– О, оно говорит мне, что я должен оставаться здесь и защищать Чарли до последней капли крови!
Внезапное сильное волнение овладело Эллен, и она отвернулась, чтобы он не прочел этого на ее лице.
– Голова более разумна, – проговорила она, но без особого убеждения.
– Тогда пусть будет проклята голова! – вскричал он с жаром, вскакивая с места и становясь перед ней. – И… и вы указали мне путь. Я знаю теперь, что я должен идти к вам, когда буду находиться в затруднении. Вы укажите мне, что я должен делать… Я останусь здесь, и проклятому полицейскому не поздоровится, если он осмелится наложить руку на Чарли… Пусть Чарли будет кем угодно! Мне это все равно. Если он будет нуждаться в помощи, то я буду возле него, чтобы помочь ему. Говорю вам: если Чарли отправят в тюрьму, то я пойду с ним. Если они повесят его, то повесят и меня. Так чувствует ваша сестра, так чувствую и я. Вот почему…
– Я тоже чувствую это! – радостно прервала его Эллен. – О вы, великий братец Билл, вы самый лучший человек на свете!.. Я подарю вам свою мазню. А теперь пойдемте посмотрим на строящуюся новую церковь, посредством которой здешние благочестивые жители надеются заслужить спасение своих душ.
Глава XX
Два соперника
Чарли Брайант ехал верхом по очень неровной местности в верхей части долины, за несколько миль до деревни. Дороги тут не было никакой, только тропинки, проложенные скотом в густых зарослях кустарника, по которым затруднительно было ехать.
Но Чарли Брайант не торопился и ехал медленно. Он был мрачен и задумчив и совершенно не замечал окружающей красоты и живописных видов, открывающихся перед ним при каждом повороте тропинки. Он был слишком погружен в свои грустные размышления и поэтому не замечал ничего. Он думал о Кэт Сетон. Она почти никогда не покидала его мыслей, и сердце его болезненно сжималось, когда он думал о ней. Он понимал всю безнадежность своей страсти. Разве она могла любить его так, как он желал бы этого, как он ее любит? Чарли не обманывал себя. Он сознавал свою слабость, отсутствие воли и свой ужасный порок – пьянство. Он не мог бороться с ним. Отчего он не такой, как Билл, крепкий человек, со здоровой душой и сердцем? Никаких слабостей у Билла нет. Также не существует для него и соблазна. Он едва ли даже понимает, что это такое?
Чарли проклинал свою судьбу, ненавидел самого себя. Кэт питала к нему нежную привязанность, такую, какую питают к какому-нибудь любимому животному. Она жалела его, но любить не могла! Он знал это. Но все же это было лучше, чем если бы она совсем отвернулась от него, исчезла из его жизни. Он погиб бы тогда, и потому должен был довольствоваться теми крохами, которые перепадали ему. Счастье существовало не для него. Он это знал и должен был примириться со своей горькой судьбой. И он готов был к этому, пока он знал, что нет никого, кто бы мог стоять у него на дороге, никого, кто завладел бы сердцем Кэт! Если бы это случилось и он был бы вычеркнут из ее жизни окончательно, то перенести это ему было бы невозможно. При одной мысли об этом дикая ревность охватывала его и рассудок у него мутился. Он мог переносить все, что уготовила ему жизнь, но только не это, только не это… А сегодня утром, как и накануне, он видел со своей веранды Кэт и Стэнли Файлса, идущих рядом, и кроме того, не раз слышал от нее хорошие отзывы о полицейском офицере. Кэт сожалела только, что он избрал такую профессию, она считала его умным и честным. Чарли не имел никаких оснований думать, что Файлс неравнодушен к Кэт или она к нему, но подозрительность его была так велика в этом отношении, что он готов был бы заподозрить даже Билла в том, что он питает нежные чувства к Кэт, если б не то, что Билл слишком явно увлекался Эллен и не давал брату никакого повода для ревности. А Файлс, несмотря ни на что, возбуждал ревность в сильнейшей степени, и порой он так сильно его ненавидел, что готов был бы убить его. Это было бы нетрудно сделать, и многие, гораздо лучшие люди, чем он, говорил он себе с горечью, убивали того, в ком подозревали своего соперника. Но Чарли знал, что он не мог бы выполнить такое намерение, что, несмотря на горечь, наполнявшую его душу, он больше всего желал бы счастья Кэт. В его характере, нравственно слабом и лишенном всего, что рассматривается как доказательство истинно мужественной натуры, было много великодушия и доброты и ради счастья единственной женщины, которую он любил, он готов был пожертвовать собственной жизнью.
