Экзамен на верность

– Мы с тобой в последнее время так редко видимся! Постоянно какие-то дела, постоянно нервотрепка. Я уже забыла, когда мы просто так с тобой болтали. Расскажи мне об Анне, как она учится? Я вожусь с бумажками днем, дежурю ночью и совсем ее не вижу!

Но мысли Тарин путались. Она вяло ковыряла вилкой салат: аппетита не было. Даже новость, что в свой выходной Регина встретила старого знакомого, который пригласил ее на чашку кофе, не впечатлила.

Студенты вбежали с шумом в столовую, увидели ректора и присмирели. По итогам сессии многих придется отчислить, пока на столе копятся проекты приказов. Скоро предстоит неприятный разговор с Маратом. Отчисление для него синоним потерянных платежей за обучение, но что поделать, отъявленные лоботрясы и лодыри здесь тоже не нужны.

В столовой появилась Нина, и мысли Тарин потекли в другом направлении. В последнее время девушка стала серьезнее, больше времени уделяла на подготовку к занятиям. Как куратора Ирма ее не хвалила, но и не ругала, что само по себе было уже достижением. Тимур тоже говорил, что девушка справляется. Тимур… Она вспомнила о бумаге, оставленной в кабинете. Да, придется вызвать его к себе. Вениамин, конечно, хорош, нашел, как отомстить за свое «потрясение». Но Портфельчик прав, она должна была знать.

После обеда Тарин решила пройтись, оставляя на хлюпающих припорошенных дорожках четкие следы ботинок. Морозный воздух спешил погреться у ее щек, кусался и царапался, как маленький котенок. Деревья раздраженно поскрипывали во сне. В такую пору приятно прогуливаться лишь потому, что знаешь: сейчас вернешься в теплый дом, где уютно, вкусно пахнет, где тебя радостно встретят и предложат чашку, из которой идет пар, а ты будешь оттаивать вместе со снегом, принесенным тобой на воротнике. А пока можно покататься, дожидаясь, когда пальцы совсем окоченеют.

Деревянные качели возмутились таким бесцеремонным обращением. Спешащие на экзамены студенты удивленно здоровались, не ожидая увидеть здесь ректора.

Невдалеке она увидела долговязую фигуру в нелепой шляпе с широкими полями.

– Лука? Что вы здесь делаете?

– Как что? Фотографирую, – преподаватель приблизился. – В такую погоду чудно получаются монохромные снимки. Можно? – он присел рядом.

Некоторое время они медленно качались в тишине. С неба начали сыпаться мелкие снежные бисеринки. Они опускались на воротник ее пальто, застревали в бороде Луки, серебря ее еще больше. Тарин погладила ладонью шершавые брусья качелей.

– Как вы поживаете? Как дочка? – осторожно поинтересовался Лука.

– Все хорошо, спасибо.

– Я тут видел ее недавно. Смышленая девочка!

– Это точно, – согласилась Тарин. – К сожалению, у меня не получается уделять ей много внимания. Сложно воспитывать ребенка одной.

– Вы всегда можете обратиться ко мне за помощью, – вкрадчиво произнес преподаватель. – Я с радостью.

Из-под вязаного свитера, который он надел на просторную белую рубашку, выглядывал шнурок с посеребренным крестиком.

– Как вам удается верить? – спросила она, не сдержавшись.

– Поймали меня, – улыбнулся мужчина. – На самом деле вера – это дар. Я утерял этот дар много лет назад, когда служил. Но привычка, – он спрятал шнурок, – осталась.

– Наверное, потерять веру очень тяжело.

– Она уходит незаметно. По капельке каждый день. Однажды замечаешь, что просто живешь без нее. Но я не теряю надежды, что она вновь вернется. Вера – как фундамент нашей души. Без нее ты словно калека. Жить, конечно, можно, но чувствуешь: что-то не так.

– Да. Человеку нужно во что-то верить, – согласилась Тарин.

– Позвольте сказать, что ваша вера…она обязательно приведет вас к желаемому, – мягко вымолвил преподаватель.

– Спасибо, – постаралась бодро ответить она. – Спасибо…

Качели снова взмыли вверх. Там, над их головами, кто-то невидимый никак не мог заштопать прохудившийся мешок со снежной крупой. Она сыпалась, волшебным образом возникая из ниоткуда, прямо на их глазах.

Прогулка помогла Тарин обрести некоторую гармонию. Когда вошел Тимур, она спокойно и молча протянула ему отзыв, принесенный Портфельчиком. Он читал не более трех секунд, затем яростно смял бумагу.

– Ты этому поверила??

– Как я могу не поверить? – она стояла спиной к окну, скрестив руки на груди.

– Разумеется, ты не так хорошо меня знаешь. Но неужели ты допустила мысль, что я мог так поступить? Молоденькая студентка навоображала черт знает что; конечно, никто не стал разбираться, и меня уволили. Сама знаешь, я не самый приятный в общении человек, руководство с радостью от меня избавилось. Ты сама была в такой ситуации, с той проклятой статьей! Ведь очевидно, что это клевета!

Тимур подошел и заглянул в холодные синие глаза.

– Тогда зачем ты соврал на собеседовании? Почему не рассказал мне потом? – возмутилась она. – Знаешь, я ненавижу, когда мне лгут. Пусть все написанное бред, но ты не можешь не понимать, что репутация колледжа тоже пострадает, если все выплывет наружу! Об этом ты подумал? Ты твердишь, что колледж дорог тебе не меньше моего, но поступки твои доказывают обратное!

– Я ушел по собственному желанию, никто не сможет ничего доказать. Эта бумажка, – он указал на стол, – наговор, чтобы сбить тебя с толку.

– Эта бумажка – оружие в руках умного человека! Повезло еще, что человек попался не слишком сообразительный, – отвернулась она к окну.

Тимур взял ее за плечи и развернул к себе.

– Послушай: да, каюсь, ничего не сказал. И не собираюсь тебе доказывать свою невиновность. Я прошу тебя мне просто поверить. Здесь, сейчас. Без оправданий или аргументов. Поверь: я никогда, ни при каких обстоятельствах не причиню вред тебе или колледжу.

Его серые глаза смотрели открыто и честно.

– Я, как и ты, не терплю ложь. Поэтому не собираюсь работать в атмосфере недомолвок и подозрений. Либо ты мне доверяешь, либо я пойду собирать вещи.

До какого предела доходит вера? Сколько ее можно подвергать испытаниям, пока ткань не истончится, веревка не протрется, а человек станет покрытым броней циником? Тарин не знала. Но чувствовала, что Тимур говорит искренне. Может быть, она пожалеет.

Помолчав, она вздохнула:

– Жду от тебя завтра списки слушателей. Можешь идти.

Снег за окном постепенно усиливался. Снежинки долго беспокойно кружились над землей, не находя себе места. Наутро вся грязь дорожек оказалась скрыта под белым, чистым холстом.

VIII

.

Вместе с декабрем приближалось и время проверки. Напряжение возрастало. Помимо ставших уже привычными отчетов на рабочем столе Тарин лежали два заявления на увольнение – преподаватели были недовольны уровнем нагрузки и заработной платой. Отдельной стопкой пылились объяснительные студентов об их чрезвычайно интересных похождениях. Но особенно удручала папка счетов от бухгалтерии – туда было лучше вообще не заглядывать.

– Итак, Ирма, сегодня после обеда я вместе с вами присутствую на репетиции новогоднего вечера, и оставляю вас далее отвечать за все самой: послезавтра мы встречаем комиссию. Вениамин, вы у нас ответственный за прием гостей. У вас все готово?

– Да, – человечек подпрыгнул на стуле. – Все пройдет на высшем уровне, не сомневайтесь.

– Надеюсь. Регина, что там с последними приготовлениями? Вы допечатали учебные планы?

– Сейчас как раз печатаем последние. Заканчивается краска в картриджах, новые привезут только завтра, но на листах лишь небольшие полоски, думаю, это не критично.

– Хорошо. Артур, что у вас?

– Уборщицы после занятий будут допоздна, а я сам еще раз пройдусь по аудиториям, перепроверю все плакаты, пособия, инвентарь.

– Проверьте, чтобы проекторы и компьютеры везде включались без проблем. Они имеют право зайти в любую аудиторию. Финансовые отчеты готовы?