Пуд соли, или 12 Шагов в «Северном сиянии»

На сортир! (падение Олимпа)

В первое утро наступившего Нового года Доктор проснулся до подъёма от звуков за стенкой в консультантской, собиравшегося спозаранку в город Большого. Главный герой был в курсе плановой смены консультантов: Лысый уезжал из деревни утром на «Ниве», а прибытие Бородатого ожидалось только во второй половине дня. То есть почти весь день группа должна была двигаться самостоятельно, старшими оставались Казах и Подробный.

Дождавшись, пока утихнет рокот двигателя удаляющегося автомобиля Доктор, обратив внимание на то, что спящего под ним Кваги нет на месте потихоньку встал, оделся и вышел на кухню. Первое, что ему бросилось в глаза, когда он вошёл на вверенный ему объект был здоровый четырёхсотграммовый бокал с налитым почти до краёв парящим кипятком и свисающими с кромки кружки на нитках с добрый десяток ярлычков от чайных пакетиков. В этой чашке регулярно заваривали запрещённые жидкости, но никогда она ещё не выставлялась при этом чуть ли не в центре кухни. Квакен сидел тут же на табуретке и пытался придать себе напускной небрежности и отрешённости.

– Ох нихуя себе! Чтоб я так жил! – единственное что пришло на язык опешившему от изумления Доктору.

– Да мне Большой выдал чай и разрешил заварить. Это допик я же сегодня на поварстве! Что будем готовить на завтрак? – амбал ловко вставил свою «заготовку» и попытался перевести разговор в другое русло.

Старшему повару стоило значительных усилий спрятать моментально вскипевшие чувства и не обматерить зарвавшегося идиота. Вместо этого он по-отечески посоветовал убрать «кругаль»[265 - «Кругаль» – (жарг.) кружка, бокал.] с глаз долой, чтобы у случайных очевидцев Квакиного благополучия не возникало закономерных вопросов и непреодолимых соблазнов лишний раз стукануть в консультантскую.

– Ведь никто не застрахован от врачебной ошибки! Сперва терапевты морду тебе разобьют, а уже потом сообразят, что это Большой тебя подкармливает, деточка… – Доктор не смог удержаться от издёвки над этим остолопом и буквально ликовал видя, как забегали от страха его глаза и как тот засуетился, пряча бокал.

Тут к ним на кухне присоединился заспанный Боцман. Время подходило к девяти утра, а подъём раньше десяти, а то и одиннадцати не планировался, поэтому друзья решили позавтракать как говорится, чем Бог послал, а заодно и заварить хорошего крепкого чая. Квакен услужливо начал предлагать им свой чаёк, но ветераны наркодвижения вежливо с ухмылками на лицах отказались, давая понять этому клиническому балбесу, что являются вполне самостоятельными людьми, не нуждающимися в его гуманитарной помощи.

Как выяснилось в неспешной утренней беседе за кухонным столом Боцман смотрел телек до самого рассвета и последним ушёл спать. Кроме того, за разговором товарищи по несчастью обсудили абсолютно безрадостные перспективы ожидаемого приезда руководителя лечебной программы ненавистного Глеба Валерьевича и собрались взять от этого дня по максимуму. Завтрак было решено не готовить, а подкрепиться самим и накормить группу по их пробуждению вчерашними салатами оставшимися в вполне достаточном количестве и куском коряка с ароматизированным пакетированным чаем.

Вот с этого коряка будь он не ладен всё и началось! Кракен разделил его на необходимое количество кусков с учётом и Большого и Бороды и ещё кому-то про запас. Но даже несмотря на то обстоятельство, что накануне при его приготовлении не менее четверти десерта ушло на всевозможные пробы и дегустации, куски получились неимоверно огромными. Это и немудрено – ведь на коряк Вождём была привезена здоровенная коробка печенья, а от мамы Мороза – немереное количество сгущённого молока и от вольного натурального сливочного масла. Кстати, масла, пожалуй, Боцман и переборщил, но его вины в этом не было никакой, поскольку до этого всегда использовался в аналогичном количестве сливочный спред и никто не мог предугадать, что масло окажется настолько маслянистей.