Под влиянием таких мучительных мыслей им снова овладело уныние, еще более подрывавшее его нравственную силу. Он хотел было стряхнуть с себя грусть, вернуть хотя бы некоторую душевную бодрость и дать своим мыслям другое направление. Он почувствовал истинное облегчение, когда его лошадь выехала наконец из густой чащи кустарников на небольшую просеку. В середине этой просеки стоял кораль. Но Чарли проехал его и остановился у очень старой бревенчатой хижины. Место было очень уединенное, находилось за рубежом его владений и было обитаемо только в те времена, когда в долине жили лишь индейцы и метисы. Чарли случайно открыл это убежище и воспользовался им, чтобы устроить там склад таких предметов, которые не часто требуются на ранчо.
Внутри кораля стоял обыкновенный фургон и рядом с ним сельскохозяйственные орудия, главным образом для сенокоса. Очевидно, старый кораль служил именно для этой цели. Чарли мельком взглянул на все эти предметы и прямо направился к хижине, которая казалась давно заброшенной и необитаемой. Стены ее были низкие, и тяжелая, плоская крыша была покатая. Когда Чарли приблизился, то с карнизов крыши с шумом слетели птицы. У дверей Чарли простоял минуту в нерешительности, а затем с силой толкнул дверь, петли которой затрещали, словно протестуя против его вторжения. Он распахнул дверь, и внутри снова послышалось хлопанье крыльев, и птицы с громким криком вылетели оттуда на яркий солнечный свет.
Хижина была очень старая; воздух в ней был затхлый и пропитан плесенью. Пол был покрыт густым слоем гуано. Никакой мебели в хижине не было, но между тем все-таки можно было догадаться, что когда-то, в отдаленные времена, она была обиталищем человека. Круглое отверстие в крыше указывало, что тут некогда стоял очаг, а ржавые гвозди, торчащие из стен, вероятно, служили для развешивания на них утвари и разных вещей. Стены же были обшиты досками почти до самой крыши. Когда-то эта хижина служила убежищем для человека, который, может быть, скрывался здесь, в этой дикой, пустынной местности, от преследования закона.
Чарли прошел в самый дальний конец комнаты и, взяв верхний край обшивки, с силой потянул его к себе, открыв небольшое углубление, проделанное в старых бревнах. Это было нечто вроде шкафа, и там висела разная мужская одежда. Кроме того, тут же висели два пояса с кобурами и револьверами.
Осмотрев все эти предметы, как бы желая убедиться, что все тут на месте, Чарли вынул револьверы из кобуры и исследовал их; они были заряжены. Затем, положив все на прежнее место, он закрыл доски. Теперь никто не мог бы догадаться, что там находится тайник.
Сделав это, Чарли повернулся к двери. Он услыхал тихое ржание своей лошади, привязанной снаружи – очевидно, к хижине приближался какой-то всадник. Чарли быстро вышел и, тщательно заперев за собой дверь хижины, направился к коралю. Как только он вошел туда, то торопливость у него исчезла. Он подошел к фургону и, достав оттуда жестянку с салом и инструмент для смазывания, принялся осматривать колеса и смазывать их. Он, казалось, был до такой степени поглощен своей работой, что даже не обратил внимание на громкое ржание своей лошади и на ответное ржание другой. Этот конский дуэт не заставил его даже поднять головы, и только когда чей-то голос спросил:
– Готовитесь к поездке? – он обернулся и увидал Стэнли Файлса, подъехавшего к изгороди.
– Не совсем, – ответил Чарли. – А у вас есть какое-то дело? – в свою очередь, спросил он полицейского офицера, улыбаясь и с легкой насмешкой в голосе.
– Никакого особенного дела нет. Я просто знакомлюсь с географией местности, – ответил Файлс.
– Я сказал бы, что это составляет особенность… полицейской службы, – заметил Чарли.
Файлс с любопытством рассматривал его. Это был совсем особенный образчик «мошенника прерии», таких Файлс еще не встречал и инстинктивно чувствовал, что тут было нечто другое, чем простое нарушение закона. С ним будет труднее справиться, чем с обыкновенными, дикими и неграмотными плутами прерии, с которыми он всегда имел дело.
