Дурак на красивом холме

Я приоткрыл дверь с естественным желанием увидеть что происходит и встретился с синим всполохом испуганных глаз девушки с кухни. Ничего не говоря, она проскользнула мимо меня в комнату, приятно проехавшись по ребрам небольшими крепкими грудями. Соприкосновение с ней было подобно контакту с электрическим током, от которого в моей голове мгновенно вспыхнула яркая лампочка!

Наконец наступило озарение! За три дня пребывания в поселке Бухалово, в разных местах, где скапливалось какое-то количество женщин, до моих ушей невольно доходило энергичное обсуждение некой злодейки, которая смущает мужчин и игнорирует женщин, пытающихся провести с ней душеспасительную беседу.

Почему-то я был уверен, что с такой горячностью они могут обсуждать только проделки какого-то отрицательного персонажа из нескончаемого сериала, изготовленного в западном полушарии. То, что персонаж имеет место быть в восточном полушарии и существует в реальности в двух шагах от меня, я понял только сейчас.

Следом вспомнился утренний разговор Пафнутия и коменданта-уборщицы, когда она мыла пол в нашей секции. Я проспал, засидевшись с книгой в ночи, и, возможно, спал бы и дальше, если бы не громкий возбужденный разговор и бесцеремонный стук швабры о мой порог. По-всему, разговаривающие были уверены, что я ушел.

Пафнутий настойчиво бубнил, что некой Веронике некие люди раскурочили замок, и надо срочно либо вставить новый, либо переселить ее в другой номер. Комендантша, добрая и отзывчивая на мои просьбы, на этот раз повела себя противоположным образом. Не видя, но слыша, я представил ее в образе неуступчивой волчицы Ракши из советского мультфильма про Маугли – ощетинившейся и оскалившейся. Она раздраженно кричала, что новых замков нет и не будет, и вообще, пусть эта шлюндра убирается из гостиницы и не создает проблем.

Времени вникать в гостиничные проблемы у меня не было. Я опаздывал и торопился на лесопилку – в последний день следовало поработать особенно ударно. Комендантша, увидев меня выходящим из номера, смутилась, убрала с раскрасневшегося лица выбившуюся из под платка прядь волос, кивнула в ответ на мое приветствие, и уже обращаясь к Пафнутию, негромко буркнула:

– Коли такой добрый и жалостливый, забирай ее к себе!

– Ага, чтобы меня убили?..

Дальше я не слышал, быстро заперев дверь и выскочив из секции. Надо было завершать свои дела – помимо окончательной утонченной распиловки, стояла проблема транспортировки изготовленных брусков и досок ко мне на ранчо.

Все это промелькнуло у меня в голове в течении нескольких секунд. Между тем, стали слышны голоса приближающихся революционеров.

– Дверь не заперта – как приятно!

– А чо приятно-то? Самоёй-то нет!

– Сквозанула, пока вы мочу сливали, уроды! Нашли время! На фига мы вас взяли?

Судя по разношерстности высказываний, боевая группа сложилась стихийно: просто выпивали вместе люди разных возрастов и образования.

– Она на кухне, наверное, кашеварит… Митяй, ты оставайся здесь у двери на дозоре, а мы пойдем и проводим почетным экскортом нашу королеву Шантеклера!

Последний голос показался мне знакомым и не вызывал неприятия, как прочие.

Они стремительно и шумно прошли мимо нашей секции на кухню.

– И здесь ее нет!

– Зато картошечка варится! Под самогоночку да с сальцом!

– Тебе лишь бы пожрать! А девку-то упустили!

– Да она к Пафнутию наверняка завернула! Старый хрыч ей сочувствует и крышует!

Последний голос был особенно гнусным.

– Что ж, пойдемте к Пафнутию, – сказал знакомый голос.

На этот раз Пафнутий отворил сразу, видимо, наученный прежним опытом.

Через минуту в мою дверную щель потянуло дымом дешевых сигарет, а через смежную стенку довольно громко зазвучали напористые голоса дознавателей, на вопросы которых что-то тихо отвечал робкий Пафнутий.

Я оглянулся на Веронику и застыл в ужасе: она сжимала в руках большой кухонный нож, купленный мною в местном магазине. И сама была как сжатая пружина – только прикоснись и разожмется, с дикой силой вгонит в тебя холодное оружие размером с короткий гладиаторский меч.

– Ты с ума сошла! – выдохнул наконец я. – Успокойся, на моей территории тебя никто не обидит!

Я говорил спокойно, до конца не веря в реальность происходящего. Вообще, следует сразу сказать, что от природы я очень тормозной и требуется немалое время, чтобы я в полной мере проникся ситуацией. Но в данном случае такая особенность моего характера сыграла на пользу – мое воловье (а может – волевое?) спокойствие в какой-то мере передалось и Веронике.

