Тонущая женщина

Я постоянно колесила по стране, переезжая из города в город, никогда долго не задерживаясь в одном месте. У Деймона есть другие источники дохода, другой бизнес, и не один, и те, в чьем ведении находятся эти предприятия, возвращают долги вовремя. Он не настолько остро нуждается в моих деньгах, чтобы посылать на мои поиски своих головорезов. Тем не менее… я не останавливалась, пока не достигла Сиэтла. Тихого океана. Конечного пункта. Одной из географических точек, наиболее удаленных от Нью-Йорка.

Локтем я выдавливаю в ладонь жидкое мыло с ароматом лимона, намыливаю тело и голову. От этого едкого моющего средства кожа станет сухой, а волосы жесткими и кудрявыми, но все мои туалетные принадлежности лежали в украденном рюкзаке. Я пытаюсь смыть с себя страх, чувства растерянности и безысходности, которые грозят захлестнуть меня. У меня нет выбора. Все, что остается, – пытаться двигаться вперед, пытаться существовать.

Выйдя из-под душа, я достаю из сумки полотенце. От него разит затхлостью, но я промокаю капли воды на теле, надеясь, что неприятный запах ко мне не прилипнет. Стирка для меня теперь роскошь, которую я могу позволить себе лишь раз в неделю.

В раздевалку входит женщина с маленьким ребенком на руках. Она косится на меня. Я вижу, как она хмурится, скользнув взглядом по ядрено-красным царапинам на моей руке и вороху вещей. Ей нетрудно сообразить, в чем дело. Значит, нужно поторопиться.

До сего дня я делала неброский макияж – припудривала лицо, немного румянила щеки, подкрашивала тушью ресницы и помадой – губы. Но вся моя косметика испарилась вместе с сумкой. Руками я придаю форму своим темным волосам с осветленными прядями, которые уже отросли до подбородка. Толку, конечно, немного, но, по крайней мере, я выгляжу, если и не привлекательно, то хотя бы опрятно и презентабельно. Но к первому я уже не стремлюсь. В одних кругах ты щеголяешь красотой, чтобы получить выгоду; в других – прячешь свою миловидность. В конечном итоге рано или поздно ты все равно теряешь привлекательность. Просто бездомные дурнеют гораздо быстрее.

Я поспешно натягиваю на себя джинсы и черную футболку – свою рабочую «униформу». К счастью, в кафе, где я работаю, сотрудников не заставляют придерживаться строгого дресс-кода.

Женщина с ребенком, раздеваясь, не сводит с меня настороженного подозрительного взгляда. Принимает меня за сумасшедшую? Думает, что я представляю опасность? Хочу ее обокрасть? Меня так и подмывает рявкнуть, что мне не нужна ее сумка с пеленками и мелким печеньем, но я воздерживаюсь. Бросаю влажное полотенце в одну из парусиновых сумок и торопливо иду мимо еще двух мамочек с детьми, которые пришли на занятие по плаванию.

Я выхожу из здания бассейна, и свежий воздух бьет в лицо, обостряя все чувства восприятия, будто я получила пощечину. У меня кружится голова, в ногах – слабость. Мне срочно нужно подкрепиться и выпить кофе. В нескольких кварталах от бассейна есть кофейня, где продают со скидкой лежалые маффины, перезрелые бананы и рыхлые яблоки, оставленные в корзине возле кассы. Я закажу кофе со сливками и сахаром на завтрак и несвежую выпечку – на обед. Ужинаю я в том кафе, где тружусь. Хоть какая-то польза от работы, которая не приносит удовлетворения.

Усаживаясь за руль, я чувствую бедром давление рукоятки ножа. Я засунула его поглубже в зазор между подлокотником и креслом, но рукоятка все равно выглядывает на дюйм. Я вытаскиваю нож. На лезвии – засохшая кровь. Содрогаюсь, вспоминая ночное происшествие. Я ведь полоснула ножом человека, вонзила в него лезвие, а ему хоть бы что, он даже не остановился. Я не в состоянии защитить себя и свои вещи.

