Волк на холме

«Вот чудачка… Что она там высматривает? Вода же мутная…» – девушка, должно быть, убедилась в том же самом, потому что выпрямилась и отошла на несколько шагов, повернулась спиной и вроде собралась идти дальше… Передумала и снова подошла к ограждению, и перегнулась через него, свесилась на манер ныряльщицы – теперь уже довольно опасно.

– Идиотка, навернешься сейчас!

Девица с такого расстояния не могла его услышать и вряд ли видела, так что орать ей и махать руками было без толку, но Принц невольно привстал и, сам не зная почему, с тяжело бьющимся сердцем продолжал следить за происходящим. Кто знает, что у нее на уме? Самоубийцы в Тибр сигали регулярно, об этом нередко сообщали по радио или по телевизору, сразу после блока экономических новостей… а однажды Луке «повезло» своими глазами увидеть, как с асфальта соскребают останки какого-то бедолаги, прыгнувшего с автомобильного моста на проезжую часть.

Она снова передумала и собралась уходить. Шаг, еще шаг, еще… девушка влилась в толпу, через полминуты Лука почти потерял ее из виду и вздохнул с облегчением.

– Давай, давай, вали отсюда… и я тоже пойду. – проворчал он и потянулся к куртке, висящей на спинке стула, чтобы достать бумажник…

– Счет, синьор, – расторопный официант заметил маневр посетителя и тут же подсунул ему тонкую кожаную папку. Принц вложил в нее две бумажки по десять тысяч (3) и в ожидании сдачи решил еще покурить… и вдруг услышал громкий крик – словно разом закричало множество людей. А в следующую секунду увидел, как девушка в черном плаще летит с моста в мутную воду Тибра.

– Бл**ь!!! – он не раздумывал, тело все сделало само: Принц сбросил сапоги, легко перескочил через ограждение дебаркадера и нырнул в реку… он с детства был хорошим пловцом, но никогда еще не плавал так быстро. Резкий холод обжег все тело, достал до самого сердца, и только интенсивные движения помогали хоть как-то согреть кровь. Лука был закаленным парнем с железным здоровьем, однако шутки с мартовским Тибром были плохи, и он понимал, что времени у него в обрез…

На берегу вскипела страшная суета, крики стали еще громче, рядом с ним в воду что-то плюхнулось, едва не ударив по голове – кажется, спасательный круг, сброшенный с моста, от причала на той стороне отвалила моторная лодка… но Лука доплыл до девицы первым.

Она уже пускала пузыри, то уходя полностью под воду, то снова показываясь над поверхностью, и он схватил ее сперва за волосы, а потом, поднырнув, взял подмышки и начал грести. Дурища, к счастью, не сопротивлялась и не дрыгалась, не делала попыток утопить непрошенного спасителя вместе с собой… скорее всего, наглоталась воды и вырубилась, но это существенно облегчало задачу держаться на поверхности. Тут подоспела лодка и еще один отважный пловец, должно быть, прыгнувший за самоубийцей с противоположного берега.

Когда их поднимали на борт, Принц краем глаза заметил, что по лестнице, ведущей с моста на набережную, стремглав мчится какой-то пижон в светлом пальто, обмотанный голубым шарфом, и орет как ненормальный… Нетрудно было догадаться, что это муж или парень психованной синьоры, такой же психованный, как она.

«Скорая» подъехала раньше, чем лодка успела пристать к берегу, за ней подоспели полицейские и журналисты. Лука решил по-тихому улизнуть: по многим причинам ему не хотелось светить физиономией перед камерами писак, отвечать на вопросы легавых и подвергаться медицинскому осмотру.

Выбравшись из воды, он на ветру сразу же продрог до костей и подумал, что лучше всего будет вернуться в кафешку на дебаркадере, забрать сапоги и куртку, и заодно пропустить стаканчик чего-нибудь согревающего. Но не тут-то было…

Принц не успел и шага сделать по суше, как вокруг защелкали фотоаппараты, зеваки облепили его со всех сторон, а полицейский, как будто нарочно стороживший здесь, крепко взял под локоть и сказал тоном, не терпящим возражений:

– Синьор, прошу за мной! – и повлек к машине «Скорой», где сдал членам медицинской бригады. Луку усадили, растерли чем-то вонючим, быстро измерили давление, накинули на плечи одеяло, вручили стакан с теплым кофе и оставили в покое… хорошо еще, штаны снять не заставили.

А вокруг выловленной из воды девицы тем временем разворачивалось настоящее кино! Как и положено по протоколам помощи утопленникам, «русалке» вдували воздух через посиневшие губы, сгибали пополам, чтобы заставить вытошнить воду, делали массаж сердца, а, откачав, стали укладывать на носилки, чтобы грузить в машину и вести в больницу…

Журналисты кружили рядом, как стая пираний, все фотографировали и снимали, и кто-нибудь из них то и дело пытался подсунуть диктофон пижону в голубом шарфе, чтобы узнать из первых рук, зачем его жена или любовница средь бела дня бросилась в Тибр.

Пижон, надо отдать ему должное, ни на кого не обращал внимания, от особенно назойливых отмахивался и огрызался – его занимала только девица в черном плаще, и кем бы там она ему не приходилась, он явно был в шоке из-за ее поступка.