Я положил свою левую руку на ее плечо, которое продолжало нервно дрожать, а правой протянул книгу.

– Верни-ка мне мой нож, пожалуйста! Возьми лучше вот эту книгу…

Книгу она взяла, тупо глядя на обложку – «Убийство Моцарта», однако, нож оставила у себя, опустив руку с ним вниз. «Что ж, хотя бы так,» – подумал я, а вслух зачем-то добавил, будто интересность книги от этого увеличивалась:

– В вашем магазине купил!

Девушка явно меня не слушала, думая о своем – оставаться или уходить. А я продолжал настаивать:

– Ну-ка, присядь – в ногах правды нет (дурацкая поговорка, если вдуматься, – она произошла в те времена, когда у крепостных выбивали правду ударами розог по пяткам, но я часто говорю такие поговорки, когда не знаю, что сказать умнее)!

Я сильнее надавил на плечо и заставил ее сесть на соседнюю кровать. Тут же в дверь очень вежливо постучали, что давало надежду на благоприятный исход.

– Да-да! Дверь не заперта! Заходите пожалуйста!

Я решил разыграть роль рафинированного интеллигента, дабы сбить с мужиков разбитное настроение, революционный кураж, и не допустить ненужных

фамильярностей. Но мой план был сразу разрушен.

– Руслан! Друг! Здорово!

На пороге, радостно улыбаясь, стоял Андрей Мордвин, обладатель знакомого голоса. Мы с ним часто пересекались на охотничьих тропах, вели задушевные беседы у костра, ночевали в одном балагане и даже иногда вместе браконьерничали. Оба мы были обладателями зарегистрированных подружейных собак, что давало нам возможность получать путевки на болотную и полевую дичь месяцем раньше, чем прочим охотникам на боровую и водоплавающую. И если меня привлекала прежде всего эстетика охоты с легавой, воспетая Львом Толстым, Тургеневым и последующими Пришвиными и Якубовскими, то у Андрея были другие, более прагматичные мотивы.

Он завел нехарактерного для деревенской местности спаниэля, чтобы под его прикрытием снимать сливки: в молниеносных, с зигзагообразным полетом бекасов он вообще никогда не попадал, а добыв для видимости пару перепелок, спокойно постреливал не разрешенных еще по срокам молодых глупых уток. Какое-то время, попав в плен его плутовского обаяния, я тоже практиковал такое, но вскоре прекратил, почувствовав неприятный привкус от этой хитроумной уловки, часто комплексуя и от разрешенных форм довольно сомнительного мужского развлечения.

– Проходи, Андрюха, садись! – я пододвинул ему один из двух стульев. – I’m glad you see!

– Всё умничаешь? И давно ты здесь? – с возбуждённым интересом стал вопрошать он меня, усаживаясь на ближний к Веронике стул. Та, не отрываясь, смотрела в книгу, чтобы не смотреть на нас. Андрей, напротив, постреливал в ее сторону веселыми, как у бекаса, глазами. – Какая-такая нужда привела тебя к нам в неурочное время? Разве не знаешь – весенняя охота в этом году запрещена?

– Не знаю, да я по весне никогда и не охочусь, отвечал я, радуясь неожиданной встрече с неунывающим и по-городскому продвинутым приятелем. – Стоит ли встречать выстрелами вернувшихся на родные гнездовья птиц?

– Это все лирические сопли! Охота есть охота – древнейший мужской инстинкт, от которого никуда не денешься… Однако, ты не ответил на мой вопрос! Давно ли ошиваешься в нашем поселке и по какой надобности?

Он многозначительно покосился в сторону Вероники. У той, сразу почувствовавшей его взгляд, дважды дрогнули веки.

– Третьи сутки. Пиломатериалы у вас тут заготавливаю, – коротко и конкретно, как в повести Ропшина, стал я отвечать Андрею. – Дом я купил на берегу Зеркального. Надо благоустраиваться.

– Mamma mia! Так это ты и есть тот самый придурок, что купил некондиционный дом у Вьюрков?

– Тот самый. Только почему придурок и почему некондиционный? Дом шикарный – я о таком всю жизнь мечтал! Fata morgana…

Дом был огромный и вытянутый, как бунгало, но вытянутость была не казарменного приземленного типа, а, наоборот, возвышенно-воздушная, как у Альгамбры. Братья Вьюрковы были профессионалами своего дела – они давно занимались отхожим промыслом и, сбыв мне постройку на берегу озера, навсегда убыли куда-то в пригород строить дома для новых русских.