– Видать, у них полдник…
– Какой к херам полдник! Где плакаты, я спрашиваю? – от этого голоса у Саши внутри все оборвалось, она растерянно посмотрела на Волина, но тот ничем не мог ей помочь – сам был растерян, похоже, он не ждал налета… то есть, делегации во главе с самим батькой Махно.
– Нестор, сюда, – сказала женщина, и сейчас же дверь в комнату распахнулась. Стремительно вошел Махно в окружении своих клевретов, направился прямо к большому столу, где был разложен, как Саша теперь видела, сохнущий агитационный плакат. Над ним Нестор и склонился с большим интересом, на Сашу не взглянул, удостоил только короткого сухого кивка – на двоих с Волиным.
Она все равно покраснела, закусила до боли нижнюю губу, стараясь не вспоминать, как ночью он ласкал ее языком, вцепилась в края стула, ставшего вдруг ужасно неудобным. Если бы могла, то и дышать бы перестала, чтобы не чувствовать его запах: табак, порох, горячая степь.
Зато женщина, пришедшая вместе с Махно, посмотрела на Сашу очень внимательно, пристально… мол, ну-ка, ну-ка, что тут у нас за цаца!
Сама она была стройная, высокая, темноволосая (коса короной уложена вокруг головы), с крупными чертами лица и властным ртом, одетая по-мужски. Под ее взглядом становилось так же холодно и неуютно, как в гимназические годы, пред очами самой госпожи Куропаткиной.
Сева спас: выступил вперед, дружелюбно улыбнулся, сделал широкий жест:
– Галина Андревна! И вы здесь, как раз к чаю!
«Так вот кто эта Галина Андреевна, что махновские речи пишет… и не к ней ли, так похожей на классную даму, собиралась заглянуть Дуняша?»
– Не до чая мне, товарищ Волин, – сдержанно улыбнулась Галина. – Вот, видите, пришли с инспекцией… а то узнать, не нужна ли товарищеская помощь? У нас ведь съезд, концерт для вновь прибывших, и с наглядной агитацией беда – ничего не готово.
– Обижаете, матушка Галина Андревна! Как это не готово? Давайте, я вам все покажу… Рук, конечно, не хватает – надо бы сто, а у меня всего две, – ну да ничего, в редакции «Набата» бывало и хуже, справимся… вот, спасибо Нестору Ивановичу, прислал мне толковую помощницу, позвольте отрекомендовать.
– Да я уж вижу… – голос Галины оставался сдержанным, но улыбка стала откровенно неприятной. – Товарищ Владимирская, Александра Николаевна, из Москвы… между прочим, из дворян…
Она смотрела на «помощницу» в упор и, верно, ждала испуга, смущения, каких-то жалких слов, но Александру, дочь полковника царской армии Николая Владимирского, служившего под началом Скобелева, героя Плевны и Шипки, смутить было куда труднее, чем курсистку Сашу.
Александра ничего не сказала -собственно, ее ни о чем и не спрашивали, обсуждали поверх головы, как вещь, полезную в хозяйстве – и тем самым демонстрировали отсутствие воспитания и манер… – но взгляда не отвела, и на высокомерную улыбку Галины ответила улыбкой самой приветливой… и презрительной. Этот трюк они с подружками по пансиону нарочно придумали, чтобы злить классных дам, не давая формального повода к наказанию, и довели до совершенства.
– Галина! – не оборачиваясь, позвал Махно. – Подь сюда. Не разберу, це Бакунина або Кропоткина слова?
Галина тотчас пошла к нему, словно только и ждала приглашения, и они склонились над плакатом уже вместе… другие товарищи тоже лезли смотреть, толкались у стола. Саше почему-то очень захотелось запустить в них подстаканником, но она строго осадила внутри себя распоясавшуюся гимназистку, и тихо спросила у Севы:
– Кто эта женщина?..
– Ууууу, голубушка моя, это же сама Галина Андреевна Кузьменко[9 - Агафья (Галина) Андреевна Кузьменко (1892—1978) – украинская националистка, революционерка и анархистка, жена Нестора Махно с весны 1919 года (по некоторым неподтвержденным данным – с осени 1918 года)]! Учительница в местной школе… бывшая, теперь же секретарь и, поговаривают, морганатическая[10 - Морганатический брак – здесь: в значении неравнородный, когда супруги происходят из разных социальных классов.] супруга Нестора Ивановича… настоящий анархистский союз!
«Вот как!.. Что же ты мне вчера об этом не сказал!» – едва не вскрикнула Саша, но сразу же признала несостоятельность своей претензии. Ну, сказал бы ей товарищ Волин про «морганатическую» жинку батьки, и что?.. Разве это поменяло бы что-то в намерениях Махно, и разве она в самом деле имела свободу выбора?..
Уложил под себя, использовал, после отдарился платьем и чулками, и вернулся к своей анархистке-классной даме… Она-то совсем не выглядит кроткой цыпочкой, и рука у нее, наверное, тяжелая… может, прикладывает его полотенцем по шее, как заведено у ревнивых жен на Украине… Нет – скорее лупит указкой по пальцам… или ставит коленями на горох…
Представив эту картину, Саша, не успев прикрыть рот рукой, прыснула так громко, что ее услышали у стола.
Нестор обернулся. Брови у него хмурились, синие глаза сверкали все той же свирепостью… и вдруг свирепость исчезла, сменилась искорками юмора, и на губы поползла усмешка – совсем мальчишеская…
– Нестор Иванович! – требовательно окликнула Галина. – Подивися ось сюди.
Он послушался:
– Ну, дивлюся, що там? – но лицо отвернул с неохотой, и с неохотой снова склонился над плакатами.
Саша тоже отвернулась к окну, сделала вид, что интересуется спиртовкой и закипающим чайником, конфетами, что припас Сева – но сердце стучало больно и так громко, что Нестор наверняка его слышал.
***
Пить чай Махно не остался. На радушное приглашение Волина буркнул:
– Часу нема. – и ушел, увел за собой свою банду «вольных анархистов», исчез так же внезапно, как появился. Вместе с ним исчезла и «морганатическая супруга» – на прощание одарив Сашу таким взглядом, что хоть сейчас завещание пиши… но Саша лишь усмехнулась, подумала зло и весело:
«Эх, Галина Андреевна, не учились вы в пансионе Куропаткиной, и с маменькой моей знакомы не были, а то знали бы, что женскими штучками меня не пронять… Может, вы здесь кого и загнали под каблук – вон как Всеволод Яковлевич лебезит перед вами! – но я не боюсь… Вас -не боюсь».
Бес за левым плечом сейчас же усмехнулся ехидно, постарался сбить спесь:
«Вот как, не боишься? А если она шепнет своим „подкаблучникам“ – может, даже самому главному – и выведут тебя в степь, в ковыли, там и прикончат, перед тем как следует потешившись?..»
Бес, наверное, был прав, Галина – опасна, как спящая в траве ядовитая змея, что лишь с виду невзрачная да безобидная, но попробуй-ка, потревожь ее в жаркий летний полдень… Думать в эту сторону не хотелось.
Отпивая чай из предложенного Севой стакана – на удивление вкусный – Саша вдруг поняла, что и Галина считает ее опасной. Настолько опасной, что понадобилось сразу же показывать свои зубы, поддевать, угрожать, что дворянское происхождение может очень даже выйти боком, здесь, в вольной анархической республике… Но почему? Ответ на этот вопрос был очевиден, хоть и казался невероятным. Саша знала силу своей красоты, знала со школьных лет, с первого ученического бала, но не была настолько самовлюбленной или самонадеянной, чтобы поверить, что интерес к ней со стороны такого человека, каким виделся ей атаман Нестор Махно, настолько силен и… заметен, что вызвал ревность боевой подруги.
Против воли она вспомнила его недавний взгляд -пристальный, жгучий, магнетический – и улыбку, по-мальчишески задорную… и нежную, если это слово вообще было применимо к нему.
…Сева все трещал над ухом, вовлекал в разговор, о чем-то расспрашивал, предложил после чая «прогуляться по Гуляйполю, чтобы вы, голубушка, все посмотрели, прониклись революционным духом – так понятнее будет, с чем придется работать…»
– Всеволод Яковлевич… – Саша решила не кривить душой: Волин, хоть к нему все и обращались «товарищ», очевидно тоже был «из панов», или, по крайней мере, из разночинцев, и точно городской – не селянин, значит, способен ее понять:
– Всеволод Яковлевич, ну это же безумие. Неужели вы и впрямь думаете, что я здесь задержусь надолго?..
Сева посмотрел на нее очень внимательно, с сочувствием… и тихо сказал:
– А это уж как Нестор Иванович решит, голубушка… мда… но как он решит – зависит от вас. От вас!
Глава 5. Нестор
Кохання-кохання
З вечоpа до рання.
Як сонечко зiйде,
Як сонечко зiйде,
Кохання вiдiйде.
Украинская народная песня
– Саша, давай-ка, поиж! Давай, не манкируй, панночка! Для кого я намагалася-то, с ног сбивалася? – Дуняша притворно нахмурилась, подтолкнула по столу огромную миску с варениками и крынку со сметаной, такой густой, что ложка в ней стояла по стойке «смирно». – Ешь, а то силком в рот запихаю!
– Не надо, я сама… – Саша неумело нацепила на длинную деревянную спицу вареник, под строгим взглядом самозванной няньки обмакнула в сметану, отправила в рот. – Очень вкусно, спасибо.
– «Вкусно»! – передразнила баба. – А то сама не знаю, шо смачно! Потому и слежу, шоб ты ела, а не вздыхала так, шо свички гаснуть! Думаешь, он тебя бильше полюбить, якшо ти як бледна немочь ходить будешь? Це, мож, у вас на Москве так прийнято, а тут не так!