Я знаю, что нужно сделать. Этот автомобиль – мой дом, и он должен быть надежно защищен. От этого зависит моя жизнь.

Глава 3

Нетрудно установить, в каком из заведений берут на работу нелегалов – людей, не имеющих разрешения на трудоустройство, или счета в банке, или домашнего адреса. Людей с судимостями, которые не могут предоставить резюме или рекомендации. Я находила такие места по всей стране, и нашла кафе «У дядюшки Джека». Оно находится в сомнительном районе на южной окраине Сиэтла. Облезающая краска и поблекшая вывеска указывают на то, что здесь готовы отступить от буквы закона. Первый раз я наведалась туда две недели назад, заказала кофе и села за исцарапанную оранжевую барную стойку. Когда «дядюшка Джек», которого на самом деле зовут Рэнди, вышел из кухни на перекур, я попросила его взять меня на работу. Судя по всему, Рэнди сам побывал в тюрьме. То ли за нападение, то ли за торговлю наркотиками, то ли за убийство. Какое бы преступление Рэнди ни совершил, он знает, что иногда человеку нужно дать второй шанс.

Я работаю в этом кафе с шестнадцати ноль-ноль до полуночи шесть дней в неделю. График плотный, но меня это устраивает. Уж лучше обслуживать посетителей, чем сидеть в машине, тщетно пытаясь заснуть. В кафе с утра до вечера подают завтрак, бургеры, начос, пиво и вино. Большие жирные порции «дядюшки Джека» – отрада для глаз и желудка, хотя все это исключительно вредная для здоровья пища. Мой ресторан мог похвастать тем, что в меню были блюда из самых качественных продуктов – «комфортная еда» с изыском. Ресторан, где я работала поваром, предлагал посетителям блюда с претензией на высокую кухню: крокеты из костного мозга, вяленые гребешки, карпаччо из вагю… С моей квалификацией мне бы работать в более престижном заведении, но там, разумеется, возникли бы вопросы.

«У дядюшки Джека» клиентура каждый вечер практически одна и та же. Наркодилеры, проститутки, завсегдатаи подпольных клубов, хулиганы из уличных банд. В таких заведениях все молча едят дешевые блюда, делают свои дела и не лезут в чужие. Прежняя я даже не взглянула бы в сторону подобного кафе, задрожала бы от страха при виде Льюиса, парня с золотым передним зубом и шрамом во весь подбородок. Он сидит на одном конце барной стойки и пьет «Спрайт» в ожидании клиентов, покупающих у него наркоту. Или пришла бы в ужас от знакомства с Талией. Та заходит в кафе в перерывах между клиентами и по полчаса торчит в туалете – то ли ширяется, то ли просто моется. Никто не задает вопросов, всем плевать. Они – обычные люди… теперь я это понимаю. Просто делают то, что должны.

Мой босс, Рэнди, расхаживает по длинному узкому проходу, отделяющему барную стойку от столиков, наблюдает за клиентами. Он невысокий, плотный, в джинсах и светло-зеленой футболке, и потливый… до ужаса. У него вечно мокрые подмышки, а на лбу блестит испарина. Да, в зале тепло, но не настолько, чтобы обливаться потом. Возможно, это побочный эффект употребления наркотиков, хотя я не замечала, чтобы он их принимал. По моим прикидкам, ему лет пятьдесят, но таких, суровых пятьдесят: кожа задубелая, серая, изборождена морщинами. А голубые глаза холодны, как лед.

Я снова наполняю «Спрайтом» бокал Льюиса. В конце моей смены он сунет мне в карман десять баксов – за то, что обслуживала его и не мешала торговать. И это будут самые щедрые чаевые. Клиенты «дядюшки Джека» лишними деньгами не располагают. Стандартные чаевые – доллар или два, но и горсть мелочи – не редкость.