Поскольку проснувшиеся ребята после вчерашнего обжорства и лёгкого недосыпа в подавляющем большинстве не были особо голодны было принято коллективное решение «распополамить» куски сладости, чтобы «догнаться»[266 - «Догнаться» – (жарг.) употребить дополнительную порцию ХВ для усиления и продления эйфории.] в следующий раз. Но тут заблажил что ему этого недостаточно вечно голодный Кракен, который при всём при том уже подлатался с утра салатиком, чайком и тем же грёбанным коряком пока его разрезал. Доктора не на шутку взбесил этот неугомонный проглот, и он договорился с Подробным о том, чтобы скормить ему целый кусок без права на добавку, когда всем придёт пора доедать свои оставленные половинки. Ненависть главного героя по отношению к Кваге после подобных его выходок росла в геометрической прогрессии.

Выходной день шёл неспешно своим естественным ходом. Все валялись на своих койках и смотрели телевизор. Наркоманская идиллия прерывалась только на перекур, туалет и редкие ожесточённые споры по поводу что будем смотреть дальше. Доктор находился весь день в состоянии безразличия, равнодушия и отрешённости – события местной жизни перестали его волновать, он шкурой чувствовал, что в его здешней судьбе всё уже предрешено и теперь ему только оставалось ждать грядущих неприятностей, а ждать и терпеть он умел. И предчувствие его не обмануло…

Примерно около пяти часов по полудню приехал тот, кому никто в доме не был рад. Но стоило Великому Магистру зайти в зал как все до единого обитателя избушки по сложившейся традиции расплылись в лицемерных улыбках и неискренних радостных приветствиях. Бегло окинув лежащих на шконорях и сидящих на стульях невольников взглядом, Властелин Хаты сухо поинтересовался оперативно обстановкой и как бы мимоходом спросил есть ли что перекусить с дороги. Ни на секунду не задумываясь прямо с порога глубже всех «лизнуть с прогибом и проглотом» поторопился Квага:

– Глеб, там в морозилке мы тебе кусок коряка обалденного оставили!

– А кто его делал? Ну пойдём, посмотрим, что вы там оставили… – смерив взглядом отозвавшегося на его вопрос Боцмана тоном, не предвещавшим ничего хорошего, ответил Консул и удалился в сторону кухни.

Кошки заскребли на душе у Доктора. На уровне сознания вроде бы ничего не предвещало беды, но подсознание выдавало адскую смесь тоски и тревоги переходящих в какое-то безвыходное отчаянье. Не прошло и пяти минут как Бородатый Демон распахнул дверь и подобно важному историческому вельможе в сопровождении Казаха и Подробного в качестве свиты вошёл в зал потребовав прервать киносеанс и занять всем места на скамьях за столом. Выдержав паузу дождавшись пока все поправят покрывала на кроватях и рассядутся на лавках он, стоя у дверей       зала как обычно деловито закинул ногу на скамейку и поглаживая рукой бороду торжественно обратился к группе:

– Господа! В нашем домике опять случилась беда! На нашей кухне процветает махровая наркомания и я в принципе не намерен это терпеть! С попустительства старшего кухонного на нашем пищеблоке правят все кому не лень: Боцман, Мороз, Булка и ещё хрен знает кто, но только не Доктор!

Гробовая тишина накрыла комнату. Если Булку и терзал сейчас вопрос о том, как её то угораздило попасть в этот расстрельный список то инстинкт самосохранения оказался сильнее и у девочки хватило выдержки благоразумно промолчать. Как бы не готовился взрослый и умудрённый опытом главный герой к этому давно уже назревавшему театральному акту демонстративного распятия, но чувства были сильнее разума и от переполнявшего его негодования и ненависти к Алтайскому Шарлатану кровь буквально вскипала в жилах приливая к его голове. Не получив ожидаемую реакцию в виде оправданий от обвиняемого и обозначенных подельников, Глеб Валерьевич с видом Мефистофеля начал вопрошать у подследственных и тут же ловко фабриковать обвинительное заключение:

– Скажите мне на милость, дорогие повара, как вы умудрились за сутки израсходовать месячный запас мяса? Да тут же у большинства ребят печёнки гепатитные! А вы их жирной свининой и огромным окорочком сверху! Да вы вообще вменяемые или нет?! Доктор, Боцман! Ну ладно Мороз сопляк бестолковый, но вы-то – взрослые мужики! Вы куда столько коряка набаламутили?! Это ведь проявление вашей зависимости в форме жадности, вожделения, одержимости! Вы в туннеле![267 - Туннель – здесь: термин, характеризующий психофизическое состояние крайней одержимости чем-либо, когда объект вожделения рассматривается как бы через туннель, ограничивающий восприятие всего прочего происходящего вокруг.]Это – НАР-КО-МА-НИЯ!!! Мало того, что продукты «угандошенные»[268 - «Угандошить» – (жарг.) уничтожить, истратить.] на него можно было разделить на два, а то и на целых три раза, так его ещё и жрать невозможно! Вы куда столько масла нахуярили?! Я два раза откусил, так меня аж затошнило! Здесь же больные люди! Вы что хотите, чтобы двадцать человек мне тут срали всю неделю без остановки?! Да я в ваших провокационных действиях уже вижу угрозу лечебному процессу и внутреннему режиму нашего учреждения. И подобные действия я всегда пресекал, пресекаю и впредь пресекать буду и оставлять безнаказанными не собираюсь! А лично от тебя, Доктор, я такого блядства ну никак не ожидал! Сильно ты меня огорчил своими действиями, а вернее бездействием! Кухню передашь Гембе, а ты Гемба передашь сортир Доктору, он же хотел, чтоб тебе там в нём всё засрали вот и пускай сам расхлёбывает теперь!

И довольный собственными пассажами Главный Терапевт удалился из зала. Док сидел в своём дальнем углу как оглушённый ничего не видя и не слыша вокруг. Больше всего на свете он сейчас хотел, чтобы весь этот «беспонтовый»[269 - «Беспонтовый» – (жарг.) никчёмный, неприятный, плохой и т.п.] театр закончился в его жизни и если бы убийство Бородатого Ушлёпка освободило б его от этого мракобесия, то он без тени сомнения завалил бы ненавистного козла. Но парадокс заключался в том, что подобные опрометчивые действия лишь усугубили бы его и так не весёлую судьбу. Кто-то пытался подбодрить, поддержать товарища, но старому нарку сейчас было не до сантиментов, он погрузился в самые тёмные закоулки своей души. Со стороны кухни или консультантской раздался крик ненавистного Дуремара:

– Эту хуйню сладкую кто-нибудь будет доедать?!

Вечно голодный Кракен мгновенно на уровне рефлекса словно пёс, хватающий на лету подкормку сообразив, что речь идёт о том самом куске коряка, который откусили то всего два раза хотел было вызваться добровольцем, но волонтёры Казах и Подробный видимо спасая печень бедного резидента, безусловно находящегося данный момент в туннеле, зашипели на того, чтобы он заткнулся и сказали новому старшему повару Гембе прибрать лакомство. В другой момент этот эпизод обязательно бы позабавил Доктора, но оказавшийся целиком в плену негативного мышления он ещё раз убедившись в абсурдности обвинений распростёр свою ненависть и на Квагу услужливо подсунувшему грёбанный кусок коряка Глебу, и на Гембу, которому досталась его должность, и на волонтёров нагло использующих своё положение, да и на всю группу – ведь никто не встал на его защиту, а он же старался для них для всех!

Гораздо позже разбирая эту ситуацию на спокойных чувствах, Доктор ясно осознал, что представляют из себя ключевые наркоманские чувства «Жалость к себе» и «Обида» как они проявляются, как действуют и какой вред могут наносить зависимому человеку. Как только он начал себя жалеть и обижаться на весь окружающий мир то сразу разрешил себе ничего не делать, замкнулся перестав общаться даже с Боцманом, Японцем и Фагой. Единственными его занятиями с этого момента стало построение планов сожжения или взрыва к чёртовой матери ненавистного дома вместе со всеми его обитателями и ежевечернее «тягогонство»[270 - «Тягогонство» – (жарг.) от «гонять тяги», т.е. предаваться эйфорическим воспоминаниям, фантазиям и т.д. Подробнее о тягах см. далее.], когда он, ложась на свою койку после отбоя разрабатывал затейливые планы по выходу отсюда: где взять денег, где взять вещества и как он будет беспощадно травиться в собственном доме послав на хрен всех и вся. Ему хотелось бахнуться солью прямо до умопомрачения, разогнав как следует тягу он даже начинал ощущать пластмассовый привкус и сухость во рту будто только что сделал качественный вдох любимого яда.

Кстати, история с коряком на этом не закончилась. Когда через день другой старший повар Гемба подал всем на десерт оставшуюся половинку новогоднего лакомства Подснежник участливо поинтересовался у насупившегося Кваги почему тот остался без сладкого. Квакен деликатно умолчал о том, что только что пытался выцыганить себе кусочек на кухне за что выхватил «по шапке» от Гембы и смиренно понурив голову сообщил Консулу, что уже ранее съел свою пайку. Глеб Валерьевич широким театральным жестом взмахнул руками и произнёс, лукаво подмигивая Гембе:

– Но это неправильно было так делать! И всё это с попустительства Доктора. А вот Гемба у нас не такой!

Как говорится ни добавить, ни отнять…

Гори, гори ясно! (пиковый фарт)

И снова для Доктора жизнь остановилась в проклятой деревне. После позорной и не справедливой отставки главный герой потерял всякий интерес к происходящему вокруг в реальной жизни и полностью абстрагировался от окружающего мира. Видя, что Док бесцеремонно «давит чувства», уходит в изоляцию и одиночество долбя на хозах лёд в сортире демонстративно отказываясь от группового чаепития на свежем воздухе, Главный Целитель прописал ему запрет на общение и терапевтическое молчание. Целью данного тренинга было довести пациента не имеющего возможности в конструктивном общении разгрузиться от груза переполнявших его неприемлемых чувств до точки «срыва крышки» постоянно подбрасывая тому напряжухи в топку. По итогу этой провокационной терапии пациента должно было, во-первых, оторвать и он бы разгрузился пусть и деструктивно от своих помоечных чувств, в результате ему бы значительно полегчало, а во-вторых, он должен был соскучиться по простому человеческому общению с коллективом.

Но Глеб Валерьевич совсем не знал своего клиента. Док десятилетиями молчал и никому никогда не говорил, что на самом деле рвало ему душу и от чего эта глубокая душевная рана кровоточила и не давала ему покоя столько времени заставляя уходить от невыносимых переживаний с помощью алкоголя и наркотиков. Вот и встретил он молчаливый тренинг даже с некоторым облегчением, ведь теперь ему не нужно было лицемерно улыбаться и отвечать с заботой интересующимся товарищам, что у него всё в порядке. Кстати, кто-то из тех, кто познал его хорошо и имел схожие с ним жизненные позиции, вроде бы это был Подробный, вслух при всех раскусил эту его нежданно появившуюся выгоду, над чем все тут же дружно посмеялись.

С переводом на сортир Доктор попал под начало Кота, который по-прежнему заведовал всем деревенским банно-прачечным комплексом. Отношения у них к тому времени, после того как Док обучал бестолкового Киску всяким рукодельным премудростям при обустройстве новой бани сложились вполне хорошие. И хотя Великий Магистр и повелел Котёнку особо усердствовать при приёмке туалета после хозработ надо отдать должное на глазах умнеющему мальчишке – он сделал правильные выводы после истории с кружками в его недавнее дежурство поняв, что главными местными интриганами здесь является руководство и решил на этот раз сделать всё по-своему. Кот и Доктор теперь каждый день в конце хозов показывали одно и тоже незамысловатое представление, в котором молодой худенький начальник как будто громко и требовательно указывал на недочёты в работе взрослому крепкому широкоплечему подчинённому, а тот в свою очередь как будто с нескрываемым недовольством и показным возмущением их устранял. Как говорится и овцы целы и волки сыты.

