Пуд соли, или 12 Шагов в «Северном сиянии»

Но Китай, сидевший на анализе рядом с Доктором предчувствуя свою участь и заранее готовясь к отпору категорически отказался добровольно изолироваться от коллектива скинув олимпийку и вообразив себя Шаолиньским монахом приготовился к схватке. Он не стал дожидаться, когда ему вломят и первым атаковал Казаха, но равенство весовых категорий, стеснённость помещения и цепкость противника не дала ему одержать молниеносную победу и бой перешёл в фазу вязкой борьбы. Зато, когда тяжеловес Подробный подключился к ударному точечному массажу Китайской печени в комнате невыносимо завоняло говном и Китаец с разбитой в кровь физиономией, полными штанами собственного кала и мольбами о пощаде вынужден был признать своё поражение и отправиться зализывать полученные раны в трюм.

Из увиденного тем вечером Доктор сделал для себя очень даже невесёлые выводы. Прежде всего он лично убедился в том, что в местной терапии однозначно применяли грубую физическую силу. До этого случая он только слышал о практикуемом здесь рукоприкладстве в рассказах очевидцев и не хотел этому верить, сомневаясь до последнего так как даже в дурдоме использовались более гуманные методы работы с буйными пациентами. Кроме этого, он пришёл к убеждению, что физическое воздействие носило неконтролируемый, стихийный характер, целиком и полностью зависело от психофизиологических параметров исполнителей.

Этот факт вообще вселял в него определённую тревогу так как Док уже имел обострённые личные взаимоотношения с большинством из потенциальных исполнителей возможного заказа на него самого. И самое печальное заключалось в том, никто из присутствующих даже не попытался воззвать к голосу разума духовно подросших волонтёров, когда они в четыре ноги и в четыре руки пинали и били валяющегося и без сопротивления просящего их сжалиться над ним Китайца. Из этих умозаключений получалось, что оптимальнее всего было избегать обострения конфликтных ситуаций до применения мер физического воздействия. Ну а если бы уж не дай Бог подобное несчастье и произошло, то следовало без тени сомнения воспользоваться исключительными мерами для вывода из строя основных боевых единиц терапевтов.

Выпущенному через несколько дней Китайцу дали возможность публично покаяться перед группой на «горячем стуле», пристегнули к ноге сестру и определили на дежурство. В точности, как и предсказывал Боцман, опиравшийся на прежний опыт Китайских сезонных обострений, это был уже совершенно другой Китай – вежливый, добрый, обходительный. Доктор как раз поварил в первый день его дежурства и сразу получил вводную директиву убирать все ножи в недоступное для дежурного место. Главному герою вроде, как и стало немножечко жалко двигающегося с синяками и гирей бедолагу, но ровно до того момента как Док украдкой обернувшись увидел, как полоумный с перекошенным злобной гримасой лицом что-то предъявляет своей тетради для анализа чувств безмолвно шевелящимися губами …

Глава 7. Пути Господни неисповедимы

Старший кухонный (куда ведёт меня пастырь мой?)

На следующей неделе старший повар Фагундес совершил непростительную ошибку что, впрочем, не помешало ему в последующем повторить её ещё несколько раз за время своей реабилитации. Фага пошёл на «проговор»[227 - «Проговор» – один из простейших инструментов практикующийся в работе с чувствами, заключающийся в выносе чувств и мыслей кому-либо.] к сменившему Большого Бороде. И честно и откровенно поведав тому, как его всё здесь достало, обратился с просьбой отпустить его восвояси на все четыре стороны. Проницательный Глеб Валерьевич, поблагодарив отчаянного резидента за откровенность, смог расположить Фагу к себе и торжественно пообещал ему помочь. Правда при этом деликатно забыв упомянуть о том, что помощь не всегда бывает приятной. Но их диалог оказал на Фагундеса должное терапевтическое воздействие, и он даже как-то после беседы воспрял духом начав строить какие-то иллюзии в своей больной голове несмотря на лёгкое физическое недомогание в виде простуды.

Необходимо отметить, что Великий Магистр, прибыв на смену, находился в прекрасном настроении и на духовном подъёме, при каждом удобном случае публично демонстрируя своё расположение к Доктору. С утра за завтраком он нахваливал перед группой «чудесно» приготовленную главным героем кашу, основным достоинством которой было клубничное варенье из привезённых им же посылок. А на обеде Главный Консул восхищался, предлагая всем разделить этот неописуемый восторг, «изумительным» гороховым супом. Дело в том, что в суп ушла целая палка хорошей дорогой копчёной колбасы из тех же самых посылок, и его с таким наполнителем вообще было трудно испортить! Доктор изрядно напрягся от этих несвойственных для Главного терапевта похвал в свой адрес, ожидая каждое мгновение коварного подвоха. А уже ближе к ужину Алтайский Шарлатан начал прочить отповарившего всего пять смен Доктора в старшие кухонные вместо Фаги, который был наоборот подвергнут жёсткой критике за безответственное отношение к своим обязанностям и своему эмоциональному состоянию. Фага опешил от такого неожиданного вероломства со стороны Духовного Наставника, и новая волна жесточайшей депрессии с обострением простуды накрыла его с головой куда пуще прежнего.

У Глеба Валерьевича, когда это касалось помощи другим зависимым, слова никогда не расходились с делом. Он не откладывал необходимые терапевтические воздействия в долгий ящик, и уже на следующее утро после непродолжительной беседы в консультантской им самолично было объявлено на группу, что Фагундес сильно устал и нуждается в отдыхе. А по сему Фага был отправлен в лежачий тренинг с завязанными тёмной тряпкой глазами, на свой шконарь на втором ярусе над Пиной. Для наиболее продуктивного отдыха его ежедневный рацион ограничивался до трёхразового куска хлеба с водой и вводился полный запрет на курение и общение с группой. Аслан и Японец, сменяя друг друга, раз в час читали ему священный текст о жалости к себе. А Доктор же был назначен исполняющим обязанности старшего повара.

Странные противоречивые чувства охватили главного героя после этого стремительного продвижения по местной карьерной лестнице. С одной стороны его не могло не радовать освобождение от ненавистного каторжного кухонного труда. А с другой стороны, интуиция и жизненный опыт подсказывали ему, что не всё так просто. Ну вот с какого перепуга и за какие такие заслуги ему свалилось на голову подобное счастье?! Другие реабилитяне по несколько месяцев «погибали» на проклятой кухне, а он стал старшим кухонным всего после пяти поварских смен. Какой же «сюрприз» приготовил ему неутомимый выдумщик и затейник Глеб Валерьевич Самохвалов?!

Ища ответ на этот вопрос, Доктор вспоминал и о перипетиях Фагиного предшественника на шеф-поварском посту Хама. Поскольку Хам и Доктор жили по соседству в чилинарии и где-то даже приятельствовали несмотря на пятнадцатилетнюю разницу в возрасте, то Хам вполне откровенно делился со старшим товарищем тем, как он ненавидит кухню, сколько «геморроя» она вносит в его жизнь и просто как того всё здесь задолбало. Закончилась эта не любовная история с кухней для Хама очень даже грустно – его «с позором» отправили в распоряжение Кота, произведённого по этому случаю в ответственного за весь банно-прачечный комплекс. В местное ЖКХ вошли действующая старая маленькая банька, достраивающаяся большая новая баня и двухместный деревенский сортир. Поупражнявшись недельку другую на мытье сортира, Хам, которого собратья с подачи досрочно с выезда, покинувшего деревню Полторашки, всё чаще стали называть Вавой стал осваивать ремесло банщика, где он и потерпел следующее сокрушительное фиаско.

В один совсем не прекрасный для него послебанный день, когда на улице уже стоял нормальный колотун и вовсю кружили «белые мухи», Великий Магистр собрал группу после релакса в зале и вывел подавленного и склонившего голову Ваву к доске перед собравшимися. Подобно актёру деревенского ТЮЗа в образе государственного прокурора, картинно вскинув руку и указывая ею на обвиняемого в суде Хама, он обратился к группе присяжных заседателей с примерно следующей обвинительной речью:

– Посмотрите, пожалуйста, внимательно на этого человека! Именно из-за его элементарного разгильдяйства и безответственности мы все собравшиеся здесь могли сегодня в лучшем случае остаться посреди зимы на улице раздетыми без тёплых вещей и без крыши над головой! А при неудачном раскладе не исключено, что кто-то из нас мог бы серьёзно пострадать и быть может даже безвременно трагически погибнуть!

Добрых полтора десятка глаз смотрели спросонья на Хама, и их обладатели, находящиеся в полном неведении о произошедших во время релакса событиях, напряжённо силились понять, что же такого ужасного умудрился сотворить их с виду вполне миролюбивый и добродушный товарищ. Как выяснилось из продолжения речи деревенского прокурора, Вава на хозах выкинул не прогоревшие до конца печные угли за деревянный забор, и тот чуть было не полыхнул, благо волонтёры вовремя заметили дымок перед самым релаксом и потушили очаг несостоявшегося пожара. Дальше Доктору было абсолютно не интересно слушать почти часовое обличение сотрудников ЖКХ во всех смертных грехах, так как лично он сокрушённо мысленно обвинял недотёпу Ваву за то, что не оказался сегодня на улице раздетым без тёплых вещей и без крыши над головой. По итогу Хам на пару с Котом за допущенную безответственность отвращались какое-то неимоверное количество кувырков голышом в сугробах, но это пошло только на пользу их взаимоотношениям и привело к возникновению полного взаимопонимания в их банном коллективе. А Док с Фагой в последствии время от времени в шутку позволяли себе упрекнуть Хама в том, что тот совершенно не на что не годен, так как даже этот грёбанный дом спалить не смог…

И Доктору, назначаемому на пост старшего повара, совсем не улыбалась перспектива повторять этот путь индейца.

По условиям лежачего тренинга Фагундес должен был хранить молчание под угрозой усиления изоляции, то есть помещения в погреб. Все без исключения реабилитяне же должны были сохранять режим молчания по отношению к нему под страхом групповых последствий. В качестве групповых последствий могли применяться афганы, хоровые читки «Синей книги AN»[228 - «Синяя книга AN» – базовый текст Анонимных Наркоманов, в который включены традиции и шаги сообщества. В тексте можно найти преамбулу, лозунги и символику мирового сообщества АН. Материалом для этой книги послужил личный опыт членов Сообщества Анонимных Наркоманов.] или коллективная писанина гербов до рассвета, а также любой каприз из неиссякаемого багажа гадостей Бородатого Демона. Но понятное дело, что поскольку в реабилитационном центре «Северное сияние» собрали самых неисправимых нарков чуть не со всей страны, то в доме, в котором проживал весь «цвет» «Северного сияния» на все запреты и ограничения всегда находились наркоманские лазейки. Фага через день другой лежки, изрядно оголодав, через своего соседа по шконарю Пину незаметно передал Доктору «маляву»[229 - «Малява» – (жарг.) записка.] с убедительной просьбой «подогреть»[230 - «Подогреть» – (жарг.) здесь: поддержать, подкормить, передать.] его Тульским пряником с джемовой начинкой из кухонных закромов. Док не находил в помощи товарищу совершенно ничего предрассудительного, но опасаясь, что это может быть хитроумный капкан, приготовленный Великим Магистром, решил именно с пряником Фагундеса «продинамить»[231 - «Продинамить» – (жарг.) не выполнить взятые на себя обязательства. Здесь: проигнорировать.]. Главный герой опять же в силу богатого жизненного опыта предпочитал на всякий случай вообще никому не доверять полностью, дабы не испытывать горечь разочарований. Его очень смущала и сама записка, как доказательство его преступления, так и пряник, которых было всего три экземпляра и их наличие можно было легко проверить в любой момент. Поэтому, никуда не торопясь он жестами объяснял нетерпеливому страдающему от голода товарищу, постоянно при каждом удобном случае задающему глазами немой вопрос, что всё обязательно будет, но позже. Вторым поваром, как пояснил Великий Целитель временно для улучшения работы с чувствами, был назначен Пина. Его-то Доктор и попросил между делом «подогреть» страдальца конфетками из «общака», на что понимающий сиделец заметил, что уже давно сам всё грамотно исполнил.

Великий Магистр всю неделю упорно продолжал превозносить перед группой Доктора. Он отмечал его достижения на кухне на посту старшего кухонного, успехи на обустройстве новой бани, где Док мастерил с Японцем на хозах и после релакса потолки и мебель, прогресс в освоении программных премудростей на читках и анализах чувств. За неудовлетворительно написанную дядей Федей «Историю химической зависимости» был подвергнут жесточайшим репрессиям его старший брат Аслан. В проникновенной речи перед всей группой Глеб Валерьевич обратился к Доктору с просьбой помочь несчастному пожилому мужчине дяде Феде разобраться с написанием работы и анализа, так, как, по его мнению, только такой ответственный человек как Доктор сможет с этим справиться. Для усиления эффекта в качестве положительного примера был приведён «несомненный прогресс» в программном творчестве братца Стасика. После такого пламенного воззвания Доку ровным счётом ничего не оставалось делать, как смиренно поблагодарить Бородатого Духовного Лидера за высокую оценку своих скромных трудов и принять на баланс второго брата алкоголика. Он решил неуместным прилюдно сомневаться в оценке ситуации со Стасиком этим заслуженным борцом с коварной зависимостью, хотя и в упор не видел там даже никакого намёка на упомянутый им прогресс. Кроме того, его очень сильно беспокоило как он будет выкручиваться из западни, в которую его толкают с двумя невменяемыми братьями-алконавтами.

Как-то к нему в чилинарии подсел Боцман и терпеливо дождался пока они останутся наедине.

– А я как погляжу ты с Глебом Валерьевичем прямо «закорешился»[232 - «Закорешиться» – (жарг.) подружиться.]! Он тебе комплименты отпускает, в пример другим приводит! Да и вообще ходите, улыбаетесь мило друг другу, чуть «в дёсны не долбитесь»[233 - «Долбиться в дёсны» – (жарг.) целоваться.]! Со стороны так просто загляденье! – со знакомым Ленинским прищуром и специально наигранным восхищением глядя прямо в глаза Доктору начал разговор Боцман.

– Так я вот о чём тебя хочу по-товарищески предупредить! Ты особо-то не расслабляйся! Он тебя сейчас пообхаживает, похвалит, погладит, а потом, как только ему понадобится, «подкинет»[234 - «Подкинуть», «подбросить» – (жарг.) подставить, подвергнуть репрессиям.] так, что мало не покажется! В погреб там или на сортир или еще, какую пакость изысканную придумает, он на эти дела мастер! Когда это точно случится только он и Фима знают, но случится стопудово! Я тут эти номера сотню раз уже видел! Вот и захотел тебя заранее предупредить, чтобы потом не так сильно «уронило»[235 - «Уронило» – (жарг.) ударило по чувствам, расстроило, опечалило.]. Предупреждён – значит, вооружён! Вот так-то! – Боцман закончил свою искреннюю речь и, хотя он не сказал ровным счётом ничего нового, о чём бы далеко не глупый Доктор не догадывался сам, но на душе у главного героя сильно заскребли кошки.

Глеб Валерьевич по дню с завидной регулярностью наведывался на кухню, благо она была прямо напротив консультантской. Он всегда проявлял неподдельный интерес к процессу приготовления еды, при этом делился опытом с поварами, давая советы и делая замечания. Как ни странно, эти замечания носили доброжелательный оттенок и удивительным образом не приводили к привычным в таких случаях последствиям. Так же он нашёл время конструктивно поговорить с Доктором и Пиной как с мастеровыми мужиками об обустройстве кухни, ремонте мебели и морозильной камеры. Практически при каждом посещении пищеблока Духовный Наставник не забывал закинуть что-нибудь на добрую память в свой желудок, при этом через раз сетуя то на беспокоившую его печень, то на застарелую язву. Особенно не равнодушен он был к шкафу со сладостями, ныряя туда без спроса при этом, нелепо улыбаясь и говоря о том, что он взяток не берёт ни от кого за исключением старшего повара и только в виде конфет. О его кишкоблудстве по Центру ходили легенды и это при всём при том, что он периодически обращался к группе за обеденным столом с обличительными манифестами о проявлениях наркомании в виде обжорства и неумеренности в еде. По итогу своего обращения он призывал всех следовать его примеру и отказываться от части своей порции, демонстративно отдавая её в пользу нуждающихся.

Уже в четверг вечером, когда Боцман, облачившись в кухонный фартук, стоял у плиты и жарил оладьи к вечернему чаю, Бородатый Духовный Лидер провёл для них с Доктором мастер-класс применения двойных стандартов. Поинтересовавшись у Доктора удачный ли, получился замес и вкусные ли сегодня будут оладьи, Главный Консультант, услышав от того ответ, что употребление оладьей было бы не допустимым своеволием с его стороны, картинно закатил глаза, причмокнул и щёлкнув пальцами выдал следующую аксиому:

– Так ведь надо правильно оценивать свои действия! Если ты как старший повар пробуешь приготовляемую поваром еду на предмет пригодности и достаточности входящих в неё компонентов или оценки степени готовности, то это, безусловно, дегустация, направленная на обеспечение качественного и здорового питания всего нашего коллектива, и она естественно входит в круг твоих обязанностей! – изрёк он, многозначительно подняв указательный палец правой руки вверх, тем временем левой выбрав из таза с готовыми оладышками экземпляр позажаристей.

– А вот если ты просто решил бессовестно набить кишечник, прикрывшись своим положением, то, само собой разумеется, это грубейшее своеволие со всеми вытекающими из этого обстоятельства последствиями! – Мудрый Учитель глубокомысленно подвёл логический итог урока и, порвав напополам выбранную оладью одну половинку, тут же утрамбовал в свой рот, а вторую протянул Доктору.

После тог как Борода, похвалив Боцмана за удачный замес и прихватив с собой ещё один оладышек удалился с кухни по другим требующим его непосредственного участия делам Доктор и Боцман переглянулись друг с другом ироничным многозначительным взглядом взяли из того же таза по оладью на пробу. Уж кто-кто, а они-то взрослые опытные мужики видели этого проходимца насквозь и точно совершенно правильно оценивали ситуацию! Но с этого момента получив, таким образом, благословение самого Великого Магистра Доктор взял за правило лично проводить дегустацию всех интересных с точки зрения кулинарии блюд.

Фагундес выспавшись и отлежав все бока к концу недели, спрыгнул со шконаря, обратившись к Адептам Высшей силы, что те могут делать с ним всё что хотят, даже «отметелить»[236 - «Отметелить» – (жарг.) побить.] если им от этого станет легче, но лежать он больше не может. Главный Терапевт улыбнулся восставшему из сна своей неповторимой иезуитской улыбкой, заверив Фагу, что они не изверги и отправил того на свежий воздух. На улице щербатый Казах вручил бывшему десантнику детский совок для песочницы и тот принялся им на потеху всем перекидывать снег через более чем двухметровый забор. Фагу определили ответственным за сортир под начало того же самого Кота. А Доктор, таким образом, полноправно вступил в права ответственного за кухню.

Очередной конфуз случился с приятелем Дока Фагундесом немного погодя когда он умудрился прилюдно повздорить со своим новым шефом. Киска при желании мог взъерошить кого угодно, даже такого неконфликтного человека как Фага. Так Глеб Валерьевич тут же распорядился на несколько дней связать их за руки метровой верёвкой и выставить на дежурство. Очень забавно было наблюдать как Фага стоя на улице у дверей сортира дёргает за верёвку торопя Кота, сидящего на «очке», а тот в ответ истошно голосит, выражая своё недовольство. А когда молодые задиры начали громко выяснять чья же из них в этом вина, то длина верёвки по распоряжению Великого Магистра была немедленно укорочена вдвое. И пришлось им приходить к консенсусу в срочном порядке, так как дальнейшее укорачивание верёвки неумолимо приводило бы к недопустимым комичным ситуациям при посещении туалета, бани, умывании и сне. С подачи изобретателя сего «Тяни-Толкая» называть дубль-дежурного было велено «Котопёс».

Следующая неделя пролетела относительно быстро и незаметно. Большой ходил по дому и трёс своей гладко выбритой башней вследствие необратимых изменений в моторике полученных в результате употребления сильнодействующих синтетических химических веществ. Доктор, исправно платя дань Адептам Высшей силы, требуемыми съестными припасами обеспечил себе относительный комфорт и спокойствие. Он вникал в процессы круговорота продуктов в реабилитационном центре и приспособил присланный ему родителями ежедневник под учёт движения провианта. Кроме написания собственной огромной в силу солидного возраста основной письменной работы «Биография химической зависимости»[237 - «Биография химической зависимости» – (БХЗ) одна из основных письменных работ, в которой в повествовательной форме от первого лица необходимо отразить основные фазы течения и проявления заболевания зависимость на протяжении всей жизни повествующего, по объёму изложения один тетрадный лист в каждой строчке на каждый год жизни.] ему приходилось заниматься и программным творчеством двух своих братьев-алкоголиков.

Пятидесяти шестилетний Фёдор, простой деревенский крановщик, которого вместе с братом, проживающим сейчас на Тортуге, любящие дети отправили сюда привести здоровье в порядок, после затянувшегося праздника был ответственным и исполнительным мужиком ещё советской закалки. Он исправно делал все, что ему говорили практически, не обременяя, Дока. Кроме того, сам дядя Витя на самодисциплине взял шефство над близким ему по возрасту дядей Федей и с этой стороны вообще всё складывалось в ёлочку. А вот Стасик продолжал исполнять затейливые номера в своём репертуаре, чем изрядно досаждал Доктору. Правда, каждый день уделавшись с головы до ног в печной саже он неизменно вызывал, дружный смех у задорного коллектива соплеменников.

В этом месте повествования необходимо отметить крайнее недовольство повара Мороза назначением Доктора на пост старшего кухонного. Если с Пиночетом у Дока взаимодействие на кухне складывалось наилучшим образом как у двух взрослых понимающих друг друга людей, то во взаимоотношениях с Морозкой главный герой шкурой чувствовал растущее напряжение. Боцман тоже рекомендовал обратить внимание на завистливого подчинённого и не расслабляться с ним ни на миг. Но на неделе Большого Мороз затаился, ограничившись лишь мелким нервомотством.

Самым «авторитетным» в доме стал просторный деревянный шконарь в чилинарии на первом ярусе, которого проживал Доктор, а на «верхней палубе бросил якорь» Боцман. Именно его постояльцами принимались ежедневные самые судьбоносные в рамках реабилитации решения, а именно что сегодня будем жрать, и кто сегодня будет наказан. Боцмана же ещё раньше назначили хранителем святая святых дисциплинарного журнала и ответственным за дисциплину. Он здорово прикрывал спину Доктора исправно «забывая» вносить в «дисциплинарку» добрую половину «художеств» Стасика, да и единичные проколы самого Доктора, спасая его от последствий. Ну и, конечно же, не могли остаться незамеченными от двух пар цепких опытных глаз старых товарищей нарушения дисциплины и правил внутреннего распорядка Центра со стороны тех, кто осмеливался усомниться в их привилегированном положении и пытался бросить им хоть намёк на вызов. Доктор же вносил «продуктовый» вклад в их ОПГ исправно снабжая своего беззубого друга шоколадными конфетами. Про этот совсем небольшой период времени пребывания двух немолодых уже кайфожоров в реабилитационном центре «Северное сияние» можно было сказать, что «жизнь удалась».

Хомут и прочая «терапия» (стада кентавров на лугах)

В начале декабря накануне приезда Бородатого Духовного Лидера Балагур, проходивший стажировку на волонтёра на Втором доме и потому свободно двигающийся по деревне, приволок на Первый старый деревянный лошадиный хомут, обёрнутый грязным войлоком. Неизвестно в каком сарае он его отрыл, но заглянув вечером в общий зал, где проходило общее групповое мероприятие, Бэл довольный собою, показывая всем свой трофей на высоко вытянутой руке с нескрываемым злорадным ликованием выдал:

– Вот! Гонять в нём будете по кругу!

Собравшимся в зале стало не до смеху. Все прекрасно понимали, что такой гаджет в преддверии приезда Бородатого Демона может означать только одно – гонять с ним придётся! А ведь никто из присутствующих не хотел прочувствовать на своей шее нелёгкую лошадиную долю. У Доктора резко упало настроение вплоть до консультантской пересменки, так как он предчувствовал, что его слишком уж вольготному по местным меркам положению вот-вот наступит конец и происходить это свержение с пьедестала будет в унизительно-оскорбительной форме. Старый грязный лошадиный хомут полностью отвечал представлениям главного героя об унижении и оскорблении, и он для себя принял окончательное решение не одевать это ярмо себе на шею, ни при каких обстоятельствах.

Верховный Целитель, появившись в назначенный час на пороге общего зала, с ходу поинтересовавшись, где суперприз от Балагура велел принести его немедля. Затем по своему обыкновению подвёл теоретическую основу, объяснив всем присутствующим значимость и важность эмоционального состояния для зависимого человека. Подытожил своё выступление постулатом о личной ответственности каждого за своё эмоциональное состояние и объявил дефектом недели «безответственное отношение к своему эмоциональному состоянию» (БЗО к ЭМО). Проведённое в срочном порядке тайное голосование среди всех реабилитян Первого дома определило победителем Доктора.

Старый нарк, конечно же, не собираясь признавать факта того, что проходил в жёстком негативе с чёрным лицом с самого появления треклятого лошадиного ярма посчитал всё происходящее очередной постановой ненавистного «бородатого козла» посредством рыжего шулера Борисыча, проводившего подсчёт голосов уже приготовился дать решительный отпор любым попыткам нацепить эту хрень на него. Но неожиданное послабление условий проведения тренинга со стороны Главного Консультанта, заключавшееся в том, что хомут надо просто всё время таскать с собой в руке и не оставлять на расстоянии более метра от себя уберегло Доктора от его агрессивных намерений. Несмотря на бушующие внутри него ненависть и злобу он счёл благоразумным подчиниться и молча взял, и поставил возле себя новый гаджет.

Вечером того же дня он, Хам и Кот были приглашены в консультантскую для прочтения своих анализов чувств самому Великому Магистру. Тот довольный после бани растянулся на своём диване с голым торсом и, закатив в блаженстве глаза, велел первому начинать Коту. Киска, по своему обычаю побледнев от страха начал, было что-то лепетать, но был стремительно оборван грозным Консулом в самом начале своего повествования. Далее Кошак подвергся жёсткой получасовой критике, во время которой сидел потупя взгляд в пол, не решаясь ни оправдываться, ни тем более вступать в полемику с представителем Высшей Силы.

С Хамом, оставив Доктора напоследок, Бородатый Целитель провернул примерно тот же самый трюк. Реакция Хама на происходящее ничуть не отличалась от реакции Кота. Он тоже тщательно отмалчивался, боясь навлечь на себя беду. Наблюдая весь этот балаган со стороны, главный герой разгонял в себе гнев и ненависть, подпитывая их тем, что время от времени поглядывал на стоящий рядом хомут. Он определил для себя неприемлемым молча глотать оскорбления Алтайского Шарлатана. И когда тот прервал чтение главного героя уже на третьем событии АЧ, посвящённому утренней стычке с волонтёром, Док яростно пустился в дискуссию со своим ненавистным оппонентом. В своей пламенной речи, насыщенной красочными эпитетами, он упомянул и своё отношение ко всему происходящему вокруг и, в частности, к фокусу с хомутом. Подскочивший от неожиданного отпора со своего дивана и раскрасневшийся как барышня с мороза Борода неистово завопил:

– Я не позволю тебе безнаказанно оскорблять сотрудников Центра! «Северное сияние» успешно функционирует на протяжении уже почти десяти лет! За это время через нас прошло более трёх тысяч человек, большинству из которых мы не просто помогли, а можно сказать спасли их жизни! И если ты, наркоманская мразь, ещё хоть раз разрешишь себе полить хоть кого то из персонала своими погаными помоями, то я сделаю исключение из своих принципов консультанта, и ты будешь отвечать передо мной лично по-мужски своей мордой!

Доктор буквально ликовал от того, что вызвал такую реакцию и вывел Бороду на такие чувства. Здравомыслие подсказало ему, что лучше не стоит показывать своей радости и не стоит ничего отвечать, дабы этот пренеприятный тип от слов не перешёл к делу. Но Духовный Наставник уже так раскочегарил себя, что даже и не собирался останавливаться. Он затянул из коридора, пришедшего одеться после бани[238 - Жильцы Второго и Пятого домов, зимой организованно приходя в свои банные дни в маленькую баню ввиду стеснённых условий раздевались и оставляли свои вещи на летнике и в коридоре Первого дома.] с группой Второго дома Гембу, и начал ему «втирать»[239 - «Втирать» – (жарг.) убеждать, как правило предвзято и нечестно.], что Док считает себя лучше всех на свете и в хрен никого не ставит, в том числе и Гембу тоже. При этом чтобы гарантированно столкнуть лбами две достаточно сильные личности он потребовал от Гембы дать свою оценку услышанной лжи. Лукаво противопоставив Доктора и Гембу этот прохиндей не смог уже остановиться на достигнутом и пустился в пространные рассуждения о самооценке:

– Это твоё напускное высокомерие является следствием крайне низкой самооценки! А подтверждение этому твоё отношение к простому тренингу со средством визуализации в виде обычного лошадиного хомута. Вот у меня с самооценкой всё нормально и мне никакие ложные представления о себе даже не мешают поступить вот так! – и с этими словами он схватил грязное лошадиное ярмо и, просунув в него свою голову, одел эту приблуду себе на шею поворачиваясь во все стороны и демонстрируя окружающим насколько комфортно и превосходно он себя в нём чувствует.

Реакция внимательно наблюдающих за этим представлением ребят была различной. Кот, пребывая в состоянии ужаса от кипевших вокруг страстей и эмоций, смотрел на всё немигающим взглядом на окаменевшем бледном лице. Хам с видом «мама, роди меня обратно» с нетерпением ждал, когда это всё, наконец, уже закончится. У весёлого приколиста Гембы при виде Бородатого Духовного Наставника в образе запряжённого кентавра в глазах сверкнул озорной огонёк, который не ускользнул от самого внимательного кентавра. Подснежник тут же предложил Гембе примерить хомут на себя для проверки собственной самооценки, но тот оказался не готов настолько поддержать Учителя и деликатно отказался, сославшись на то, что он только что из бани, а инвентарь был далеко не совсем чистый.

Это немаловажное, но не принятое во внимание обстоятельство начало доходить и до самого блистательного актёра. Выгнав испортившего представление Гембу восвояси и брезгливо сняв с себя элемент лошадиной упряжи, он начал интенсивно начёсывать мгновенно покрасневшие шею и плечи. По всему было видно, что эти распаренные после бани части его тела от контакта с грязным войлоком, обтягивающим хомут, невероятно зудели, доставляя Бороде жуткий дискомфорт. Глядя на потерявшего кураж бесконечно почёсывающегося, психовавшего и гримасничающего при этом Главного Консультанта злорадствовал уже не только Доктор, но и молодые пацанята. На этом вечернее шоу так бесславно и закончилось. А самым ценным советом, которым смог поделиться за этот вечер Консул с Доктором стало то, что хомут надо обязательно почистить и ободрать.

На следующий день Доктор избавился от хомута благодаря применённой практически всей группой тактике «битья» слабых, но неугомонный Целитель прописал ему новое «лекарство». Зайдя вечером в общий зал на проходящий там как обычно по понедельникам общий анализ чувств, он усадил главного героя во главе стола, и терпеливо дождавшись, когда тот дочитает до первого события с проявлением дефекта характера «высокомерие», которых у него было три по плану[240 - План АЧ – давался индивидуально каждому проходящему курс реабилитации усложняясь по мере накопления реабилитационного опыта; корректировался время от времени в зависимости от конкретного проявления тех или иных симптомов заболевания.], прервал чтеца. Задав несколько уточняющих вопросов, он, по своей незабвенной привычке закинув одну ногу на скамью почёсывая попеременно то бороду, то гениталии пустился в пространные рассуждения о проявлении высокомерия как активной психологической защиты при наличии у человеческой личности низкой самооценки. На каком-то этапе его достаточно продолжительного повествования Доктор, терзаемый гаданием чем же эта сольная увертюра Маэстро закончится в этот раз для него лично, упустил логическую связующую нить. И поэтому, когда Главный Консул вынес свой вердикт о том, что для эффективной работы с высокомерием Доку обязательно поможет исполнение песни на утренней зарядке в течение недели тот несколько опешил. Единственное, что Доктор смог сделать для себя в этой ситуации так это выторговать небольшие послабления в пунктах плана своего АЧ.

Вечером он опять долго ворочался на шконаре не в силах уснуть и вспоминая давно позабытую «Ёлочку». И, конечно же, в миллионный раз задавал себе вопрос, чем вообще думали его старые идиоты родители, отправляя его в это Богом забытое место для того, чтобы он был подвергнут бесконечным издевательствам и унижениям. Утром он проснулся за час до подъёма в отвратительном настроении, от того, что не выспался и от предвкушения предстоящего на зарядке сольного выступления. Но ему ничего не оставалось делать, как продолжить повторять детскую песенку. По мере приближения песенного дебюта раздражение и злость росли как на дрожжах. Когда пришло время петь он, смотря в одну точку, выдал первые пару строчек и дело вроде пошло! К его большому облегчению никто из пацанов особо не хихикал, а Японец начал даже подпевать. Когда песня закончилась, будто гора спала с его плеч. Он почувствовал просто невероятное облегчение.

К следующему дню он решил подготовиться более тщательно. Расспросив у брата Феди слова «Катюши» на следующее утро Док затянул её. Подхватили песню кроме Японца уже и Фёдор с Казахом. Всё прошло гораздо проще и легче чем в первый день. Ну и к концу недели это действо, первоначально вызвавшее в нём колоссальное внутреннее напряжение, уже совсем его не беспокоило. Тренинг закончился. Хомут же всю неделю благополучно кочевал от Хама к Стасику не покидая чилинарий. Группа подобно волчьей стае определила слабое звено и отличалась последовательностью при проведении голосований.

Необходимо отметить ещё одно знаменательное событие, произошедшее на той же неделе, косвенно затронувшее главного героя и послужившее новой пищей для его невесёлых размышлений. Где-то во второй половине недели сразу после лекции он как старший повар получил команду срочно подготовить погреб. Старший кухонный всегда самый первый в доме после лечебного персонала получал информацию о том, что кого-то ожидает изоляция в трюме, так в его задачу входило обеспечение сохранности продуктов, которые голодающий арестованный вполне мог употребить без спроса. Недавняя история с молодым Кока-Колой была этому ярким подтверждением. Девятнадцатилетнего рослого отслужившего в десантных войсках Колу привели со Второго дома посидеть в погребе Первого. Он не смог справиться с потребностями своего молодого растущего организма в еде и втянул в себя пару жестяных банок сгущенного молока, хранящихся в погребе, предварительно проткнув их гвоздём. Сразу по обнаружению пропажи сознаваться он не соизволил, зато спустя некоторое время по собственному юношескому скудоумию поделился честной мыслью о своём кишкоблудстве в анализе чувств. Мера воспитательного воздействия для заблудшего отрока по инициативе вездесущего Глеба Валерьевича принималась коллективно на общем собрании жильцов Первого дома. Пацанёнка удалось уберечь от мордобоя, но его вынудили отдать в «общак» Первого сладкую посылку от любящей мамы, что, по мнению Доктора, было вполне справедливым и в течение недели после лекции мыть сортиры на Первом доме, что Док считал уже перебором.

Не успел главный герой спуститься в погреб и только начал собирать продукты как услышал топот ног у себя над головой, щелчки ударов по телу и громкую ругань консультанта Второго дома Зефира. Молодой здоровяк Зефир, держащий кого-то пока невидимого Доктору, показал свою упитанную физиономию в лаз трюма и скомандовал старшему кухонному вылезать оттуда. Док подчинился и, выбравшись наружу к своему удивлению, обнаружил, что малоприятной экзекуции подвергся не кто иной, как Гемба, которого он считал за активное участие в заказных читках преданным Агентом Высшей Силы. Теперь уже к самому Гембе на читках его Первого Шага активно применялась известная со времён Древнего Рима стратегия «разделяй и властвуй». Читки проходили в далеко не дружелюбной атмосфере, и, по всей вероятности, терпение чтеца лопнуло, и он допустил досадный промах. У Гембы было раскрасневшееся лицо, но видимых повреждений не было заметно. Его без особых церемоний запихнули в трюм и захлопнули крышку, надвинув на неё морозильную камеру. Борода сказал, что за сохранность продуктов можно не беспокоиться, а Доктор получил ценные указания о категорическом запрете на общение и «подогрев» нового пленного во время посещений подземного хранилища съестных припасов.

Но уже через пару дней к Доку подошёл Пина и, протянув пачку «хозных»[241 - «Хозное» – (жарг.) обобщённое название всех вещей и продуктов, получаемых от администрации Центра, по аналогии с терминологией, принятой в местах лишения свободы от «хозяина».] сигарет убедительно попросил передать их Гембе. Как впоследствии оказалось, Пиночет и Гемба были хорошо знакомы до попадания в «Северное сияние» и веских причин отказывать своему хорошему товарищу Пине у Доктора не было. Он занёс курево и спички в трюм изолированному, так же как когда-то пацаны помогали и ему самому в трудную минуту.