Со своего места Лука никак не мог внимательно рассмотреть виновницу всего этого шухера: в глаза бросалась то рука, висящая как плеть, то неловко подвернутая нога, то длинные волосы, насквозь мокрые и спутанные (в том числе и его собственной рукой), а вот лицо все время кто-то загораживал. Не то чтобы Принц ожидал увидеть неземную красотку, и умер бы с горя, так и не увидев, но все же было любопытно, кому он помешал свести счеты с жизнью…

Пока что приходилось довольствоваться созерцанием спины и затылка ее муженька, с уже изрядно поднадоевшим сочетанием белого и голубого. Пижон выглядел как ходячий баннер «я болею за Лацио» и вообще казался смутно знакомым…

«Ну, а что ж… может, мы и встречались на стадионе… или около… просто давненько».

Лука помрачнел и горько усмехнулся: в последней серьезной футбольной драке он участвовал пять лет назад, после нее ему и пришлось досрочно «выйти на пенсию» (4) и заново сесть в тюрьму… Тогда его жизнь изменилась бесповоротно, раз и навсегда, разделилась на «до» и «после» и Катена зазря беспокоился, что он возьмется за старое. Освободившись из заключения, Принц считанные разы был на стадионе, и теперь смотрел матчи по телевизору. Околофутбольные бесчинства и кровавые стычки с лациале, наполи, ювентино остались для него в прошлом, как и многое другое.

И все же этот пижон в бело-голубом был ему знаком, определенно знаком!

Принцу окончательно надоело быть безучастным зрителем и мишенью для фотокамер; он встал и подошел поближе к «Скорой». Слух сейчас же выхватил обрывок разговора двоих газетчиков (видать, из числа особо пронырливых, что в любую дыру влезут без мыла):

– Нет, ничего не сломала, просто ударилась, ну и в шоке, конечно.

– Что ж, повезло синьоре… и синьору Гвиччарди тоже повезло, что не стал вдовцом.

– Да, ужасно было бы… потерять сперва дочь, а потом жену…

«Гвиччарди? Наверное, послышалось…»

Носилки с пострадавшей наконец-то погрузили в машину, и муж собирался залезть следом, чтобы вместе с женой ехать в больницу… но вдруг оглянулся и встретился глазами с Лукой.

«О-па… Не может быть!»

– Принц?.. Корсо?.. Это ты?

Последние сомнения Луки испарились. Перед ним стоял и таращился на него, как на призрак, никто иной, как Бруно Гвиччарди, среди футбольных фанатов Рима известный под прозвищем «Центурион» (5). Глаза у него были такие же голубые, как и шарф, и надо лбом вились светлые волосы, зачесанные и уложенные совершенно по-пижонски. И нос… с небольшой горбинкой… Принц отлично помнил эту горбинку, потому что сам ее и сделал, своим собственным кулаком!

Не собираясь отрицать очевидное, Лука усмехнулся и угрюмо кивнул:

– Да, это я… вот так встреча. Привет, Центурион.

– Синьор Гвиччарди, нам пора! Чем скорее мы попадем в госпиталь, тем лучше! – поторопил Бруно врач, с легкой ноткой осуждения в голосе: мол, ну надо же, супруга вот-вот дух испустит, а муженьку приспичило поболтать…

– Да, доктор. Минуту.

Вместо того, чтобы сесть в машину, Центурион шагнул к Принцу и протянул ему руку:

– Ты спас мою жену. Спасибо.

– Так получилось. – Лука не ожидал благодарности, ответил, что первое на ум пришло, но руку принял и пожал…

Эх, хорошо друзья-романиста из «Ядовитой бригады» не видят, как их бывший вожак у всего Рима на виду жмет руку рьяному лациале. Ощущение было до ужаса странное. Он как будто смотрел кино про самого себя и старого закадычного врага, а по спине опять пробежал озноб от холодного ветра.

– Где ты сейчас?

– Все там же, в Гарбателле… А тебе зачем? Ты бы и правда, ехал уже. Тебя жена ждет.

– Хорошо, увидимся там. Я к тебе заеду, как только смогу… – Бруно слегка наклонил голову и наконец-то убрался, залез в машину, и дверца за ним захлопнулась.

Кричать ему вслед «какого черта, Центурион?!» или «чтоб и духу твоего в Гарбателле не было, долбанный лациале!» было бы полной глупостью, и лишним поводом прикопаться для журналюг и полиции. Теперь, когда эти жаждущие крови акулы лишились свежей жратвы в лице супругов Гвиччарди, их внимание закономерно перекинулось на «неизвестного спасителя». Но Луке не хотелось быть ни героем интервью в сомнительной газетенке, ни фигурантом полицейского протокола. Пора было делать ноги, даже если для этого придется прикинуться мертвым.

****

    Пятью годами ранее.
    18 сентября 1990 года,
    Рим, Гарбателла, автомастерская Сантини.

Двое мужчин стояли у входа в автомастерскую. Между ними шел спокойный и как будто мирный разговор, но напряженные плечи и спины, и яростные взгляды, которыми они сверлили друг друга, выдавали, что миролюбия в них не больше, чем в котах перед дракой.

– Ты что, условия мне ставишь, Центурион?

– Ты все правильно понял, Принц. Выбирай, или ты ремонтируешь мою машину, или я подаю заявление о нападении и порче имущества.

Лука обнажил белые зубы в улыбке, больше похожей на оскал: