* * *
– Девочка, тебе помочь?
Карие глаза под кудрявой чёлкой смотрели сочувственно, крылышки на светлой соломенной шляпе нервно трепетали. Она всхлипнула и с трудом поднялась.
– Я шла много дней, – пожаловалась девушка, опираясь на предложенную добрым прохожим руку, – людей пришлось избегать. Эту ночь ночевала в пещере, очень холодно и страшно!
– Что же ты так припозднилась? – укорил её молодой человек. – Я же всех предупреждал о переселении, всех звал.
– Дура была… Надеялась, что я далеко, и меня перемены не коснутся… И жалко было всё бросать, поэтому терпела, сколько могла.
– Долго же ты терпела, – усмехнулся собеседник.
– Пока они не пришли. Мне едва удалось убежать, я даже не попрощалась… – она всхлипнула и не договорила. – И что мне теперь здесь делать?
– А что тебе делать там? Уже ничего не поправишь, наше место занято. Ждать конца? В городе мы можем спокойно жить. Конечно, не так, как раньше, но весьма неплохо – ты поймёшь, когда осмотришься.
– Не так, как раньше? – переспросила она. – Вода поддерживала мои силы всё это время, а здесь?
– Великолепно, – он успокаивающе улыбнулся, – брату удалось перенести сюда омфал[1 - Омфал – «Пуп земли». Камень, хранившийся в Дельфах в храме Аполлона. В древнегреческой мифологии – центр мироздания.], и этого оказалось вполне достаточно для нормальной жизни. Как видишь, я ничуть не изменился. Конечно, это и потому, что мы живём здесь скромно и уединённо, ни во что не вмешиваемся, экономим силы. Многим тяжело было это принять, но в конце концов все смирились – другого выхода у нас не было. И ты не волнуйся, всё наладится. Сначала обязательно покажись на глаза отцу, он, как мэр города, должен дать своё дозволение. Потом подберёшь себе жильё, у тётки прекрасное агентство. Найдёшь себе дело по душе. Кстати, приглашаю: лучшее учебное заведение в городе – моё, – он горделиво выпрямился и непринуждённым жестом перебросил из одной руки в другую свою обвитую бронзовыми змеями трость красного дерева, – если мой лучезарный брат или многомудрая сестрица будут утверждать обратное – не верь!
* * *
Городской технический университет действительно был образцовым учебным заведением. Начиная с великолепного здания в стиле классицизм, возвышающегося над нарядной набережной, и заканчивая безупречно работающими механизмами, сконструированными его выпускниками – самодвижущимися повозками, поездами, дирижаблями и каминными часами. Но и Консерватория не отставала – изящная, из белого мрамора, с ионическими колоннами и золотыми узорами на фасаде, подарившая городу талантливых музыкантов, дирижёров и певцов. Конечно, при ней имелся и концертный зал – камерный, уютный, с прекрасной акустикой.
Именно в него заглянула новая жительница города, покончив с обязательными формальностями. Довольно оглядев себя в огромном зеркале в фойе (с нарядом ей помогла добросердечная хозяйка агентства недвижимости), она прошла в зрительный зал. А устроившись в бархатном кресле с резными подлокотниками, взглянула по сторонам и обомлела: это был он! Преспокойно сидит в переднем ряду, одетый с иголочки и аккуратно причёсанный. Впрочем, он уже не спокоен: увидел её, вскочил.
– Это ты! Ты жива! – обычно звонкий голос вдруг стал сиплым. – Я обыскал всю Аркадию, нашёл только твою фибулу, – молодой человек непроизвольно потянулся к карману смокинга, – и обрывки одежды…
– Я пряталась, потихоньку дошла сюда. Как я жалею, что не сделала этого раньше!
– Но ты же не хотела, помнишь, как ты спорила со мной! Мы могли пойти вместе! – он бросил на неё обиженный взгляд.
– Наверное… Мне как-то не пришло в голову, – смутилась она. – Я была так напугана, что не стала возвращаться.
– Вы не могли бы потише? – к ним обернулся всклокоченный длиннобородый мужчина с нарядно украшенными рогами. – Сейчас будет мой любимый концерт для флейты с оркестром, а вы здесь мелодраму устроили, – чёрные глаза насмешливо блеснули.
– Мои извинения, мы уже уходим, – молодой человек поднялся, протянул руку и ожидающе взглянул на неё.
* * *
Уже через неделю речной бог Эриманф и нимфа Миртоесса въехали в уютный особняк из бледно-голубого мрамора. Факел на их свадьбе несла Гестия, сменившая строгий деловой костюм на праздничные, расшитые самоцветами одежды. На грандиозную вечеринку по случаю новоселья и бракосочетания пришёл и Гермес, по старой памяти опекающий Миртоессу, и друзья пары: океаниды, дриады, наяды, речные боги.
В тенистом саду удобно устроились за кованым столиком начальник Военной академии Афина и преподаватели Технического университета Гефест и Урания. Судя по их оживлённому спору и раскрасневшимся лицам, город вскоре ждала реформа образования.