– Да, – возразил Файлс, – нам еще надо учиться многому.
– Конечно, – сказал Чарли и прибавил, указывая на косилку: – Скажите, вы бы ничего не имели против, чтобы помочь мне?
– С удовольствием, – отвечал Файлс, соскакивая с седла и входя в кораль. Его зоркий глаз сразу окинул все подробности и остановился на тонкой фигуре человека, стоявшего у фургона. Чарли Брайант был одет в свободные шаровары для верховой езды, но куртки на нем не было, и Файлс обратил внимание, что у него не было никакого оружия.
– Это ведь работа для двух человек, – заметил Файлс весело. – А вы хотели это сделать один?
Чарли улыбнулся самым простодушным образом.
– Вовсе нет, – возразил он. – Завтра придет Кит или, может быть, мой брат Билл.
– Ага, брат Билл! Он ведь участник дела, – сказал Файлс, принимаясь за установку косилки. Дело оказалось легче, чем можно было предполагать сначала, и вдвоем они быстро справились.
– Это ваш фургон? – спросил Файлс как бы мимоходом, между тем как его зоркие глаза подмечали все.
– Да, – кивнул Чарли. – Люди порой заимствуют его у меня. Видите ли, он мне бывает особенно нужен только во время сенокоса.
– Я думаю, что вы действительно не часто нуждаетесь в нем здесь, в этом странном месте. Это старая станция для скота?
В словах Файлса не заключалось вопроса, но они были сказаны им, чтобы получить на них ответ. Чарли заговорил так просто, как будто ему совершенно нечего было скрывать:
– Да, тут было нечто вроде станции. Король метисов Фишер имел тут кораль. Есть еще и другие долины вокруг, но я не знаю где. Король Фишер царствовал в Скалистых Ручьях в том здании, которым теперь население деревни пользуется как молитвенным домом. Ну, он был негодяй самого худшего сорта и там внизу, на дороге из прерии, он поставил столб с надписью: «Это дорога короля Фишера. Идите по другой дороге». Думаю, что многие избегали этой дороги. Однако нашелся один смельчак, который пошел по ней, и это было концом царствования Фишера. Эти тайные корали всегда были прибежищем негодяев.
– Да, – сказал Файлс, улыбнувшись.
Чарли засмеялся и, указав на хижину за коралем, прибавил:
– Хотел бы я знать, что там делалось в былые времена. Теперь птицы гнездятся в крыше хижины, но я думаю, что они не осмелились приближаться к ней, по крайней мере на целые три мили. Говорят, что король Фишер был кровожадным безумцем. Если это так, то здешнее место могло бы многое порассказать.
Чарли, продолжая работу и равнодушно разговаривая с полицейским офицером, в то же время с волнением думал о том, что он видел его в обществе Кэт. Но он улыбался Файлсу и отвечал ему таким же веселым тоном и с таким же простодушием, с каким он отнесся к его приходу. Он прекрасно понимал, зачем Файлс пришел сюда, но это было ему безразлично.
– Где же вы будете косить теперь? – спросил Файлс.
Чарли отвечал, не поднимая головы:
– В полумиле внизу, по течению потока. Тут нет других пригодных мест с западной стороны долины.
– Вот поэтому вы и держите здесь этот фургон?
– Ну, конечно. Это сохраняет лошадей. Они завтра утром придут сюда и останутся до нашего ухода отсюда.
Чарли спокойно рассказал это, кончая работу возле колеса, и затем, поднявшись, резко спросил:
– А вы где же пребываете со своими людьми?
– Тут в окрестностях, – уклончиво ответил Файлс.
– Понимаю. Высматриваете добычу? – Он улыбнулся, глядя прямо в красивое, энергичное лицо офицера. – Необходимость исследовать окрестности, если вы хотите хорошенько вычистить долину. Вам понадобится для этого очень большая метла.
– У нас есть метла, и я думаю, мы сделаем эту работу, – возразил Файлс. – Обыкновенно мы выполняем то, за что беремся.
– Да, я думаю, что вы сделаете ее.
Чарли как-то задумчиво поглядел на него и прибавил:
– Мне надо идти. Нам по дороге?