Высокие ступени

в небесном супчике бесплатном не плачь сизиф не пей стремясь
понять таинственную связь между простым и невозвратным
она пылала и сплыла ночной голубкою была
и ликовала как живая воруя крошки со стола
бокал военного стекла волной байкальской наливая

«Поиграем-ка в прятки, но не подглядывай, не говори…»

Поиграем-ка в прятки, но не подглядывай, не говори,
что не найдем друг друга, и праха с пылью не путай.
Нехорошо, что со временем детские пустыри
зарастают полынью, а чаще – плакучей цикутой.

Оговорился – не пустыри, проходные дворы,
по которым мы, грешные, парадиз утраченный ищем,
подбирая с помоек святые, можно сказать, дары.
Мусорный ветер над прежним городом, будущим городищем,

вызывает в прорехах пространства истошный свист
одичавшей эоловой арфы. Зябко и сладко.
Вся цена меланхолии поздней – засохший лавровый лист.
Дореформенный гривенник, нынешняя десятка.

«Пережив свои желания, разлюбив свои мечты…»

Пережив свои желания, разлюбив свои мечты,
перестал искать по пьяни я гений чистой красоты,
позабыл свиданья с музою и во сне, и наяву,
вычислитель молча юзаю, в честной лодочке плыву,

но, душевным кататоником став, имею бледный вид.
Мне бы дёрнуть водки с тоником, да головушка болит
иль с утра откушать кофию, да сердечко не берет —
вот такая философия, огурец ей в алый рот.

Если смерть не отнимала бы право на любовь и речь,
эту горечь типа жалобы, лучше было б приберечь,
отложить на крайний случай, но где же, спрашивается, он,
за какой лежит излучиной речки грифельных времен?

Впрочем, если долго мучаться, сколько волка ни корми,
что-нибудь еще получится – надрывайся, черт возьми —
бормоча, иронизируя, разгоняя ночь дотла
простодушной песней сирою веницейского стекла.

«Когда ты мышь домашняя, непросто…»

Когда ты мышь домашняя, непросто
тебе живется, разве по ночам
добудешь корочку, сгрызешь, глядишь на звезды —
начало всех начал

среди страстей и радостей обильных,
осознавая: право не беда,
что хлебница пуста, а полный холодильник
закрыт богами, как всегда.

И думаешь: мудрец живет как птица
небесная над вечною водой,
отравленной приманки сторонится,
знай радуется жизни молодой…

А утром – время страха и тревоги,
когда, нахмурив удрученный взор,
огромные неряшливые боги
выходят из подземных нор,

но и они, хоть не страшатся кошки,
суть только бренный ветер и зола,
угрюмо подбирающие крошки
с господского стола.

Евгений Чигрин / Россия /

Поэт, эссеист, автор 12 книг стихотворений (вместе с переведёнными на иностранные языки). Публиковался во многих литературных журналах, в европейских и российских антологиях. Стихи переведены на европейские и восточные языки. Лауреат премии Центрального федерального округа России (Администрации Президента РФ) в области литературы и искусства (2012), Международной премии им. Арсения и Андрея Тарковских (2013), Горьковской литературной премии в поэтической номинации (2014), Всероссийской литературной премии им. Павла Бажова (2014), общенациональной премии «Золотой Дельвиг» (2016), Оренбургской областной премии имени Сергея Аксакова (2017). В 2021 году стал лауреатом премии «Литературной газеты» и ОАО РЖД «Золотое звено» в номинации «Поэзия».

По итогам 2021 года получил Международную литературную премию им. Эрнеста Хемингуэя журнала «Новый Свет» (Канада). Премия учреждена в 2015 году для поддержки авторов, пишущих на русском языке. Является лауреатом премии журнала «Урал» за 2021 год. Живёт в Москве и подмосковном Красногорске.

«…А тот, кто умер, снова ищет тело…»

«…А тот, кто умер, снова ищет тело», —
Сказала ты, и крылышки надела,
И вылетела в первое окно.
Расплылся сумрак мятою вороной,
Монах с клюкою показался сонный,
Закрыл собой распахнутое дно

Шестой реки Аида: сновиденье
Такую видит в матовом подземье,
Не понарошку демоны живут.
А ночь нежна ленивою постелью,
Не так ли, Фицджера?льд? Какому кхмеру
Открыть глаза – видения убьют.

Ты улетела в первое… жива ли?
В небесном мире ангелы щелчками
Сбивают монструозных малышей:
Близнята так похожи на папашу, —
Какой иголкой к вашему пейзажу
Кошмарик в рисовалке миражей