Не расстающийся с любимой флейтой Пан, перебрав с напитками, так утомил Аполлона, что тот, наплевав на статус ректора Консерватории, согласился состязаться с ним в музыкальном искусстве, призвав в свидетели своих преподавателей – Эвтерпу, Полигимнию и Терпсихору. Музы не удержались и, вместо того, чтобы следить за ходом судейства, присоединились к спорщикам. В результате гости насладились сначала зажигательным концертом, а вскоре и бодрым кулачным поединком Аполлона и его козлоногого племянника[2 - В древнегреческой мифологии пастуший бог Пан – сын Гермеса, брата Аполлона по отцу.]. Впрочем, наслаждались не все: главный врач клинического госпиталя Асклепий озабоченно наблюдал за происходящим, готовый оказывать бойцам медицинскую помощь, а председатель городского суда Фемида не знала, как отделаться от Афродиты, которая получила иск одной из клиенток к своему салону красоты, и, перекрикивая шум, требовала немедленной юридической консультации.
А под конец праздник почтил своим присутствием Зевс Кронион – мэр города, которого не найдёшь ни на одной карте.
Москва, сентябрь-октябрь 2021 г.
Память о Селении
Селения постепенно пробуждалась ото сна. Небо засветилось бледно-голубым светом. Огромное, леденяще белое светило будто ворочалось меж облаков, устраиваясь поудобнее. Искрящиеся в его лучах ветви чуть слышно позванивали, приветствуя новый день нежной мелодией. Они могли показаться ледяными, но на Селении не было холодно. Прозрачные листы, казалось, вырезаны из чистейшего кристалла неведомым мастером. На небе серебрились тысячи нитей, окутывающих его чудесным пологом; каждая нить была – струна. Чистый, пронзительный звук разлетелся над мягко светившейся землёй.
Сначала равнина была неподвижна, но через некоторое время на её поверхности начали расти холмы. Перезвон небесной пряжи вытягивал их ввысь, вылеплял гладкие бока, вливал твёрдость в могучие ноги, придавал грубым рукам подобие изящества. Люди? Нет, на Селении не живут люди. Создания изо льда? Стекла? Хрусталя? Скорее, ожившие кристаллы, воплощения силы этого мира, чьей собственной силы хватает лишь до ночи. Как только тускнеет светило, они падают в гаснущую равнину, вновь становясь её частью до утра, когда в вышине начнётся тонкий перезвон сверкающих нитей.
Помнят ли они вчерашний день? Или возрождаются заново всякий раз, заслышав небесную музыку? Знают ли они друг друга?
Конечно. По крайней мере, Селен помнил.
* * *
Селен привычно огляделся. Сверкающая долина была занята пробуждающимися соседями. Кто-то уже стоял на ногах, кто-то продолжал расти и вытягиваться, только обретая форму.
Вдалеке поблёскивало нежно-бирюзовое зеркало большого озера, из которого выбегала быстрая река, и таинственно мерцали величественные горы.
– Пойдём, – внутри у Селена зазвучал звонкий голос Селеники, его подруги, – расскажу тебе кое-что.
Селен медленно повернул массивную голову и едва заметно кивнул Селенике, не забыв с удовольствием оглядеть её ладную фигурку. Возрождаясь с каждым днём, она становилась всё грациознее, словно неведомый резчик раз от раза совершенствовал своё мастерство, придавая её формам всё большую гармоничность. Селену казалось, что и голос её становится мелодичнее, хотя ни голосовых связок, ни ушей у обитателей Селении не было – они общались между собой мысленно. У кого-то голос был глухим, еле слышным, у кого-то – визгливым и неприятным, у кого-то – гулким, раскатистым. Но лишь её голос согревал его изнутри, разливаясь волной умиротворения по прозрачному телу и делая это тело сильнее. Словом, он был готов немедленно идти с ней, куда она скажет.
Идти было недалеко. Уютный грот у реки был их любимым местом. Красивым, переливающимся всеми оттенками бирюзы, и, что самое важное, уединённым.
– Я боюсь, – сразу начала Селеника.
– Чего?
– Ты… – она подбирала слова, – ты сразу вспоминаешь себя, когда встаёшь утром?
– Конечно, – Селен недоумённо посмотрел на неё, – и себя, и тебя.
– А я нет! – в голосе Селеники зазвучали истерические нотки, и он машинально потёр виски. – Сначала я вообще не понимаю, кто я, где я нахожусь, кто рядом со мной. Потом потихоньку память возвращается, но с каждым днём всё медленнее! Что будет, когда я уже не вспомню?
– И не узнаешь меня… – грустно закончил Селен.
– Что мне делать?
Он не ответил – не любил тратить слова зря. Обнял её, стараясь не замечать звучащих в голове рыданий.
* * *
Небесный перезвон прекратился, дети Селении расходились по своим делам. Главным из них была добыча самоцветов в дальних горах. Но не только добыча: Селен с Селеникой занимались огранкой камней. Они работали рядом, часто помогали друг другу, вместе проводили редкие перерывы на отдых.
И вместе встречали ночь. Им каждый раз было страшно, когда наступал этот миг. Конец этого дня и, одновременно – всего на свете. Маленькая смерть, за которой всегда следовало возрождение. Но сейчас, перед тем, как рассыпаться в сверкающую пыль, она особенно крепко сжала его руку и внимательно вгляделась в его лицо.
Как только Селен открыл глаза, его затопил страх: вдруг Селеника не вспомнит его? Вспомнила, но на это ей потребовалось много времени. На следующее утро – ещё больше. А однажды и он, встав под небесную музыку, не смог сразу осознать себя. Потом в голове прояснилось, но те бессилие и ужас, которые он испытал, тупо пялясь в утреннее небо, потрясли его.
Селен осторожно расспросил приятелей – ни с кем ничего подобного не происходило. Они с Селеникой были единственными, кто столкнулся с этим. С чем? Они не могли понять, и это пугало не меньше, чем беспамятное будущее.