В обязанности главному герою вменили и маленькую баню, которую надо было натопить раз или два в неделю в постирочные дни. С вводом в полноценную эксплуатацию новой большой бани коренным образом изменились правила стирки вещей реабилитян. Если раньше каждый сам стирал свои вещи во время очередного мытья, то теперь в банный день в новой бане разрешалось постирать только трусы и носки. Остальные вещи сдавались в постирочные дни определённым образом назначенным представителям своих домов, которые и перестирывали всю эту уйму белья. Понятное дело, что качество стирки оставляло желать лучшего, но зато для невольных прачек это был хороший инструмент для качественной проработки задавленных чувств. Ведь в конце концов целью данного заведения значилось научить своих подопечных справляться с собственными чувствами чтобы оставаться трезвыми в будущей жизни, а такие пустяки как вонючая простынь или испорченная олимпийка при столь глобальных планах в расчёт вообще не принимались.

Как младший банщик Док три раза в день наливал всем воду для лечебных обливаний. В январе месяце без зимней обуви, которую разрешали одевать только на хозы изощрённей издевательства придумать было сложно. Предшественники Доктора на этом боевом посту Вава и Фага так же ранее плескавшиеся в тапочках в ледяной воде на ледяном полу бани неоднократно жаловались на проблемы со здоровьем, вызванные регулярным экстремальным переохлаждением ног. Теперь главный герой имел возможность испытать это сомнительное удовольствие на себе. В считанные дни напомнили о себе простатит, бронхит, поясница, зубы, уши и сопли. Новая волна ненависти ко всем на свете и желания отмстить каждому повинному в его мучениях захлестнула немолодого уже страдальца.

Как говорилось ранее главный герой был человеком дела. Строя иллюзорные планы своей масштабной мести с непременными атрибутами в виде огня и крови, и будучи не клиническим идиотом понимая, насколько несбыточным был этот сценарий он принялся мстить по мере своих скромных возможностей, то есть по мелочи и конечно же тем, кто был ближе и беспомощней, то есть своей дорогой группе. И месть эту уместней было бы назвать мелкой пакостью совершенно не подобающей достойному персонажу.

В конце каждого обливания кроме последнего банщик наполнял все имеющиеся в наличии крупногабаритные ёмкости, а именно тридцатилитровые постирочные тазы водой для оперативного начала следующего обливания. За несколько часов таз в зависимости от температуры наружного воздуха покрывался коркой льда толщиной до пары сантиметров. Милый Доктор вместо того, чтобы по порядочному выкинуть этот лёд не утруждал себя лишний раз и расколов корку разбрасывал куски льда по вёдрам с водой, налитой из того же таза. Мальчики и девочки вечно впопыхах торопясь как бы не замёрзнуть и сосредоточившись главным образом на скользкой обледенелой тропинке от расплёскивающейся ими же водой и покато-гладких ступеньках бани с мыслями как бы не упасть не особо рассматривали содержимое вёдер. Да и в желтоватой воде лёд практически не бросался в глаза ровно до тех пор, пока острая льдинка не втыкалась в макушку обливающегося. При этом очередной потерпевший начинал обиженно и возмущённо голосить, а старый злыдень Док получал свою заслуженную порцию злорадного удовлетворения.

Кто-то, конечно, со временем приловчился, находясь уже в обливалке перед тем, как опрокидывать ведро на себя проверить водную гладь на предмет нахождения посторонних предметов, а затем выкинув льдинки с укором пристыдить гнусного проказника. Ну а кто-то особо не заморачивался и сливал его проделки в событиях своего анализа чувств, в мероприятии «Границы», да и просто непосредственно жалуясь волонтёрам. Подробный не стал раздувать из мухи слона и сам пресёк недостойное развлечение бывшего брата строго наказав «вязать с этой самодеятельностью пока ветер без камней».

Однажды по утру через несколько дней после Нового года суетясь с водой около бани Доктор вступил в жёсткую полемику с Казахом, эмоциональное состояние которого тоже оставляло желать лучшего, так как в его деревенской жизни наметились малоприятные перемены. Губастого волонтёра по его версии происходящих событий как доверенного человека и сотрудника, на которого всегда можно положиться в трудном и ответственном предприятии отправили среди зимы реанимировать Третий дом с задачей отогреть и запустить там размороженное отопление. После чего и «кинуть якорь» на новом месте пока в гордом одиночестве, а затем якобы будет сформирована небольшая группа единомышленников-отщепенцев. В изложении Подробного эта история сводилась к тому, что невесть с чего поверивший в себя Азиатский Хан так здесь уже всем надоел своими наивными хитростями и беспардонной наглостью, что его отправили на выселки явно указывая направление на выход. Тем более, что денег за его содержание в Центре никто не платил.

Пиковый волонтёр, высокомерно спросив у Доктора совета по поводу восстановления системы отопления услышал в ответ стандартный для утра главного героя набор изощрённой иронии и жёсткого сарказма. Поугрожав от безвыходности для поддержки своего лютого образа старому нарку горделивый потомок Чингисхана или как минимум его конюха, сразу после завтрака отвалил в свои новые владения. Появившись только на обеде, он выглядел даже несколько неестественно весёлым и чрезмерно оживлённым, пытался шутить, поддерживать разговор и по завершению трапезы снова исчез. Возникнув в следующий раз на Первом только на ужине, Казах напротив был замкнут, чем-то сильно заморочен и суетливо куда-то спешил. Наблюдательный Доктор внимательно следил за угрожавшим ему утром потенциально опасным персонажем и очень явно зафиксировал его бегающий взгляд.

Вечер рядового реабилитационного дня шёл своим размеренным обычным порядком: реабилитяне читали свои анализы чувств, давали друг другу обратные связи и как говорится ничего не предвещало…Первым из дома внезапно стартанул Подснежник. Следом поступила команда срочно собираться Гембе и он тоже покинул избушку. А затем несколько раз моргнув погас свет, причём как было видно из окон во всей деревне. Подробный обратился ко всем с просьбой сохранять спокойствие и не совершать опрометчивых поступков. Пацаны зашушукались, а Булка начала заводить истерию. Подробный в шутку сказал, что если кто-нибудь займёт чем-нибудь Булкин рот, то он точно этого не заметит и никому не расскажет. Все заржали, а Булка немедленно заткнулась. Постепенно глаза начали привыкать к темноте и попадающего в окна отражения от белого снега Луны и звёзд уже вполне хватало чтобы различать силуэты. И только из окна консультантской был виден куда более мощный источник света. Где-то на другом краю деревни полыхало яркое зарево пожара.

Горел Третий дом. На это наталкивало мысли срочное отбытие Глеба с Гембой, об этом догадывались знающие местную географию Боцман с Японцем, это не стал скрывать Подробный наводя тень на плетень. И хотя пожар был довольно далеко, но сполохи пламени поднимались очень высоко в зимнее небо и видно это завораживающее зрелище было более чем отчётливо. Ребята по очереди выходили в коридор чтобы полюбоваться красотой вечернего светопреставления ну и подумать при этом каждый о своём, хотя наверняка в одинаковом направлении. Доктор после того, как вдоволь насмотрелся на бушующую во тьме огненную стихию уединился в своём излюбленном дальнем углу в общем зале и пытался справиться с переполнявшим его оживлением и позитивным ожиданием и порождёнными этими чувствами мыслями:

«Ну наконец-то подфартило! Теперь приедут пожарные дознаватели, глядишь и подымут кипиш… А если вдруг там кто погорел, да лучше бы наглухо, то тогда сто пудово эту лавочку прикроют! Хоть бы там этот «Рисовая рожа» «оскалился»[271 - «Оскалиться» – (жарг.) умереть, погибнуть.], прости меня, Господи!».

