как же он мог так поступить с нею? Уехать на войну и ничего ей об этом не сообщить.

– Господи! Зачем, зачем ты, Рэмка, сделал это?

Голова раскалывалась от резко пульсирующей боли. Дина зажала виски ладонями. Это был конец. В глазах потемнело, и течение времени для нее остановилось. Он снова ушел. Он снова ушел от нее! Ушел, как и одиннадцать лет тому назад. И нынче ушел он навсегда.

Все у них повторилось. Только нынешний результат несоизмерим и ужасен. Чертов третий закон диалектики! В их мире все развивается по спирали. Все повторяется, но на более высоком уровне развития. Снова к ним в дом пришла беда. Но на этот раз она ужасна и неисправима.

– Рэмка-Рэмка, и зачем только я отпустила тебя? – стены поплыли по кругу, ноги стали ватными, и Дина провалилась в темноту.