Я наблюдаю за Рэнди и, едва он заходит за барную стойку, обращаюсь к нему:

– Слушай, Рэнди, хотела спросить… э-э-э… попросить об одолжении.

Он молчит, любопытства не выказывает, медленно выдвигая бокал пива из-под крана.

– Вчера ночью в мой автомобиль залезли, – продолжаю я, прочистив горло. – Разбили стекло. – Я умышленно забываю упомянуть одну незначительную деталь: что сама в это время находилась в машине. – Сегодня я заезжала в две мастерские, и в обеих сказали, что ремонт обойдется мне в четыреста баксов.

Рэнди смотрит на меня поверх бокала с пивом. Взгляд у него непроницаемый, не поймешь, о чем он думает.

– Не мог бы ты дать мне аванс в счет зарплатного чека?

«Чека», конечно, никакого нет. Рэнди платит мне черным налом. Это противозаконно, но выгодно – и ему, и мне. В сущности, счета в банке я тоже больше не имею. Если бы был, все, что я зарабатываю, изымалось бы в счет погашения займов.

– Я не выдаю авансов, – отрезает Рэнди, отпивая глоток пенистого пива.

– Да я и не прошу всю сумму целиком, – не сдаюсь я. – Только сотню баксов. И всего на несколько дней.

– Нет. – Он ставит бокал на стойку. – Это мой принцип.

– Ну пожалуйста, – умоляю я. – Мне очень нужно.

Взгляд его непроницаемых глаз скользит по мне, оценивает. За несколько недель, что я работаю у Рэнди, я заметно подурнела: сказались стресс и нужда. Мне тридцать четыре, но я чувствую себя – и выгляжу – старше. Будь у меня косметика, я затушевала бы следы усталости и переживаемых невзгод, но сейчас все это без прикрас отражается на моем лице. Волосы я стянула на затылке резинкой, однако несколько завитков выбились и пушатся от влажности, исходящей из кухни. Неужели мой босс принимает меня за наркоманку? Думает, что деньги нужны мне на дозу?

– Моя машина припаркована за кафе, – быстро добавляю я. – Можешь сам убедиться, что окно разбито. Грабитель стащил мою сумку и телефон.

– Если я уступлю твоей просьбе, значит, мне придется и другим не отказывать, – равнодушно пожимает он плечами. – Извини.

Сердце в груди трепещет от паники. Я не могу спать, оставаясь легкой добычей для всех и каждого. Весенними ночами на улице свежо, но не холод, а страх не даст мне заснуть. Если объяснить Рэнди, что машина – это мой дом, что, если я буду спать в тачке с выбитым стеклом, меня могут изнасиловать или убить, пойдет ли он мне навстречу? Но я не могу ему это сказать. Гордость не позволяет. Плотно сжав губы, я иду на кухню за очередным заказом.

К столику у окна я приношу две тарелки с сосисками, яйцами и блинами. Меня благодарят кивком, и я выдавливаю вежливую улыбку. Мои усилия минимальны. Не то что в собственном ресторане. Там я постоянно была в зале, встречала и очаровывала посетителей. Здесь я официантка – подай-принеси. Я подхожу к соседнему освободившемуся столику, сгребаю в передник оставленную мелочь, собираю грязную посуду. На тарелке – полпорции подрумяненного на гриле сыра, соблазнительно нетронутого. По прибытии на работу я съела чизбургер, перед уходом поем яичницу, а сыр мог бы стать завтрашним завтраком. Чтобы не поддаться искушению, я опрокидываю на него чашку с остатками кофе. Не опущусь до того, чтобы есть объедки с чужой тарелки. Во всяком случае, пока.

В глубине кухни я сваливаю грязные тарелки и бокалы в раковину, а потом слышу:

– Эй, Ли.

Тон дружелюбный, располагающий к разговору, и я не сразу соображаю, что обращаются ко мне. Поворачиваюсь и вижу, что меня окликнул Винсент, наш повар. Он чуть моложе меня, подтянутый, жилистый, невероятно энергичный. Мог бы сделать неплохую карьеру, если бы не татуировки на лице, ограничивающие его перспективы. Над левой бровью выгибается скорпион, правую скулу украшает маленькая звездочка. Если у Рэнди глаза холодные, голубые, то у Винсента они черные, жгучие, аж дрожь пробирает. Мне он не нравится. Почему? Сама не знаю. Мы почти не общаемся, разве что по работе.

– Слышал, тебя ограбили? – интересуется Винсент, подходя ко мне.

– Да.

– Новый телефон нужен? – тихо спрашивает он, придвигаясь ближе.

Еще месяц назад я не представляла свою жизнь без смартфона, но сейчас новый мне конечно же не по карману. Тот, что был раньше, с моим всегдашним номером, я выбросила в мусорный бак за рестораном, а в дороге, пока колесила по стране, купила другой. Но теперь для меня Интернет – роскошь, не имеющая никакого значения для моего выживания. Да и не звонит мне никто. Разве что Рэнди может набрать, чтобы предложить поработать сверхурочно. Однако мне станет спокойнее, если я буду знать, что при необходимости смогу позвонить и попросить о помощи.

– Сколько?

– Я могу достать тебе тупофон[1 - Тупофон (англ. Dumbphone) – сленговый термин для примитивных сотовых телефонов-раскладушек, вновь ставших популярными в Америке после пандемии. (прим. ред.).], с предоплатой за два месяца вперед. Тридцать баксов.

Кнопочные телефоны служат разменной монетой: их обменивают на услуги, наркотики или деньги. Винсент, по всей вероятности, имел сомнительные связи, может быть, приторговывал наркотой. На телефоне, что он мне предлагал, не будет Интернета, но по нему я смогу звонить и посылать эсэмэски. Смогу обратиться в несколько автосервисов и выяснить, в каком из них замена стекла обойдется дешевле. Смогу договориться о том, что привезу машину на следующий день после получения зарплаты. Смогу написать сообщение сестре, просто чтобы выяснить, все ли у нее хорошо. Номер будет ей незнаком. Но, может быть, она и ответит.

– По рукам.

Винсент окидывает взглядом кухню.

– Мой приятель будет ждать тебя за кафе после твоей смены, – сообщает он и снова отходит к грилю.

* * *

Остаток вечера проходит довольно спокойно, без особых происшествий. Завязалась одна драка, но Рэнди и Льюис быстро уняли забияк. В полночь я сдаю свою смену, и Винсент ставит передо мной тарелку яичницы с беконом. Я ужинаю в глубине кафе, за маленьким столиком рядом с уборной для персонала. Кафе работает всю ночь, и в зале по-прежнему многолюдно – публика сменилась на более шумную и пьяную. Я ем неторопливо, тяну время, с ужасом думая о том, что мне придется провести ночь в открытой машине. Убедившись, что Винсент и другие работники кухни заняты своими делами, я украдкой сую в карман ржаной тост.

Наконец, беру свои сумки с пожитками и перехватываю взгляд Винсента. Тот кивает мне. Его приятель с телефоном ждет за кафе. Я выскальзываю из кухонной двери на улицу.

На тесной парковке четыре автомобиля и автофургон, доставляющий продукты. Пытаясь спрятать от чужих глаз разбитое окно, свой пострадавший автомобиль я поставила впритык к бетонной перегородке. В темноте светится красный огонек сигареты. Я иду на свет. Приятель Винсента стоит на краю стоянки, близ улочки. Он маленького роста, невзрачный, в худи и джинсах. При моем приближении лезет в карман джинсов и достает телефон-раскладушку.

– Предоплата за два месяца, – произносит парень. – Сорок баксов.