Постепенно яркость пожара уменьшалась, а ясности в происходящем на Третьем доме не появлялось. Электричества тоже так и не было и с наступлением времени отбоя Подробный предложил ребятам укладываться, как, собственно, все безоговорочно и поступили. Но занявши свои спальные места народ категорически не в силах был угомониться. Возбуждение и иллюзорные надежды на скорейшее освобождение переполняло всех и каждого. Кроме того, в отсутствии консультанта никто не пресекал запрещённые после отбоя разговоры, и все базарили в полный голос не обламываясь. Шибче всех разошёлся Фагундес. Он в красках со смачными подробностями играя голосом рассказал, как представляет себе их совместный секс с Булкой. Все без исключения, даже почтенный дядя Витя с огромным интересом слушали эту эротическую фантазию подобно радиопостановке по транзисторному приёмнику из Докторского пионерского детства и только Булка время от времени позволяла себе перебивать рассказчика уточняющими вопросами типа:

– Как ты меня развернёшь? Что я тебе сделаю? Тебе будет хорошо? А ты мне что?

Угомонились все далеко за полночь, да и проспали утром гораздо дольше обычного так как света по-прежнему не было, и повар пошёл готовить завтрак только с восходом солнца. Обломав надежды на «ужасный несчастный случай», на завтрак вернулись все трое: Глеб, Гемба и Казах, в котором не осталось и следа от былой надменности. Он был растерян, молчалив, обескуражен и даже несколько жалок. Гемба на перекуре рассказал, что подслушал как Подснежник командуя тушением пожара по телефону с Пятого дома постоянно твердил Карману бывшему в то время Консулом Тортуги и старшему Коту волонтёрившему там же сопровождавшим Гембу непосредственно на пожаре:

– Смотрите внимательно за Гембой! Он вам обоим пиздюлей вломит и уйдёт! Ещё и телефон заберёт с собою!

После этого утра больше Доктор Пикового в деревне не видел. Как позже поделился с бывшим братом Подробный случайно приехавший в тот злополучный вечер в деревню Городок стал очевидцем пожара. А днём следующего дня как раз после упомянутого завтрака Татуированный Духовный Лидер, совместным отбыванием срока с которым постоянно кичился перед всеми Казах, указал тому путь на все четыре стороны. И побрёл «турбовичевой»[272 - «Турбович» – (жарг.) туберкулёз и ВИЧ совместно.] Казачёнок передвигая своими изогнутыми под коня ногами по заснеженной бескрайней дороге посреди сибирской зимы в направлении районного центра…

Глеб Валерьевич, оставаясь верным своему излюбленному амплуа в привычном уже для Дока репертуаре сразу после релакса собрал общину Первого дома в общем зале и торжественно обратился к народу:

– Сегодня Казах был с позором изгнан из нашего реабилитационного центра! Он поставил сопротивление лечению во главу угла своей жизненной философии и наотрез отказывался принимать наши с вами советы и помощь! Я считаю, что человеку, порабощённому Зависимостью до такой степени, совершенно незачем было здесь оставаться и заражать своей тёмной энергетикой других людей, то есть всех нас! Ведь мы все с вами гиперчувствительные люди и легко подхватываем негативные волны, а большинство из вас ещё не окрепло и не научилось управляться с этой стихией! Поэтому своевременное отсечение гнилой ветви от нашего с вами дерева я считаю болезненной, но жизненно необходимой операцией для спасения всего остального древа!

Оратор ещё долго разглагольствовал в подобном ключе, но увидев ироничную ухмылку на лице главного героя недовольно прервался и повторив Докторское выражение лица с нескрываемой издёвкой обратился к нему:

– Вот скажи нам пожалуйста честно! Завидуешь Казаху? Хотел бы оказаться на его месте и сейчас быть на пути в город?

Док пристально посмотрел на своего ненавистного визави и не пряча взгляда с трудом сдерживая мат и сглаживая свои мысли ответил: