– Ты подожди чуть, не убирай. Там всё-таки должны быть свободные линии, или незагруженные по крайней мере. Я сейчас попробую узнать точно.
Он сел за стол, надел на голову гарнитуру в виде узкого футуристического шлема, погружаясь в виртуальную реальность. Но тут же передумал, сдёрнул её и просто вызвал ассистента кнопкой вмонтированной в столешницу.
Через пять интов – около тридцати секунд – на пороге кабинета появилась Скальта – одетая в белую обтягивающую униформу стилусоид-функция дамского рода. Безо всяких отличительных черт, с короткой стрижкой, холодными невыразительными глазами, такой же улыбкой и идеальными пропорциями. Конечно, она была вполне живым созданием, и на вид почти ничем не отличалась от остальных стилусоидов. Только с самого своего появления на свет, и даже раньше, она была предопределена на роль этакой секретарши. Ходячий биологический компьютер на стройных ножках, со вшитой в правое полушарие мозга базой данных, которую она могла произвольно пополнять из Всеобщей Электронной Базы нужными сведениями или очищать её в любой момент. Никаких бурных эмоций, никаких интересов, никакого личного мнения, семейных проблем и профессионального выгорания. Идеальный персонаж для офисной работы. Таких было немного. Один на пятьсот десять стилусоидов, если точнее. Соотношение было высчитано скрупулёзно и соответствовало текущим потребностям всех сфер народного хозяйства – от детских развлечений до тяжёлой промышленности.
Этический аспект подобных манипуляций с разумными жителями планеты никого не интересовал, ибо всеобщий научный прогресс почти всегда стоял на первом месте, а он требовал определённых жертв. Это было общепризнанно и хотя до сих пор не всегда одобрялось в обществе, но и спорить точно бы никто не стал.
Тем более что Скальта никогда на свою судьбу не жаловалась, не возмущалась, и не возражала. Чтобы не хандрить ей было достаточно удовлетворить свои первичные физиологические потребности: пища, вода, дыхание, сон.
– Я вас слушаю, – мягко но холодно обратилась она к Принсциллу, приветственно кивнув в сторону Бронкла.
– Скальта, – Принсцилл говорил с ней так же мягко но чётко, настраиваясь сразу на соответствующую специфику общения, – мне нужна свободная линия корневого сегмента. Желательно широкий канал. Узнай, что можно использовать прямо сейчас или в ближайшее время, три-четыре дня.
– Загружаю данные – Скальта улыбнулась, сжимая руки в кулаки, застыла, но тут же расслабилась, и, продолжая улыбаться, выдала:
– Линия 245-37/998/КС32 с диапазоном 194-15ЛБ40-3 в данный момент не задействована. В течение ближайших двухсот суточных циклов нагрузка на неё не запланирована. Вам достаточно этой информации?
Принсцилл кивнул вместо ответа и улыбнулся Скальте. Её дежурная улыбка тоже, казалось, стала шире, она любила быть полезной.
– Скоро мы выясним, что это такое, – пообещал начальник, проницательно взглянув на Бронкла. Принсцилл провёл пальцем по неприметному сенсору в столешнице, тут же открылся аналитический слот в том же месте. Принсцилл поместил туда пробирку и мысленно задал параметры диагностического исследования. Уловив когнитивный сигнал анализатор бесшумно закрылся, приступая к работе. Через сорок пять интов полученные результаты были зафиксированы и интегрированы вместе с визуальной проекцией в общий файл. Принсцилл ещё раз тяжело вздохнул и направил его мысленно в базу сегментарного диагностирования. Теперь оставалось только ждать.
– Если получится разузнать что-нибудь интересное, – как будто прочитав мысли Бронкла произнёс начальник, – то я выбью дополнительное финансирование. У нас же просто обожают всякую научную мистику, дай только поковыряться в каких-нибудь цифровых алгоритмах, – Принсцилл ехидно покашлял в кулак и добавил: – ты только имей в виду, Бро, если меня потом вызовут наверх и будут посылать в какие-то невероятно далёкие экспедиции, то я всё повешу на тебя. Мне все эти командировки вот где, – он выразительно воткнул себе в горло воображаемый нож. – Ни за какие деньги отсюда не сдвинусь. Расхлёбывай сам, энтузиаст! – Немного подумав, он добавил примирительно: – заодно и хорошую премию заработаешь, у тебя ведь семья.
Бронкл кивнул. Спорить с начальством вообще было не принято. Да и научный интерес его был самый настоящий, не деланый, поэтому он при случае с удовольствием путешествовал и по своей галактике и по соседним, не отрываясь тем не менее далеко от дома. Несколько раз его посылали с инспекцией на Арсагеру – соседнюю рукотворную планету, созданную с помощью предыдущей версии коллапсатора и предназначенную для содержания престарелых стилусоидов, возжелавших доживать свои последние, отведённые по нормативу годы, в другом мире. Более мягкий климат, цветущая природа круглый год, минимум урбанизации, никаких лишних новостей, опасностей и забот, обслуживающий персонал в виде молоденьких практикантов и практиканток, которые каждые десять суточных циклов проводили скрининг престарелых организмов и отправляли данные на Рибейседж, где принималось решение о дальнейшей участи престарелых организмов. Положительное, в основном. Красота, одним словом. Ненадолго, конечно, по нормативу пятнадцать годовых циклов до окончательной фатализации. Правда, скука смертная, ибо космические путешествия таким старичкам были уже не положены, слишком опасно. Вот и торчи всё время на одной планете, как дураки… Для себя бы Бронкл такого точно не пожелал, лучше уж сразу в печь – с системой дожига – даже минуя газовую камеру, чем вот так, беспросветно… Всегда на одной планете, не двигаясь… Разве это жизнь? Кошмар… Даже считая идеальный состав местной атмосферы, специально созданной и кристально чистой. Только состав её почему-то несколько раз начинал заметно меняться не в лучшую сторону.
И вот как раз за этим Бронкл со своим научным коллективом туда и прилетал: отбирал пробы атмосферы, анализировал, выяснял причины изменений. Они оказались просты и банальны: под воздействием инфракрасного излучения Ортостуртона местная растительность, состоящая в основном из деревьев и трав широколиственных пород, которых на Рибейседже, например, было немного, со временем начала выделять больше аммиака, а он свою очередь стимулировал развитие микрогрибов «инцеклодий», обитавших прямо в толще атмосферы планеты. Расплодившись, те начали агрессивно поглощать водород, необходимый для дыхания жителей и активно замещать его аргоном. Пару десятков лет было ничего незаметно, а потом жители начали жаловаться на постоянное удушье, особенно по ночам. Причину всякие биологи, экологи и климатологи искали долго и всё не там, потому ничего и не обнаружили. Зато нашли Бронкла с его коллективом и лабораториями и послали разбираться, как последнюю надежду. После полугода кропотливых исканий причина была найдена и устранена путём внесения искусственно мутированного гена в колонии инцеклодий через дождевые осадки. Ген быстро привёл к положительной мутации микрогрибов, ингибировав их размножение до приемлемого уровня. Через пять лет дышать на планете стало уже заметно легче.
Через двадцать два суточных цикла Арзарса-3, младшая сотрудница лаборатории Бронкла, считающая себя его правой рукой, получила в очередной раз отчёт от центральной базовой станции, где располагался корневой сегмент и, бегло просмотрев его, не сразу поняла в чём дело. Тем не менее набор цифр и символов, в документе показался ей нестандартным. Она сразу перешла к резолютивной части, которая подтвердила её возникшие сомнения. После длинного вступления, описывающего проведённые анализы с их целеполаганиями и прогностическими выкладками, самая последняя, нижняя строка однозначно резюмировала: «Вероятность наличия биологической составляющей в представленном образце составляет 99,5 %.».
Арзарса почуяла в воздухе сенсацию. Она перепроверила всё ещё раз и убедилась, что ошибки никакой нет. Подобные образцы иногда поступали на исследования, но она впервые видела это своими глазами, поэтому Арзарсе вдруг показалось, что она присутствует на каком-то эпохальном событии. Стараясь держать себя в руках, она занесла полученные данные на микрочип размером с хвойную иголку и подошла к руководителю направления – Инглодру-1, который сидя на жёстком стуле и надев на голову узкую белую гарнитуру что-то сосредоточенно вычерчивал пальцем в пространстве перед собой. Он представлял из себя вечно какого-то прилизанного, чересчур опрятного и немного отрешённого от реальности индивида во всём белом и стерильном, этакий лабораторный организм, сам себя вырастивший в одной из мензурок. По крайней мере Арзарсе так всегда виделось. Он был ненамного старше её, но более сдержанный в своих оценках и выводах И вызывал он у неё противоречивые чувства, что-то среднее между злостью, жалостью, завистью и восхищением. Но так или иначе она, как истинный стилусоид, свои чувства всегда держала при себе.
– Мы получили новые данные из Центра, – сказала она, приближаясь к нему сзади и в очередной раз пытаясь выглядеть серьёзной и озадаченной, – Гляньте сюда, – предложила она осторожно протягивая на ладони микрочип с записанной информацией.
Инглодр что-то подозревал, конечно, о смешанных чувствах Арзарсы, но откровенно говоря ему было всё равно. Ведь согласно выкладкам нейросетевого алгоритма, его недалёкий во всех отношениях предок по материнской линии – Стронгл-9 – не захотев, видимо, подчиняться утверждённой конвенции о демографической корреляции, в которой было чётко прописано дозволенное количество потомства и его половая принадлежность, умудрился проникнуть в зашифрованную часть базы данных нейросети и что-то там накрутить с генеалогической составляющей своего рода. Добавил там один нолик. И вместо одного одобренного потомка, получил право завести целый десяток себе подобных. И понеслось! Клиника репродуктивного инжиниринга, в которой по старой доброй традиции происходил отбор, посев и выращивание генетического материала руководимая устаревшим мультипроцессорным блоком, не задавалась лишними вопросами об этичности и законности подобных действий. Она только проверяла разрешение кандидата, потом за несколько местных минут проводился генетический анализ организма и пара капель крови забирались для репродуцирования. Если у кандидата не было генетических отклонений, его материал шёл в разработку: очищался и соединялся в крохотной мензурке с таким же материалом другого, заранее выбранного индивида. Далее в полной стерильности и при определённой влажности, давлении, и температуре следовал некий метаморфоз и клетки основы начинали в биореакторе делиться согласно заданной программе. Микроскопический шарик рос, от него отделялись ручки и ножки, вычленялась голова. Всё это росло и увеличивалось на протяжении пяти местных недель. Готовый маленький стилусоид аккуратно извлекался из реактора. Специально рассчитанной вспышкой фемтосекундного лазера с высокочастотной поляризацией запускалась деятельность всех его органов и стартовала биологическая жизнь.
И так – восемь раз подряд, покуда один любопытный медик, живой и настоящий, не решил лично проверить соответствие документов в его – Стронгла-9 – медицинском анамнезе с выписанными разрешениями. Поковырялся и офигел, обнаружив там лишний нолик.
На этом месте аттракцион закончился, предок был стерилизован и пожизненно изолирован на соседнюю искусственную планету – Кортордр-5 – для социально неблагонадёжных персонажей, где он честно дожил своё до окончательной фатализации, без права продления жизнедеятельности на Арсагере.
Половина его потомства впоследствии была выявлена и подвергнута утилизации. Из тех четверых, которых решено было оставить живыми, один оказался его отец, и ему дозволялось иметь всего одного отпрыска, а его отпрыску, то есть самому Инглодру, ещё до зачатия запретили иметь потомков вообще, его стерилизовали ещё на стадии биореакторного синтеза.
Немного обидно, конечно, но так надо. Иногда он сам себя невольно чувствовал ходячим алгоритмом, безо всяких прав, но давно уже с этим смирился.
Инглодр сдвинул гарнитуру на лоб и молча взял микрочип у Арзарсы. Выученным точным движением он вставил его не глядя в крохотный слот прямо в своих очках, сдвинул их обратно на глаза и сосредоточенно вчитался с текст.
– Очень хорошо, – отозвался он, прочитав всё до конца. – Нашему отделу наверняка выпишут премию за эти данные, хоть мы толком ничего и не делали, – он кисло улыбнулся. – Кстати, откуда поступил этот образец? Здесь в преамбуле ничего об этом не указано.
– Сейчас узнаю, – Арзарса куда-то выбежала и через пару минут вернулась с запиской на кусочке беллатина – промышленного материала, вырабатываемого из синтетического угля и напоминающего тонкий кожзаменитель любого цвета на выбор, но прочнее и твёрже. Местный аналог бумаги, которая несколько тысяч лет назад была окончательно признана материалом вредным и непрактичным.
– Квадрат 23-304/72/15H – отбарабанила она. – Зонд прибыл тридцать четыре цикла назад. Время – сейчас посмотрю…
– Не надо, – остановил её Инглодр, задумчиво почёсывая ухо. Чуть помолчав он пробормотал: – Далеко эти деятели забрались, однако. Сколько же туда лететь, интересно?
Арзарса очень смутно представляла себе эти координаты, поэтому только глубоко вздохнула, сделав озабоченный и сочувственный вид.
Он связался через визуальный канал с Бронклом, который находился где-то в соседнем кабинете и доложил о полученных результатах, скинув инсталляцию с микрочипа на его виртуальный процессор.
Всё оказалось даже лучше, чем учёный представлял себе с самого начала. После небольшой расшифровки полученных данных стало очевидно: образец, возрастом три с половиной миллиона лет, когда-то представлял из себя некое насекомое, точнее, целый рой мелких насекомых, погибших одномоментно от резкого положительного перепада температуры. Вероятно, что-то их сожгло. Ну, это бывает… Приблизительный расчёт их генетической матрицы позволял точнее представить себе их форму, размер и окраску. Бронкл скопировал цифры в аналитическую базу и движением пальца отправил полученный файл на материальное диагностирование.
Удивлённо пожужжав несколько секунд программа смоделировала и выдала на виртуальный монитор наиболее вероятный визуальный образ инопланетного насекомого, увеличенный в сорок раз: миниатюрный жучок чёрного цвета и округлой формы, с четырьмя парами крепких лапок. С виду вполне безобидный, он имел что-то наподобие жала, поэтому, скорее всего, был ядовит. Агрессивный, хищный, вёл стайный образ жизни в больших колониях, был склонен к каннибализму в голодные и засушливые времена. Произошёл от более крупного вида, вероятно уже вымершего на тот момент. Жучок обитал скорее всего в гористой местности и селился большими колониями в несколько тысяч особей в расщелинах скал, каждый день или, возможно, по ночам всем роем вылетая на охоту.
Среди насекомых, населяющих Рибейседж в настоящий момент, да и в прошлом тоже, подобных ему не обнаружилось. Генетическая уникальность объекта заинтриговала Бронкла. Как жил и от кого прятался на своей планете этот плотоядный жучок? Кто охотился на него? Пищевые цепи инопланетной жизни вообще были любопытным явлением. Если они добывали пищу всем роем, то наверняка их добыча была намного крупнее чем они сами. Возможно, какое-то животное или рой подобных же насекомых, но не настолько хищных. Во всём предстояло разобраться. И главный вопрос: существует ли этот вид или его потомки в настоящий момент? Если да, то что они из себя сейчас представляют, что представляет собой их добыча и что же всё-таки их так одномоментно уничтожило? Может, вспышка звезды, как когда-то на Рибейседже? Интересно…
Сопоставление внешних характеристик объекта с известными представителями фауны дало возможность предположить, что вид может населять планету с атмосферой, близкой по составу с Кортордром-5, только ещё жёстче. То есть, дышать там, конечно, можно, но из-за газов сернистой группы пришлось бы запасаться фильтрами, иначе долго там не выдержать. А из-за скачков температуры и радиации наверняка могла бы понадобиться и защитная амуниция, чтобы не уподобиться случайно этому жучку.
Раздался тонкий писк сигнала, оповещающий о посетителе. На виртуальном мониторе, рядом с жучком, появилась озабоченная физиономия Инглодра. Ему, несмотря на всю сдержанность, тоже не терпелось узнать результаты экспертизы. Бронкл пропустил его, щёлкнув виртуальную клавишу перед собой.
Не снимая с головы гарнитуру, тот молча прошёл через кабинет и встал рядом с шефом, заворожённо глядя на инопланетную живность.
– Я видел недавно похожих жуков, – прокомментировал он очевидный факт. – Можно подумать, он прямо родственник с нашими треммиксами. Копия!
Бронкл молча кивнул на таблицу параметрических данных насекомого. Взглянув туда, Инглодр удивлённо замолк, челюсть его невольно отвисла.
Таблица свидетельствовала, что дыхательная система у жучка отсутствовала напрочь, как будто он не живой, а какой-то стеклянный. Если подумать, может быть оно и неудивительно, вдыхать там всё равно толком было нечего.
– Фигня какая-то, – пробормотал он, нервно потирая руки. – Такого же не бывает. Он должен как-то дышать. Он же биологический… Наверное…
– Похоже, это какой-то анаэробный тип. – Бронкл покрутил пальцем в воздухе перед собой, увеличивая изображение ещё в двадцать раз. Перед ним застыла непропорционально массивная лапка насекомого с острым, раздвоенным коготком на кончике. – Нам необходимо его синтезировать, хотя бы одну особь для начала. Цифровую матрицу его ДНК я вам предоставлю. Займитесь этим, Инглодр, только очень внимательно, без пробелов и ошибок, а то копия начнёт у нас какой-нибудь металл жевать с умным видом. – Бронкл хмыкнул, припоминая одного такого крохотного любителя алюминиевой пудры у себя в кабинете – тоже ошибку лаборанта при синтезировании генома. – Я вам доверяю Инглодр, нам нужна абсолютная достоверность. Будьте внимательны. А в отделе будут пока заниматься синтезом возможных вариантов дыхательной смеси для этого вида, чтобы он не задохнулся у нас сразу же. – Бронкл покрутил изображение в пространстве перед собой, внимательно приглядываясь к его брюшку. – Я всё-таки не верю, что это абсолютный анаэроб. И вообще, надо жизненную среду ему подготовить: температуру, влажность, питание. Ну, вы понимаете, не в первый раз уже. Я думаю, в нашем отделе справятся, они там умеют всё грамотно подбирать.
– Я возьму ответственность на себя, – пообещал Инглодр, всё также благоговейно глядя на виртуальную модель жучка. – Завтра, максимум послезавтра, он будет готов. Аутентичный до последней клетки. Я сам хочу на него посмотреть вживую. Это надо же – тварь с другой галактики. Офигеть просто!
Инглодр вышел, дверь за ним тихонько закрылась, а Бронкл ещё раз взглянул на жучка целиком. Вживую его размер вряд ли будет превышать фалангу пальца, но вот темперамент может оказаться хуже любой известной зверюги, хуже дегородидра. А учитывая его крайнюю ядовитость, надо будет принять меры предосторожности, иначе можно остаться без сотрудников, некоторые из которых слишком легкомысленно относились к таким вещам.
………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………….
Боль… Жгучая, нестерпимая боль. Отчаяние… Ярость… И страх… Пронизывающий всё, все клетки, до последней. Ничего больше нет. Только эти четыре чувства. Они перемешались, они заполнили всё. И прошлое, и настоящее. Да, особенно настоящее… И будущее. Ярость, страх, отчаяние и боль. Нет больше света, или темноты. Нет больше сил и желаний. Только Боль, страх, ярость и отчаяние. Всё. Они заполнили собой весь горизонт, от края до края. Накрыли целиком и сжали все вместе, без права поднять голову или о чём-то ещё подумать. Можно только страдать. Вечно. Вечно… Вечно… Вечно…
Крохотный и примитивный мозг насекомого, вдруг осознавший себя через многие века времени и световые годы расстояния, всё ещё был неспособен сфокусировать мысль на настоящем моменте. Он был неспособен удивляться или радоваться. Внутри у него пульсировала только одна мысль-воспоминание о последних секундах жизни, прожитых когда-то его невообразимо далёким предком в другом времени и в другой реальности. Те секунды гигантским колоколом стучали сейчас в его крохотной голове. Ночь… Предок как обычно в это время летает и охотится на всякую мелкую живность. Какой-то странный, незнакомый, неприятный запах вдруг обволакивает его и его сородичей… Такое и раньше случалось, но не так сильно и неожиданно… Отблески со всех сторон… Много отблесков… Грохот… Яркая вспышка!.. Температура вдруг подскакивает в сотни раз… На нём и на его сородичах за несколько секунд панцири плавятся как свечки… Но они не умирают сразу. Они все вместе падают на раскалённую почву, которая тоже плавится не хуже мягкого сыра… Если бы он умел корчиться от боли или орать матом, то именно сейчас он бы корчился и орал… вместе со всей стаей… Спустя бесконечность – внезапный ливень из концентрированной кислоты, и за несколько секунд все – весь их многочисленный рой – буквально растворяются в ней целиком, каждой клеткой чувствуя эту раздирающую субстанцию на своей шкуре. И – чернота. Бесконечная и безразличная.
Кто-то большой и очень умный устроил им этот внезапный жестокий цирк, кровожадно сбросив на головы себе подобным очередную огромную многотонную бомбу с кислотной составляющей, которая огненным шквалом выжгла всё вокруг себя в радиусе многих квадратных километров, а распылённое одновременно с этим облако сернистой кислоты жестоко добило всё то, что не погибло сразу, спрятавшись в окопах, притаившись в укрытиях, защитившись в бункерах…
Всяких мелких насекомых и животных, обитавших здесь в округе, в расчёт естественно никто не брал. Они всегда умирали молча, безответно. Никто из них ни разу не пожаловался, не возмутился беспределом и не принял никаких ответных мер. А когда всё было кончено и война вдруг оборвалась разгромной ничьёй, то никаких шансов на выживание на огромной дымящейся планете не осталось даже у простейших бактерий. Finita la comedia.
Наконец, насекомое – маленький жук, размером с булавочную головку, покрытый чёрным, округлым и глянцевым панцирем – сосредоточило внимание на себе и происходящем вокруг. Было очень трудно дышать, вокруг была масса совершенно чужеродных запахов и звуков. Инстинкт подсказал ему не шевелиться, но его что-то настойчиво потряхивало, сопело, гудело и пищало. Оно почувствовало какое-то касание. Если бы жук мог, он бы сейчас зажмурился, но это было ему не суждено и через стекло лабораторной склянки, в которой он находился, он увидел мутные очертания какой-то здоровенной, белой и плоской хари, пристально и с любопытством разглядывающей его словно уникальный экспонат из музея. Вдруг это огромное мурло ласково улыбнулось, слегка встряхнуло банку и помахало ему своими длинными пальчиками, каждым из которых оно могло запросто превратить его в лепёшку. Своим странным тоненьким голосом на грани ультразвука оно произнесло следующее:
– Привет, жук! Ты у меня уже девятнадцатая попытка. Не вздумай тут задыхаться или устраивать оргии, понял?
Он ничего не понял, но сознание его постепенно прояснялось. Болезненные воспоминания из другого мира и из другого мозга постепенно отступали. Он пробно пошевелил лапками: задними, передними и двумя парами средних. Всё было на местах и работало как надо. Непосредственной опасности вроде бы не было, вот только дышать по-прежнему было очень трудно. Удушливая, тяжёлая атмосфера, слишком горячая и едкая. Так он долго тут не протянет!