– Ты не понимаешь.
«Нет, это ты не понимаешь», – хочу возразить я. Вряд ли этой женщине в модном спортивном костюме и кроссовках, которые, наверное, вкупе стоят дороже моего автомобиля, живется хуже, чем мне. Но я не намерена с ней откровенничать. Да и вообще о чем тут можно спорить?
– Я несчастна… в браке. Моя жизнь невыносима. Муж жестоко обращается со мной.
– Так разведись. Зачем топиться-то?
Она издает невеселый смешок.
– Ты не понимаешь.
Она права. Это выше моего понимания. Моя личная жизнь уныла, не расцвечена страстями. Для меня на первом месте всегда была работа. Когда мне было двадцать с чем-то, я познакомилась с одним парнем – Андре. Мы с ним прожили вместе три года. Романтика изжила себя, пав жертвой невнимания и безразличия. Расстались мы по-дружески. Он оставил мне диван. С тех пор у меня были любовники, но серьезные отношения я завязывала редко. На это никогда не находилось времени, любовь никогда не становилась приоритетом. Пока я концентрировалась на своей карьере, меня вполне устраивал ни к чему не обязывающий секс. Так было проще.
– Мой муж – адвокат по уголовным делам. Он богат. Пользуется огромным влиянием. – Она делает очередной глоток. – И по сути своей садист.
Возможно, она преувеличивает – как только люди не называют своих партнеров, – но от ее слов я холодею. Что-то подсказывает мне, что ее характеристика точна. Муж этой женщины возбуждается, избивая и унижая других. Свою жену, например.
Она внезапно поднимается на ноги.
– Мне пора.
Я следую за ней по тропинке. Прямо у моей машины наши пути расходятся. Может, притвориться, что это не мой автомобиль? Что я тоже живу в одном из роскошных особняков, стоящих вокруг? Женщина смотрит на автомобиль, потом на меня, и я вижу, что лукавить бесполезно: она все поняла. Это – моя «Тойота». Это – мой дом.
– Тебя подбросить? – с запинкой спрашиваю я.
Ее взгляд скользит по затянутому полиэтиленом окну, по холодному тосту на приборной доске, по дешевому телефону в бардачке. На заднем сиденье – одежда: какие-то вещи аккуратно сложены, какие-то навалены ворохом. А потом я вижу нож на водительском кресле. Он лежал у меня на коленях перед тем, как я вылезла из машины. Она тоже его заметила?
– Я живу тут неподалеку, – отказывается она, отводя взгляд в сторону: она меня стыдится. – Восемь тысяч квадратных футов, на самом берегу. Но это тюрьма.
– Все лучше, чем жить так, – бормочу я, не отрывая глаз от своего дома на колесах.
– Нет, – возражает она. – Не лучше.
С этими словами женщина поворачивается и уходит.
Глава 6
Мне бы еще немного поспать, но я насквозь промокла, в волосах застряли водоросли, на одежду и кожу налипла зеленая склизкая тина. От меня разит отвратительным соленым запахом залива Пьюджет-Саунд. Мне необходимо принять душ и переодеться. Обычно удается пару дней обходиться без душа, но в таком виде, как сейчас, на работу в кафе я прийти не могу. В неярком утреннем свете я быстро снимаю мокрые джинсы и, извиваясь, подпрыгивая, с трудом натягиваю облегающие черные лосины, которые сборятся на мокрых ногах. На куче грязной одежды на заднем сиденье лежит вчерашняя футболка. От нее пахнет жиром, спереди пятно от горчицы – или это яичный желток? – но, по крайней мере, она сухая.
Голова тяжелая, ватная, но я знаю, что должна собраться с мыслями и выработать план действий. Четкое понимание своих последующих шагов – необходимое условие для выживания, если ты бездомная. В округе наверняка есть общественный бассейн, где можно принять горячий душ, но я понятия не имею, в какой он стороне. Будь у меня мой смартфон, я бы погуглила, а в тупофоне Интернета нет. Я решаю двинуть на юг, в более знакомые районы, где обитают люди с невысокими доходами. Перед тем как тронуться с места, я прячу часть своих вещей в густых зарослях, чтобы не таскать их с собой. Вечером ведь все равно сюда вернусь. В этом укромном уголке я спала мирно… если не считать сегодняшнего пробуждения от плача женщины, которая пыталась утопиться.
Она не идет у меня из головы. Я думаю о ней, проезжая мимо спящих особняков и выруливая из лесистого анклава на шоссе. Полиэтилен на окне беспрестанно хлопает, что меня жутко раздражает. Должно быть, ее муж – чудовище, если она решила покончить с собой несмотря на то, что купается в роскоши и богатстве. Но зачем топиться? Есть куда более эффективные и безболезненные способы расстаться с жизнью. Впрочем, нельзя не принимать в расчет поэтическую натуру подвергающейся насилию женщины. Для нее войти в ледяные воды океана и отдаться на волю волн – красивая смерть. Если бы только я ей не помешала.
И все же было в ней нечто притягательное… Безыскусная элегантность, утонченность. Это было заметно даже когда она, грязная и дрожащая, сидела на склизких камнях после того, как я вытащила ее из воды. Обе насквозь промокшие, мы передавали друг другу бутылку виски, и я чувствовала, что очарована ею.
Наверное, потому что я отчаянно устала от одиночества. Когда моя жизнь стремительно полетела под откос, друзья разбежались от меня, как крысы. А моя лучшая подруга, родная сестра, меня ненавидит. Мне не хватает близкого человека, родственной души – того, что я принимала как должное, пока всего не лишилась. По своей вине. Я сама все разрушила. Но это не значит, что я не жажду дружеского участия.
Чем ближе к городу, тем плотнее поток машин на дорогах. Я еду мимо центра Сиэтла, направляясь в знакомый район. Я стараюсь не очень часто ходить в одну и ту же душевую – нельзя рассчитывать на вечную доброжелательность персонала, – но сейчас, пребывая в растрепанных чувствах от переутомления, я еду на автопилоте. И, неожиданно для самой себя, оказываюсь на той же самой парковке. Соблазн поскорее встать под горячий душ и помыться с мылом столь велик, что я не раздумывая иду в здание бассейна.
– Привет, – мямлю я, остро сознавая, сколь неприглядное зрелище собой являю. – Я потеряла пропуск.
На этот раз за стойкой администратора мужчина с густыми бровями и седой шевелюрой. Лицо у него суровое, отмеченное следами пережитых невзгод. Мне сразу становится ясно… в его сердце почти не осталось места для сострадания.
– Бассейн только для платных посетителей, – бесцеремонно отрезает он.
– Я заплачу. – Я лезу в карман за деньгами, что заработала в качестве чаевых. – Без проблем.
– Нет, – рявкает он, взмахом узловатой руки прогоняя меня. – Ты сюда не плавать пришла. Убирайся.
У меня нет сил притворяться.
– Пожалуйста, – умоляю я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Я только приму душ и сразу уйду.
Он смотрит на меня с отвращением, почти с ненавистью.
– Здесь не приют. Бродяг мы сюда не пускаем.
В вестибюль входят две женщины. Они весело болтают, но, завидев меня, умолкают. Их чистые волосы собраны в «конские хвостики», кожа, увлажненная лосьоном, сияет свежестью. Не так давно женщины, подобные этим, приходили в мой ресторан, с восхищением отмечая, с какой непринужденной уверенностью я управляю своим заведением, как мастерски нахожу взаимопонимание с персоналом и посетителями и получаю от этого истинное удовольствие. Я бы подошла к их столику, уточнила, все ли их устраивает, предложила бы дижестив за счет заведения. Возможно, они даже позавидовали бы мне. Но теперь я вижу в их глазах только подозрительность. И жалость.
И это еще оскорбительнее, чем грубость администратора.
Я спешно покидаю вестибюль.
* * *
В конце концов я нашла центр Ассоциации молодых христиан, где можно за плату воспользоваться спортзалом и душевой. После я отправилась в прачечную самообслуживания, где подремала на стуле, пока стирались и сушились моя одежда и спальный мешок, а потом поехала на работу. Как я ни старалась быть приветливой с посетителями, чаевых мне это не прибавило, и к концу смены я уже перестала утруждать себя любезностями. Со скудным заработком в кармане я снова еду на север в тот элитарный район, возвращаюсь в свое укромное ночное пристанище. В темноте ищу сумки, спрятанные мною в зарослях; вот они, на месте, к ним никто не прикасался. Я убираю вещи в багажник, раскладываю кресло и ложусь спать. Сплю крепким глубоким сном. Пока меня не будят.
Из забытья меня выводит резкий стук по стеклу над моей головой. Я резко сажусь, ощупью нахожу нож, лежащий у меня на коленях, хватаю его и вижу в окне лицо, освещенное сзади лучами восходящего солнца. Это не коп, не вор, не насильник. Это она.
Тонувшая женщина.
Глава 7
Я нерешительно открываю дверцу и выхожу из машины. Утреннее небо окрашивает персиковая заря, предвещающая ясный день; в свежем воздухе уже чувствуется дыхание тепла. На женщине другой дорогой спортивный костюм; темные волосы убраны назад, открывая безупречное лицо, на котором нет ни следа косметики. Но она выглядит иначе, мягче. Улыбается.
– Я вдруг поняла, что так и не поблагодарила тебя, – произносит она. – За спасение.
– Пустяки.
– Я думала, что хочу умереть. Но нет, не хочу. И я рада, что ты подоспела на помощь.
Я пожимаю плечами. А что тут скажешь?
Женщина снимает со спины маленький рюкзачок, расстегивает его.
– Я тут кое-что принесла. В знак благодарности. – Она вкладывает мне в ладонь маленький предмет. Гладкий, белый, с отверстием в середине.
– Это нэцкэ, – объясняет она. – Традиционно японцы-мужчины использовали такие фигурки в качестве подвесок на своих кимоно. Эта вещица вырезана из кости.